Страница 8 из 18
– Это ваше окончательное решение, Маргрет де Роберваль?! – громогласно вопросил герцог.
– Да, окончательно.
– Но погодите, Николя! – взмолилась мать. – Дайте девушке успокоиться и обдумать свой поступок. Вспомните, что в молодости все мы…
– Кроме нее, – прервал свою супругу герцог. – Поскольку она уверена, что мудрее всех нас. Она сама решает, как ей быть, с кем жить и даже – какому богу молиться. Наше решение, Маргрет де Роберваль, таково: я лишаю вас своего отцовского благословения, лишаю приданого, лишаю какой-либо отцовской поддержки и, что само собой разумеется, лишаю наследства. Кроме того, я требую, чтобы вы немедленно покинули мой дом и отправились в монастырь.
– В монастырь? – как-то совершенно спокойно переспросила Маргрет. – Ну нет, в монастырь я не пойду. Отправляйтесь-ка вы туда сами.
В зале воцарилась тягостная, заупокойная тишина. Глаза герцогини Алессандры были широко открыты и преисполнены ужаса.
– В таком случае, – холодно взорвался герцог, – я требую, чтобы вы завтра же покинули мой дом.
В ту же минуту дверь отворилась, и слуга произнес:
– Господин герцог, к нам прибыл…
– К нам прибыл я, – небрежно, то ли отстранил, то ли попросту отшвырнул его от двери адмирал Роберт де Роберваль. – Что вы безмолвствуете? Покажите же, как вы все рады моему появлению.
– О да, конечно, – спазматически выдохнула Алессандра.
– Я только что от Его Величества. Через три дня эскадра выходит в море. Я получил все, что мне надлежало, и теперь Великий Океан – мой! Он мой, Николя! – грохнул адмирал кулаком по столу так, что, казалось, тот должен был разлететься. – И Великий Океан и Новый Свет – мой. Кстати, что здесь у вас происходит? – на полуслове запнулся он, остановившись возле Маргрет.
– Меня пытаются постричь в монахини, – объяснила юная герцогиня с таким спокойствием, словно речь шла о ком-то другом, а она всего лишь присутствует при этом семейном скандале.
– В монахини? Стричь? Прямо сейчас? – Хохотнул адмирал. – С какой стати? Никто замуж не берет? Что ты молчишь? – Сурово обратился он к брату.
– Разве тебе не известно, в какой позор ввергла всех нас, весь род Робервалей эта… – не нашел нужного слова Николя де Роберваль, кивнув в сторону дочери.
Чувствуя, что внимание владельца замка переключено на адмирала, епископ Роже попытался незаметно покинуть зал, но услышав грозное: «Останьтесь, епископ, вы нам еще понадобитесь!», вынужден был трусливо отказаться от этой попытки.
– Она что, так и не отступилась от своего нищего студента? – презрительно поинтересовался мореплаватель.
– Нет, конечно же. Даже не взирая на просьбы епископа и обещание снять с нее данный ею обет.
– И что в этой ситуации вы намерены делать? – появились в голосе адмирала какие-то вкрадчиво-садистские интонации. – Как намерены поступить, брат мой?
– Придется изгнать ее из дому.
– На вашем месте я поступил бы точно так же.
– Не удивляюсь! О вашей жестокости давно ходят самые мрачные слухи, – отомстила ему Маргрет. – И даже легенды.
– Что? – побагровел адмирал. – О моей жестокости?! Они еще только будут ходить, эти слухи и легенды! Впрочем, что ты можешь знать об истинной жестокости? Жаль, что ты не выйдешь со мной в море. Ибо до сих пор я был добр и кроток, как агнец. Там бы ты познала, что такое истинная жесткость. И ты, и твой нищий неуч.
– А ты, действительно, возьми ее… туда, в Новый Свет, – вдруг ухватился за эту мысль Николя де Роберваль.
– То есть как? – опешил адмирал. – Как я могу взять ее? В качестве кого?! Женщина на борту…
– Но ведь это не обычная эскадра. Вы уходите в океан, чтобы обживать новые земли Франции. Так вот, пусть она и станет первой поселенкой Франции. И, если ей удастся найти там человека достойного рода де Робервалей…
– Это среди моих-то висельников?! – вновь по-гусиному гоготнул адмирал. – Эшафотных христопродавцев?
