Семнадцатая карта

А Вова Матросов был жив. Его только контузило. Дело в том, что на нем тоже был бронежилет. Этот бронежилет оставил в блиндаже Хижняк, помощник Никиты Сергеевича Хрущева. Он тогда приходил последний раз наставлять бомбиста. Ты, говорит, дай пулеметчику сначала расстрелять всю ленту, а потом беги.

— А как это сделать? — спросил Вова. — Ведь пулеметная лента такая длинная!

— Ну, как, как? Перебежками. Умелыми перебежками и неожиданными для пулеметчиков бросками гранат, — ответил человек Хрущева. Бронежилет он положил на топчан, когда гладил козу. — Вот козу тебе даю, — добавил он. — Так что включай мозги, думай.

И Вова надел этот продукт цивилизации перед атакой. Просто так вышло. Он не хотел, но пока Вова его мерил, был отдан приказ:

СРОЧНО АТАКОВАТЬ НЕМЕЦКИЕ ДОТЫ

Бронежилет сзади застегивался пуговицами. Вова впопыхах никак не мог вытащить две пуговицы из петель. И побежал наверх прямо так, в бронежилете. Только накинул сверху бушлат и плащпалатку.

Верховский бежал долго. И пулеметчик никак не мог попасть в него.

Сержант осмотрел рожок своего автомата. Десять патронов не больше. Он решил их использовать только если из блиндажа выкатят запасной пулемет. Тогда надо будет хоть чуть-чуть прикрыть адъютанта. Может быть, успеет бросить гранату. И он бросил. Граната взорвалась прямо у самой амбразуры. Справа. Кэт у подзорной трубы ахнула.

— Жаль, жаль, если его убьют, — подумала она. — Такой парень. Почти, как искусственный. Настоящий механизм.

Рокки не видел этот штурм дота своим адьютантом. Он был срочно вызван Москвой к аппарату. Звонила Валя Серова. Его Главная Любовница. Она говорила:

— Пожалуйста, перевези меня в Берлин. Здесь такая тоска. Я хочу некоторое время пожить на Западе.

— Прости, дорогая, но у меня сейчас срочные дела. Штурмую Город Эстэ.

— Если ты меня больше не хочешь, отвези, пожалуйста, к тов. Эстэлину. Ему я нужна. Я больше нужна товарищу Эстэ, чем тебе.

— Не думаю. У него сейчас немок завались.

— Откуда?

— Что откуда? Немки? Так мы взяли Берлин! Ты не слышала?

— Нет. Когда мне слушать разные сплетни. Я четыре месяца беспрерывно снималась.

— Я приеду за тобой через… через…

— Я хочу сейчас.

— Прости, не могу. У меня сейчас срочное дело…

— Нет, нет, поговори со мной еще немного.

— Хорошо. Я расскажу тебе, как Зюкафф обосрался при штурме Берлина. Я… — Таким образом, разговор затянулся и Славик не видел, как адъютант бросил в дот вторую гранату.

Никита с Хижняком стояли на наблюдательном пункте у перископа и видели, как Верховский лег, а через несколько секунд опять побежал к доту.

— Отлично бегает, — сказал Владимир Матросов.

Немцы не стреляли.

— Наверно, он все-таки смог повредить основной пулемет, — решил Итальянец. — Значит, сейчас немцы вылезут с резервным. — Сержант приготовился. Хорошенько поставил локоть. У него всего десять патронов. Надо попасть. Обидно будет, если убьют адъютанта. Ни за что, ни про что. Хоть бы он успел добежать до амбразуры.

И немцы действительно выползли. Но стрелять не пришлось. Верховский бросил последнюю гранату и попал точно в резервный пулемет. Двое немцев, которые готовили этот пулемет к стрельбе, даже подпрыгнули в воздухе. Верховский был уже в пяти метрах от амбразуры.

— Ну! Ну! Еще немного! — даже закричал Никита Сергеевич. А Кэт у подзорной трубы упала в обморок.

Сержант НКВД и Матросов смотрели на бегущего адъютанта, встав на колени. А ведь их тоже могла сразить очередь опытного пулеметчика. Еще немного и Верховский бросился бы на амбразуру. Еще…

Немцы поставили новый крупнокалиберный пулемет. И тут он заработал. Подполковнику Верховскому просто на-просто оторвало голову. Сначала был пробит экспериментальный бронежилет. Верховского подбросило. Потом пулеметчик поймал его голову в перекрестье прицела и буквально тремя выстрелами превратил голову Катиного любовника в только что приготовленный студень.

