Страница 20 из 45
- Я сам хочу намутить этой бодяги. Поучаствуйте только теоретически.
- Никаких проблем, - ответил «лаборант».
Седой внимательно наблюдал за нами.
Мне очень захотелось запомнить, как изготовить этот наркотик, который, как я узнал, можно сделать из подручных средств на кухне у любой хозяйки. Я уже задумал, что это «удовольствие» окажется достойным завершением парочки никчёмных жизней, когда я до этих жизней доберусь.
Смешав в нужных пропорциях перекись, йод, спирт, какое-то средство для прочистки канализационных труб, то, другое, поварив это, сколько мне сказали, на специальной химической грелке, я вогнал светло-коричневую смесь в шприц и попросился к себе в комнату.
Мне сказали, что через несколько минут меня перестанет волновать, где я нахожусь. Вот уж где аргумент, пожалуй, был железный.
Я посмотрел то на одного, то на другого. Мне махнули головой в сторону медицинской кушетки. Я перевёл взгляд на устланную белой клеёнкой кровать на колёсиках. Интересно, подумал я, повезут ли меня потом прямо на ней в морг или к врачу; как я буду выглядеть на ней через пять, десть минут, через час? Решил, вот моё последнее пристанище, чтобы подумать – край медицинской кушетки, на который я облокочусь сейчас задницей, когда подойду. Я направился к кушетке со шприцом в руке, облокотился на неё задницей, как и представил секунду назад, и попытался сконцентрироваться на «подумать», но «это» уже не шло. Не думалось, не хотелось думать. С какой-то стороны даже кощунством стала казаться малейшая нерешительность. Но я замер, глядя на своё оголённое предплечье и на шприц в руке. А вот и вена, куда уже можно попытаться вогнать иглу с отравой. А там, за всем этим, меня ждёт дело – обучение, подготовка и операция. И даже если мы все проиграем, я одержу пару личных побед, и пусть эта будет первая…
- А, ведь, если бы я от всего отказался, убийство того полицейского, что меня к вам доставил, окажется бессмысленным, - рассудил я.
- В каком-то смысле – да.
- В каком-то смысле?! А жет убийство хотя бы в каком-то случае нести высокий смысл?
- А ты задумывался об этом, когда делал дырку кулаком в виске того солдата?
Я медицинским жестом удостоверился в отсутствии воздуха в шприце и поднёс его иглой к виднеющейся выпирающей вене, и чуть надавил. Заточенный по последним технологиям наконечник иглы легко скользнул под кожу и дальше. Ощущение получилось, будто мне провели наждачной бумагой по нервам. Наверно я побледнел от вида бугорка кожи от иглы под ней. Ну и страшно стало немного. Проверил, попал ли я вену, и вогнал поршень до конца.
В руке появился жар, который резко распространился на всё тело, но, скорей всего это была химическая реакция организма на переживание, потому что тут же всё сразу стало в норме. Последующее ещё какое-то время позволяло моему разуму пытаться найти объяснение возникающим одним за другим ощущениям у меня в организме, чтобы делать их понятными и своими, а не подвергаться им, будто чужим, а потому пугающим, но ощущение времени и необходимость видения причинно-следственной связи во всём быстро оказались перечёркнуты полнообъёмным началом действия наркотика. Сначала появился вкус зелёных яблок во рту, следом приятно стало зудеть в руке, а уже в следующий момент волной захлестнул всё тело. Вторая волна зуда, оказавшись короче предыдущей, начавшись в голове, окатила всё тело ещё большей приятностью, доходящей до истомы. На третьей волны, ещё более приятной, но менее короткой, мне показалось, что вселенная со всеми звёздами вырвалась из меня наружу (не понимаю, почему я здесь не сошёл с ума). Потом одна за другой, штук десять или пятнадцать таких волн, - было уже не определить, - каждая качественней предыдущей, но короче по времени, заставили меня, в конце концов, застонать, и я испытал оргазм. Через несколько секунд, когда оргазм должен был прекратиться, начался второй, за вторым - третий, за третьим – четвёртый, за четвёртым – пятый. Я попытался прийти в себя и обнаружил, что стою на коленях на полу, упёршись головой в пол, с закрытыми глазами, а изо рта у меня вытекают слюни. Чтобы встать, упёрся второй рукой в пол, но от прикосновения к полу в ладошке появился уже знакомый зуд, распространившийся по телу уже знакомой волной, потом опять такая же вторая волна, начавшаяся из мозга, опять штук пятнадцать, и опять я пережил оргазм. И опять их последовало штук пять. Я открыл глаза, и подумал, что если сейчас закрою глаза, сразу опять кончу. Закрыл, так и произошло. Я подумал, что могу открывать глаза, закрывать, открывать, закрывать, и в зависимости от этого, то буду испытывать оргазм, то не буду. Попробовал, так и оказалось. Потом я подумал, что в какой-то момент перестану мочь открывать глаза, и тут же испытывая оргазм, попытался открыть глаза, но у меня ничего не получалось, но оргазмы не прекращались, а шли один за другим. И вот в этом состоянии, когда все оргазмы слились в один, не прекращающийся, я пролежал около восьми часов. Когда сознание вернулось в норму, я обнаружил, что лежу у себя в комнате на диване, прикрытый пледом.
