Семнадцатая карта

— Да, — задумчиво сказал Славик, — Марлены Дитрихи конечно лучше простых баб. Нас обошли. А куда Борман живых немок дел?

— Из них был сформирован костяк Черного Батальона, — сказала Кэт.

— Все-то ты знаешь, — сказал с завистью Никита. И добавил: — Только почему все это поздно?

— Я вам уже сказала: ищите шпиона в ставке.

— А ты не можешь сама определить, кто это такой? — спросил Славик.

— К сожалению, нет. Стоит очень мощный блок. Я не понимаю, что это такое. Возможно, Анэнербо удалось внедрить своего человека в окружение тов. Эстэ.

— Ты не скажи это еще где-нибудь, — сказал Никита. — Сразу на — слово на букву х — расстреляют.

Не обращая внимания на замечание Никиты Сергеевича Хрущева, Кэт добавила:

— Это очень необычный человек, — печально говорит Кэт и уходит.

Два человека в окровавленных белых халатах втаскивают в комнату полуживого человека.

— Кто такой? — спрашивает Ракассавский.

— Я главный врач госпиталя, полковник Вишневский, — говорит высокий бородатый мужик. — А это мой помощник тов. Склифасовский. Майор. В связи с намечающимся Делом Врачей, хочу сразу доложить: этот парень ожил на операционном столе.

— То есть как? — не понял Никита.

— Он был мертвым и ожил? — спросил Славик. — Как это так? И почему он тогда оказался на операционном столе? В морге, что ли?

— У нас, к сожалению, один стол для живых и для мертвых, — ответил Вишневский.

— Как фамилия этого бойца? — спросил Хрущев.

— В этом, можно сказать, все дело, — сказал доктор. — Это Матросов.

— Легендарный Матросов, который закрыл амбразуру вражеского дота своей грудью? — Рокки подошел поближе. — Че-то не похож.

— Его звать Вова, — сказал Склифасовскимй.

— Ах, Вова Матросов! — как-то даже радостно воскликнул Славик Ракассавский. — Последний из Могикан! Так он же погиб. Даже его козу уже забрала себе Кэт.

— В том-то и дело, что он ожил на операционном столе, — сказал главврач.

— Значит, на самом деле он не погиб, а просто притворился. — Рокки печально покачал головой. — Я так и думал. Вот! Вот, они твои козы к чему привели! — Славик выкинул руку по направлению Никиты. Рок выпил двойной. — Фу! — И добавил: — Расстрелять! Расстрелять немедленно ко всем чертям.

— Он был мертв, — тихо сказал Склифасовский.

— Что вы — слово на б — там мямлите?! Хотите попасть в готовящееся Дело Врачей?

— В нем было Двадцать Семь пуль, — сказал Вишневский.

— Хоть Тридцать Семь! — крикнул Раки. — Ну до чего вы меня довели? Сплошная халтура! Никто не хочет защищать Родину! Одно притворство. Расстрелять…

— У него вся грудь была разворочена… — опять что-то попытался сказать доктор.

— Что вы пытаетесь мне сказать?! — взорвался Славик. — Зачем вы его сюда привели?

— Он ожил на операционном столе, — сказал Вишневский.

— И что вы предлагаете? — спросил Хрущев.

— Надо отослать парня на Большую Землю для проведения научных изысканий, — сказал Вишневский. — Это совершенно уникальный случай.

Рок вынул свою девятимиллиметровую Беретту.

— Если вы сейчас не прекратите пороть чушь и не уведете отсюда этого дезертира, я сам лично расстреляю и его, и вас обоих Врагов Народа.

Через час вывели на расстрел двоих. Один — этот майор Смерша, Леня Голиков, а другим был сержант НКВД, по кличке Итальянец, по документам, подсунутым ему Кэт, Вова Матросов.

Их поставили на бруствер. Майор присмотрелся к своему спутнику.

— Итальянец, это ты, что ли? — удивился майор Урузаев ко кличке Леня Голиков.

— Я, кажется, — ответил сержант. — Он еще плохо себя чувствовал и на расстреле был весь в бинтах. Они обматывали его голову, грудь, и даже одну ногу. Ногу-то когда прострелили?

— Тебя за что?

— Матросов должен умереть, — сказал Итальянец.

— Это за того, которого я хотел изрешетить в землянке? Ну, надо же! Мы оба гибнем из-за него. Послушайте. Послушайте! Этот парень не Матросов. Это какая-то чудовищная ошибка. Это сержант НКВД!