— Все кончено, — сказал Вова и опустил голову. Сержант тоже лег на землю. Он рыдал.

Помощник Никиты Сергеевича Хрущева схватил ППШ и выбежал из блиндажа. Он поднялся вверх и, стреляя на ходу из автомата, пошел на амбразуру. Рокки закончил свой разговор с Москвой и тоже встал у перископа. Он пообещал Валентине Серовой, что через два дня или возьмет Эстэ и отвезет ее к Эстэ, или пусть сама находит пути переезда в Берлин. Он застрелится. А нет, так его расстреляет тов. Эстэ с тов. Зюкафф.

— Почему он не делает перебежек? — спросил старший пулеметчик Ганс у командира дота лейтенанта Шмидта.

— Не знаю. — Они уставились на стреляющего на ходу Хижняка. — Подожди, подожди, не стреляй. Пусть подойдет еще ближе. У него всего одна граната, а попасть в амбразуру из автомата этот парень не сможет. Не тот угол обстрела.

— Что он делает? — спросил Раки. — Его сейчас запросто убьют.

— Ложись! — приказал Никита своему помощнику. Как будто Хижняк мог его услышать.

Хижняк шел и шел. Иногда он стрелял по амбразуре короткими очередями.

— Его заклинило, — сказал Ганс. Он постоянно подводил прицел, чтобы перекрестье всегда было на голове русского.

— Подпусти его еще немного и убей, — сказал Шмидт. Но Хижняк попал в Ганса раньше, чем тот начал строчить. Пуля попала Гансу прямо в правый глаз. Лейтенант Шмидт быстро оттащил Ганса. В это время взрыв потряс дот. Хижняк бросил свою единственную гранату и сразу попал. Черный дым повалили из амбразуры. Крупнокалиберный пулемет Ганса был искорежен. И сам Ганс с пробитой головой лежал на полу блиндажа. Пулеметов больше не было. Зато было несколько автоматов и несколько ящиков патронов к ним. Шмидт взял автомат, и сам расстрелял Хижняка. Тот упал в десяти метрах от амбразуры. Уже много народу здесь лежало. И все поле было усеяно трупами павших за этот день красноармейцев. И дальше, еще дальше и еще дальше лежали роты.

Вова Матросов поднялся и побежал к доту.

— Он жив! — радостно воскликнул Никита. Рокки тоже обрадовался.

— Жаль, не добежит, — сказал Рокки, — слишком далеко. Снимут.

— Я думаю, у немцев больше нет пулеметов, — сказал Никита.

— Зато есть автоматы, — сказал Славик Ракассавский.

Шмидт прицелился. И вдруг заметил, что кто-то зигзагами движется по полю. Колесит, но все приближается к доту. Шмидт протер глаза, потом взял бинокль. От волнения он сразу не мог его найти. В блиндаже было еще четыре бойца. Все бросились искать бинокль.

— Вот он, герр лейтенант! — сказал Дитрих и протянул лейтенанту Шмидту бинокль. А Вова в это время продолжал бежать.

Шмидт даже забыл про него. Все его внимание было привлечено странным движущимся предметом. Он поймал его в бинокль. Ч-что это? Вас из дас?

Это была коза. И она искала Вову Матросова. Может она просто соскучилась, может… может ей просто захотелось есть. Неважно, но по какой-то причине она искала Вову Матросова. Шмидт не знал, что делать.

— Герр лейтенант, — сказал Дитрих, — а вдруг эта коза заминирована? — Он тоже смотрел в бинокль из-за плеча лейтенанта.

— Ты прав, Дитрих. Сними ее. — И Шмидт уступил место.

Дитрих начал стрелять длинными очередями, но сразу не смог попасть в козу. Она как будто заранее знала, куда будет стрелять немец.

— Ах ты, падла! — выругался Дитрих.

Он сменил обойму, дал две короткие очереди и тут поле, и небо сильно потемнели. Настолько сильно, что Дитрих вообще больше ничего не увидел. Почему? Дот, амбразуру дота закрыл Матросов своей грудью. Для лучшего обзора Дитрих глубоко залез в амбразуру, и теперь ствол его автомата уперся в грудь Матросова.

— Ура! — закричал Ракассавский.

— Победа! — рявкнул Никита Сергеевич.

Они немного помолчали.

— Почему никто не идет в атаку? — спросил Никита. — Никого не осталось больше, что ли?