О чём бы не шли мысли, всё начинало казаться совершенным и красивым, и это совершенство и красота начинали кричать о себе, заставляли мусолить себя, мусолить, мусолить, выливаясь, в конечном итоге, в истому. Я подумал, как прекрасен мир, и как прекрасно быть в нём: как прекрасно посмотреть на свою руку и увидеть её, прекрасно просто смотреть, приятно закрыть глаза. Каждая мысль – это вселенная, диковинка, которая вот же, только что появилась, а теперь будет жить в вечность, и можно производить их одну за другой, наполняя и наполняя ими информационное поле вселенной. Прекрасен воздух, который шуршит в наших лёгких, залетая в них, и покидая их уже совсем другим, на радость кому-то, кому именно такой он и нужен; и всё так устроено, что каждый поддерживает другого, поэтому мы все должны радоваться при виде друг друга только потому, что мы живые! Я хотел побежать и пощупать живых людей, чтобы сойти с ума, не поверив в это счастье, что я могу дотронуться до них, но глаза сами собой закрылись, и сорокавосьмичасовой (!) сон унёс меня в такую нереальность, что до сих пор испытываю тоску по тем сновидениям.
Я проснулся от судороги в плече, разбудило именно то, что секунды четыре в плече дёргались мышцы. Закрыл глаза, сморщившись от неприятного ощущения после этого спазма, а потом понял, что дела мои намного хуже – это не была просто судорога в занемевшем участке тела из-за неудобной позы сна. Казалось, что кости всего тела сами по себе шевелились, что где-то внутри они переплетались между собой. А может, это было и правдой, потому что я постоянно дёргался: то руками, то ногами, то головой. Каждому такому подёргиванию предшествовала очередное болезненное непроизвольное сокращение мышц, а то и групп мышц, и после каждого такого спазма оставалось ощущение, что тебе в это место вставляют пару работающих дрелей.
Следом за физической болью накатило осознание того факта, что всё это - последствия от приёма наркотика, и моё существо наполнилось ужасом. Попытка перенаправить внимание с области, причиняющей мне большие страдания, на область, их не причиняющую, или которая бы могла быть источником меньшего страдания, провалилась, не начавшись, потому что думать удавалось обрывками – каждые полторы секунды приступ боли перечеркивал мысли. Да и мысли-то! Не было того привычного их хода, когда мы можем более-менее задавать им направление, да и «озвучка» их - такой привычный нам внутренний диалог – отсутствовала, а вместо него надсадные крики мне в оба уха сотен, будто толпящихся вокруг меня людей. При этом их крики, которые суть мои мысли, были неконтролируемы, словно сновидения. Этакий интеллектуальный паралич. Вообще неприятно реагирует наш организм на инородную химию. Я раньше думал, что если ковырять в мозгах железкой, то будут дёргаться части тела, а теперь знаю, что если в них залить химию, атаке будет подвергаться мыслительная деятельность и ощущение индивидуальности. Но именно и конфуз, что то, что подвергается атаке, как раз и отвечает за анализ и ощущения этого. И ты чувствуешь себя шлангом, который одним концом вставили в другой, и продолжают задвигать этот конец всё глубже и глубже, всё дальше и дальше, и ты пытаешься понять, должен ли упрётся этот конец во что-то в конце концов, и ты не можешь понять, почему этот конец ни во что не упирается, и никогда ни во что не упрётся.