Очень гадкая книга

Сначала все с вожделением стали поглядывать друг на друга. Потом один лизнул другого, третий четвёртого. У всех на лицах были улыбки, все были счастливы, стали слышаться довольные мычания.

Я посмотрел на учительницу по конструированию. Она сидела, скрючившись на полу, уткнувшись в колени лицом, вытянув вверх руку с телефоном. Её трясло, и при каждом звуке, исходившем из толпы, она вздрагивала. Послышался хруст костей – стали откусываться пальцы. Я продолжил:

- Вы изливаетесь соками, потому что вы самые сочные фрукты и овощи… Но попробуйте десерт - этот самый вкусный торт, - я снова указал на парализованного охранника.

Когда к тому потянулось несколько человек, по подбородку которых текла кровь, его глаза почернели от ужаса.

Училка стала завывать и раскачиваться телом, и я определил по ней, что сейчас у неё начнётся истерика, и она переполошит всех детей в бараках своими воплями. Я наклонился к ней, выхватил из руки телефон и сказал:

- А ты будешь бананом… - чёрным бананом… - чёрным бананом… - на шестом произношении разум покинул её глаза, - сними с себя всю одежду, - она подчинилась.

- Смотрите, - обратился я к «пирующим», - а вот – банан, только что с дерева, попробуйте, какой он вкусный. Вкусный?

Уже попробовавшие, хрустя пальцевыми хрящами училки, закивали и замычали от удовольствия.

Я скинул уже сделанную запись с видеотелефона в файлообменник нашего сервера, заново запустил видеосъёмку, и приспособил телефон на стул к стене, чтобы съёмка продолжалась, и телефон не залился кровью, растекающейся по бараку, и запер решётку. Бросил последний взгляд на то, как все набросились на учительницу по конструированию и стали откусывать от неё куски, и крикнул:

- Всё доесть!

И отошёл от этого проклятого барака на несколько метров. Хотел пройтись по другим, и успокоить детей, что сейчас за ними приедут, что все они скоро увидят своих родителей, но не решился. И тяжело, да и не воспримут они сейчас ничего нормально.

Я соединил пальцы и послал своим сообщение, чтобы запись с телефона не уничтожали, может у меня потом появится желание досмотреть всё до конца. Ко мне прорвался Седой:

- Сержант, ты что, с ума сошёл?

- Да я сам не ожидал от себя такого. Но ты же видишь, что они тут натворили! Так что, если ты собрался меня отчитывать, мимо.

- Да не собираюсь я этого делать. Это твой выбор. Но ты мог подставить часть операции, и только что уничтожил доказательства.

- Сколько ещё таких диспансеров в штатах?

- Слава богу, такой крупный – один.

- А Статист думал, что я еду в самый маленький. Я побываю во всех, и обещаю, что больше такого не повториться.

- Нужно будет установить все горизонтальные и вертикальные связи диспансеров.

- Нормально задание, сделаем.

- Автобусы уже подъехали.

- Я их вижу. Видео с телефона на наш файлообменник, пожалуйста. Больно хочется потом глянуть.

Я уже выходил из диспансера.

- Ключ от решётки с персоналом, - поднял я руку с ключом перед подходящим руководителем эвакуирующей группы.

Тот протянул к нему руку, я отвёл ключ в сторону.

- Не раньше, - говорю, - чем вы пообещаете, что прежде, чем откроете эту решётку, последний ребёнок покинет бараки.

- Обещаю.

Я отдал ключ руководителю группы и пошёл к машине с Манаем.

- Ну что, чмо, домой?

Манай промолчал. Такая информация опускается на подсознание без отзвука.

Дома ещё никого не было. Я уложил Маная на диван в гостинной, сделав предварительно установку, что он успешно посетил диспансер, а теперь смертельно устал и решил поспать до приезда остальных, а сам уселся на ступеньку полюбившейся нам с Сержантом лестницы (отсюда можно было наблюдать почти за всем, что твориться в доме).