– Пусть не сразу, со временем… – смутился своей оплошности пэр Франции.
– Когда вслед за вами, – вдруг несмело подала голос герцогиня Алессандра, понимая, что это путешествие может спасти ее дочь и от гнева отца, и от брака с шевалье, а главное, от монастырской кельи, – прибудут дети французских аристократов, получившие там земли и должности.
Молвив это, хозяйка замка обратила свой взор на епископа.
– Вы правы, ваше высочество, – неохотно подключился к их разговору Роже. – Путь, конечно, долгий и опасный, но… Даже самой заблудшей душе нужно дать возможность искупить свой грех, свою вину и ступить на путь истинный.
– Всегда ли вы столь «милосердны» к своим прихожанам, епископ? – въедливо поинтересовалась Маргрет. – Не вы ли слывете одним из самых яростных сторонников инквизиции? Не на вас ли как на приближенного папы римского полагаются все местные иезуиты?
– Я приказываю вам замолчать! – рявкнул Николя де Роберваль. – Не смейте в моем присутствии высказывать эти свои гнусности!
– Теперь все мы убедились, что эта девица неисправима! – взорвался адмирал. – Если она останется здесь, то будет мутить народ, позорить род Робервалей своими рубищами нищенки и в конце концов все же угодит туда, куда непременно должна угодить – то есть на костер. Так лучше и в самом деле увезти ее из Парижа, из Франции. А там, авось, поумнеет.
Робервали и епископ переглянулись. В зале наступила такая звенящая тишина, что, казалось, под сводами его вот-вот запоют ангелы. Однако все ждали не их пения, а окончательного решения хозяина замка.
– Когда уходит эскадра? – спросил Николя де Роберваль.
– Через трое суток. Как только я прибуду в Гавр.
– Маргрет должна отбыть вместе с вами.
– В таком случае немедленно снаряжайте карету и отправляйте ее под охраной гвардейцев. Пусть только доставят ее на корабль – там она сполна познает и что такое крест простолюдина, и что такое истинное сопереживание.
Поняв, что судьба ее решена, Маргрет все же нашла в себе мужество смерить адмирала презрительным взглядом и, не спеша, преисполненная достоинства, направилась к выходу. Только теперь Роберт де Роберваль, появившийся в этом доме после нескольких лет скитаний по морям и портам, обратил внимание, насколько красива фигура его племянницы, за которой он, как и любой другой мужчина, будет иметь теперь право поухаживать. И встревоженная герцогиня Алессандра не могла не обратить внимания на то, каким плотоядным взглядом провожал адмирал ее дочь до самой двери. И как потом, когда Маргрет уже вышла, продолжал смотреть на дверь, словно бы мысленно провожая девушку длинной мрачной прихожей.
– Но вы, Николя, понимаете, – неожиданно обратился адмирал к своему брату, – что на борт она может взойти лишь как дочь пэра Франции и племянница командующего эскадрой; которая сама, по собственной воле, решила ступить на землю Новой Франции…
– Эта земля будет называться Новой Францией? – совершенно некстати удивилась герцогиня.
– Но только вы, Алессандра, названия этого не слышали, ибо сие есть личная тайна короля. Так вот, она должна ступить на корабль как особа, приближенная к королю, как символ Франции. Иначе моряки попросту растерзают ее. Мне и так придется жестко пресекать все их заигрывания. А чего от них ожидать? Моряки в океане. В Великом Океане, где они несколько месяцев вообще не будут видеть женщины. Понятно, что эти ублюдки звереют. Кстати, с ней обязательно должна быть гувернантка. Только не из молодых – смазливых. Ну, и, конечно же, ваша дочь должна быть обеспечена всем необходимым для длительного путешествия.
– Сейчас же отдам необходимые приказания, – заверил его Николя.
– Утром карета должна тронуться в путь.
– Как?! – неожиданно сдали нервы у отца Маргрет. – Уже утром?!
– Не стану же я из-за нее задерживать всю эскадру, – проревел Роберт де Роберваль. – У меня приказ короля.
Герцогиня Алессандра попыталась что-то произнести, но в очередной раз астматически задохнулась и, сжав пальцами горло, бросилась к двери. И никто из братьев Робервалей не поспешил за ней, не нашел ни слова, чтобы хоть как-то успокоить ее.