Страница 32 из 50
— Почему ты так поступила, Мария? — Голос Нойфельда, в отличие от Дрошни, звучал размеренно, спокойно, почти ласково.
— Почему она так поступила? — прорычал Дрошни. — Из-за денег. Вот и все объяснение.
— Почему? — предолжал выпытывать Нойфельд. — Может, капитан Мэллори пригрозил, что убьет твоего брата?
— Еще хуже, — тихим голосом ответила Мария.
Мэллори и Андреа напрягли слух, чтобы не пропустить ни слова. — Он пригрозил, что убьет меня. Кто бы тогда стал заботиться о моем слепом брате?
— Мы напрасно тратим время, — нетерпеливо воскликнул Дрошни. — Разрешите, я их выведу наружу.
— Нет, — спокойно произнес Нойфельд тоном, не допускавшим возражения. — Слепого юношу? Запуганную девушку? Что вы за человек?
— Четник!
— А я — офицер вермахта.
Андреа зашептал на ухо Мэллори:
— Теперь наши следы на снегу могут заметить в любую минуту.
Мзллори ответил кивком, шагнул в сторону и сделал еле уловимое движение рукой. Он отлично знал способности каждого из своих подчиненных, когда дело доходило до штурма помещения, заполненного вооруженнымн людьми. Андреа слыл непревзойденным мастером в операциях подобного рода, что он и доказал сейчас, действуя, как всегда, напористо и решительно.
Повернув дверную ручку и распахнув дверь яростнным ударом ноги, Андреа вырос в дверном проеме. Дверь собственно не успела еще раскрыться, как комнату прошила автоматная очередь, выпущенная из «шмайссера» Андреа. Из-за плеча Андреа Мэллори сквозь клубы порохового дыма разглядел, как двое немецких солдат свалились на пол, поплатившись жизнью за неосторожные движения. Мэллори вскинул автомат и ворвался вслед за Андреа в комнату.
Оружие больше не требовалось. Никто из находившихся в помещении солдат не был вооружен, а Нойфельд и Дрошни выглядели настолько ошеломленными, что не могли пошевелиться, не говоря уж о том, чтобы оказать достойное сопротивление.
— Вы спасли себе жизнь‚ — сказал Мэллори Нойфельду. Повернувшись к Марии, Мэллори кивнул на дверь, подождал, пока девушка выведет брата, вновь взглянул на Нойфельда н Дрошни и коротко произнес:
— Ваше оружие.
Нойфельд попытался заговорить, но его губы двигались как-то странно, механически:
— Ради Бога, что это…
Мэллори не был расположен к бессодержательной беседе и поднял свой «шмайссер».
— Ваше оружие.
Нойфельд и Дрошни, словно во сне, достали пистолеты и бросили их на пол.
— Ключи. — Нойфельд я Дрошнн уставились на него, не понимая, чего от них хотят. — Ключи, — повторил Мэллори. — Немедленно. Иначе обойдемся без них.
На несколько секунд в комнате воцарилась тишина. Нойфельд пошевелился, повернулся к Дрошни и утвердительно кивнул. Тот недовольно нахмурился, как только может нахмуриться человек, на чьем лице застыло выражение недоумения и слепой ярости, опустил руку в карман и достал ключи. Миллер взял их, не говоря ни слова отпер дверь камеры и распахнул ее настежь, движением автомата приказывая Нойфельду, Дрошни, Баеру и другим солдатам заходить. Затем закрыл за ними дверь, запер ее и положил ключ в карман. Раздалась автоматная очередь — на сей раз Андреа стрелял в рацию и вывел ее из строя. Через пять секунд они покинули здание. Последним вышел Мэллори, который замкнул дверь и закинул ключ далеко в снег.
Вдруг он заметил лошадей, стоявших на привязи возле блокгауза. Семь. Ровно столько, сколько надо. Он подбежал к амбразуре, которая вела в камеру, и прокричал: — Наши лошади в двухстах ярдах отсюда, вверх по склону, в лесу. Не забудьте. — Затем бегом вернулся и велел спутникам седлать лошадей. Рейнольдс с удивлением разглядывал Мэллори.
— И вы можете еще думать об этом? В такое время?
— Об этом следует думать всегда, в любое время. — Мэллори оглядел Петара, неуклюже забиравшегося в седло, и обратился к Марии. — Скажите ему, пусть снимет очки.