— А ты Папа Римский, — сказал комендант расстрельной команды.

— Я… Да ты же меня знаешь… — майор протянул вперед руку.

— Послушайте, ребята, мне по барабану, кто вы, — сказал комендант. — Будьте вы хоть Эстэ с Ле. Я бы все равно вас расстрелял. — Ничего себе! Лучше бы он сказал не Эстэ с Ле, а Мандельштам с Есениным. — Маленькая лекция о пользе литературы.

Коменданта начали вязать его же солдаты. Правда, не все. У некоторых тут же подкосились ноги при словах об Эстэ и Ле.

— Бежим! — крикнул Леня Голиков.

Но суматоха была не долгой. Солдаты сразу же убили своего командира, потом несколькими залпами уложили сержанта и майора.

— От нас не убежишь, — сказал помощник коменданта, вынимая из нагрудного кармана убитого партбилет. — Завалили кабанов. Докомандовались. И ты, и Ленька. Лучше бы ты совсем забыл эти имена: Эстэ и Ле. — Заместитель в ужасе оглянулся. Кажется, никто не слышал. Солдаты делали контрольные выстрелы в Итальянца и майора Леню Голикова. Коменданта Заместитель добил сам.

Ночь. Итальянец медленно поднимается. Он оглядывает освещенное полной луной поле. С трудом раздевает коменданта. Садится отдохнуть. Потом снимает с себя бинты, рваную одежду и напяливает гимнастерку, галифе и сапоги коменданта расстрельного взвода. Медленно уходит в глубь леса. Коменданта просто не успели раздеть. Зам уже потащил с него прекрасные хромовые сапоги, но тут приехал на мотоцикле БМВ гонец и передал, что Командарм срочно требует расстрельную команду. Зачем уж она ему в это время понадобилась? Может, чтобы самого себя расстрелять перед прибытием тов. Леннана?

Никто не видит, как уже дважды убитый за одни сутки Итальянец, удаляется в сторону Линии Фронта. Никто, кроме Кэт. Она стоит за деревом и наблюдает, как над головой Итальянца взлетают, висят, а потом медленно гаснут осветительные ракеты.

Прежде чем окончательно удалиться, Итальянец возвращается на поле боя, к пятидесятому доту. Ему надо найти Верховского. Но тот без головы.

— Он должен лежать в пяти метрах от амбразуры, — бормочет Итальянец. Но там адъютанта Командарма и любовника Кэт нет. — Или в десяти? Что-то уже не помню, где ему оторвало голову очередью из крупнокалиберного пулемета. — Он отходит назад, потом возвращается. Нет. Итальянец встает на колени и начинает шарить по карманам трупов.

— Барахольщик, — говорит Кэт. Она идет к машине и возвращается на наблюдательный пункт с прибором ночного видения. — Ублюдок. Мародер, — говорит она медленно и закусывает губу. Итальянец, наконец, находит труп Верховского и вынимает что-то из его кармана. Кэт всматривается. Предмет в приборе ночного видения вспыхивает черными и белыми треугольниками. — Мама! — вскрикивает Кэт. Она хочет крикнуть, чтобы Итальянец положил предмет на место. — Положи, пожалуйста, его на место! — кричит Кэт. Но голоса ее не слышно. И не только потому, что Итальянец находится уже очень далеко, но и потому что она не кричит, а просто сипит. У нее пропал голос. — Все пропало, все пропало, — негромко причитает Кэт. Она садится на землю и плачет.

А Итальянец уходит все дальше и дальше. Уходит и уносит с собой ключ к Семнадцатой Карте. Камень ЗВЕЗДА СОБАКИ. — Он взял Звезду Собаки, которая содержит драгоценный камень, состоящий из черных и белых треугольников, — шепчет Кэт. — Значит, Верховский и был Кротом? Он украл у нее этот камень. Когда? Когда Верховский мог узнать, что у нее есть этот драгоценный камень? Ничего не понимаю.

Девушка еще долго сидела на краю водоема, опустив одну ногу в воду.

— Значит, все-таки Бессмертные существуют, — сама себе говорит Кэт и направляется к своему Хорьху, который стоит недалеко за деревьями.

Слышны раскаты толи грома, толи выстрелы орудий где-то далеко, далеко. В таких местах страшно и целому взводу-то ходить без прикрытия. А Кэт была одна. И видимо, не боялась.