Удивительно, насколько спокойным я был. Скорей всего, таким спокойным состоянием после увиденного и проделанного я был обязан своим внутренним искусственным регуляторам. Всё это чертовски путало мышление. Тридцать три года я знал, что никогда не смогу спокойно относиться к таким картинам (если б, конечно, воображения хватило такое представить). Но я был неестественно спокоен, и это заставляло задуматься. Как в кошки-мышки я играл со своей естественной реакцией на такие события, пытаясь нащупать её где-нибудь у себя внутри, то и дело силился отыскать тот сгусток мыслей, который должен был образоваться у меня, увидь я такое; но тишина и отсутствие даже намёка на искомое, а также спокойная реакция на то, что я спокойно отношусь к тому, что увидел, и, что что-то у меня внутри регулирует за меня моё состояние - всё это просто обескураживало. Интересно, а потом, когда из меня вытащат эти живчики, я смогу любить, радоваться жизни? Что это, как не те же эмоции, которые возникают на те или иные события и людей вокруг меня, только со знаком плюс? Ведь для системы не важно, отчего у меня меняется химический состав крови, она просто его нормализует, и всё.

Недолго пришлось ждать, когда семейство вернулось из зоопарка.

- Ну, как зверьки? – я первым задал вопрос своему напарнику.

- Зверьки-то нормально. Но общение в семье, я тебе скажу-у… Мы там ходили с поведением первого уровня, то есть нельзя было смотреть в глаза посторонним. Мало, что интересного, а что у тебя?

- Хм, - я усмехнулся, - нечто, вот что! Это не диспансер никакой, а даже не то, что мы думали и знали об этих учреждениях. Это, что-то вроде базы, куда свозят детей, которые считаются отработанным материалом, или таким, из которого не получится изделия, и там они тихонько сами собой умирают количеством по двести в помещениях, приспособленных максимум для сорока. Двадцать девять человек персонала, которые не только приглядывает за тем, как дети почти не едят, не пьют и живут запертые в бараках, которые не только участвуют в качестве декораций в виде учителей и психологов, но ещё и используют этих детей, где хотят и как хотят, причём некоторые умудряются иметь до десяти таких у себя дома. Мне врубили защиту – я ничего не чувствовал. Но думаю, в нормальном состоянии слетел бы с катушек и разнёс бы всё это чёртово сооружение нахрен.

- Сколько было там детей?

- Живых или мёртвых?

- О, господи!

- Вот, и я о том. Мне сообщили, что там сто пятьдесят детей. Автобус приготовили. А там, в подвале пятнадцать бараков по двести детей в каждом, да таких исстрадавшихся, каких представить было невозможно.

- Всех вывезли?

- Да, иначе б нам сообщили.

- Ты в курсе, что из ста наших осталось семьдесят восемь?

- Нет, я пока ни на что не отвечаю – меня отчитать, скорей всего, хотят.

- Начудил?

- Если честно, не то слово. Сам ничего от себя такого не ожидал. Потом посмотришь видео. Я заставил одну сотрудницу всё снимать на телефон. А что с двадцатью двумя?

- Неизвестно, где они.

- Это провал. В моём случае ошиблись с количеством детей. Не представляю, что с нашими произошло. Мне кажется, что скоро нас попросят вернуться.

Я решил, что неплохо было бы пообщаться сейчас с Седым, ответил на «трезвонящую» внутри меня систему и приветствие Седого.

- Я только что узнал, - говорю, - ещё одну неприятную новость.

- Если бы не уклонялся от контакта, узнал бы её не только что.

- Я говорил, что следует ожидать неприятностей? Вот и неприятности. Так что случилось? Где одиннадцать команд?

- Мы пока не знаем. Мы не можем найти их ни среди живых, ни среди мёртвых. Между прочим, половине из них ты, может быть, обязан своим спасением. Кое-кто из вас умудрился совершить мясорубку, куда более серьёзную, чем то, что сделал ты. Мы только после пяти пар приняли решение регулировать у вас химические составы крови. Думаю, ты уже почувствовал воздействие этого. Как считаешь, насколько колоссальным вредом для психики это является?

- Я бы справился!

- Хрена с два. Никто из них не справился, не остановился. А вот те, кому посчастливилось, как тебе, сейчас живы и здоровы. Но, если вы и дальше продолжите уклоняться от сбора доказательств в пользу нахлынывающих на вас импульсов возмездий, и если снова и снова станете задействовать искусственное регулирование нервной системы, вы рискуете потерять стержень личности. Предупреждаю вас о том, о чём предупреждать, знаю, не надо.