Мария сделала удивленное лицо, затем как будто поняла и заговорила с братом, который озабоченно нахмурился, потом послушно наклонил голову, снял темные очки и засунул их в складки одежды. Рейнольдс с интересом наблюдал за ним, затем обратился к Мэллори.
— Не понимаю, сэр.
— И не надо,— коротко бросил Мэллори и пришпорил лошадь.
— Извините, сэр.
Мэллори вновь повернул лошадь и произнес утомленно: — Уже одиннадцать часов, старина, опаздываем.
— Сэр. — Хотя Рейнольдс и старался не подавать вида, но обращение «старина» глубоко польстило ему. — Да я просто так поинтересовался.
— Насчет вашего вопроса. Мы должны двигаться с максимальной скоростью, на какую способны наши лошади. Слепой человек не видит помех, не может заранее приготовиться к внезапному резкому спуску, не в состоянии предвидеть поворот, а значит — принять соответствующее положение в седле. Короче, слепой во сто крат больше подвержен падению при быстром спуске, чем мы. Мало того, что он останется слепым до конца своих дней, Он еще рискует свалиться с лошади с очками на носу порезаться стеклами и мучится всю жизнь.
— Я об этом не...то есть...простите, сэр.
— Хватит извиняться. На самом деле мне следовало кое в чем, ну, извиниться.Присматривайте за ним, ладно?
Полковник Ласло приник к окулярам бинокля, рассматривая скалистый склон, залитый лунным светом, а дальше — мост через Неретву. На южном берегу, вплоть до кромки соснового леса, насколько мог установить Ласло, не наблюдалось никакого движения, никаких признаков жизни — дурное предзнаменование. Ласло встревожило зловещее значение этого неестественного спокойствия, и тут на его плечо легла чья-то рука. Он резко обернулся, глядя снизу вверх, и узнал майора Стефана, командира Западного Ущелья.- Добро пожаловать, добро пожаловать. Генерал сообщил мне о вашем прибытии. Вы со своим батальоном?
— С тем, что от него осталось. — Стефан попытался улыбнуться, но это ему не удалось. — Кто дошел сам, а кому — помогли.
— Господи, сделай так, чтобы сегодняшней ночью они не все нам понадобились. Генерал рассказал вам о человеке по имени Мэллори? — Майор Стефан ответил кивком головы, и Ласло продолжал: — А если он потерпит неудачу? Если немцы перейдут ночью Неретву?
— Ну и что? — Стефан пожал плечами.— Нам и так всем умереть этой ночью.
— Вижу, вам объяснять не приходится — одобрительно произнес Ласло и, подняв к глазам бинокль продолжил наблюдние за мостом через Неретву.
Как ни странно, но за все время пути никто из спутников Мэллори, ехавших галопом сзади, не выпал из седла. Даже Петар. Правда, склон был не таким крутым, как от плато Ивеничи до блокгауза. Однако Рейнольдс имел на этот счет другое объяснение, поскольку Мэллори мало-помалу перешел от безудержного галопа к более размеренному шагу, и Рейнольдс решил, что он, возможно, неосознанно старается помочь слепому певцу, двигавшемуся с ним почти бок о бок. Петар, перекинув через плечо гитару, ехал с опущенными поводьями, вцепившись изо всех сил в луку седла. Мысли Рейнольдса неожиданно вернулись к недавней сцене в блокгаузе. Через несколько мгновений: он уже вовсю пришпоривал свою лошадь, нагоняя Мэллори.
— Сэр?
— В чем дело? — В голосе Мэллори послышалось раздражение.
— Нужно поговорить, сэр. Срочно.
Мэллори вскинул руку, и всадники остановились. — Говорите быстрей, — отрывисто скомандовал Мэллори.
— Нойфельд и Дрошни, сэр.— Рейнольдс на секунду заколебался. — Вы считаете, им известно, куда вы направляетесь?
— Причем тут это?
— Ну, пожалуйста.
— Да, известно. Если только они не полные болваны. А этого о них не скажешь.
— Жаль, сзр, — задумчиво произнес Рейнольдс. — Жаль, что вы их не пристрелили.
— Ближе к делу, — нетерпеливо сказал Мэллори.
— Да, сэр. Вы утверждаете, что сержант Баер освободил их вскоре после нашего отъезда?
— Конечно, — Мэллори едва сдерживался. — Андреа видел, как они приехали. Я уже все объяснил. Они — Нойфельд и Дрошни — поднялись на плато Ивеничи, чтобы удостовериться, что мы на самом деле улетели.