Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 50

— У них была взрывчатка, ручные гранаты...

— Может, еще и ракеты для фейерверка? — с ядовитым сарказмом спросил Вукалович. — Пришлись бы весьма кстати. Этот мост, подумайте сами, построен из стали и армированного бетона! Сама попытка — чистое безумие,

— Да. — Ласло отвел глаза. — Наверное, вам следует подыскать мне замену.

— Пожалуй. — Вукалович пристально посмотрел на усталое лицо. — Я бы так и поступил. Но есть одно обстоятельство.

 — Обстоятельство?

— Все мои батальонные командиры — такие же безумцы, как и вы. А вдруг немцы действительно пойдут в атаку, может, уже сегодня ночью?

— Мы останемся здесь. Мы — югославы и нам не куда идти. Что еще остается делать?

— Что еще? Две тысячи людей с пугачами, физически изможденные, голодные, без боеприпасов, против двух, как следует ожидать, отборных танковых дивизий. И вы остаетесь здесь? Вы всегда можете капитупировать.

Ласло улыбнулся. — Вряд ли сейчас подходящее время для шуток, генерал.

Вукалович хлопнул его по плечу. — Я и не думал шутить. Я пошел наверх, к дамбе, к северо-восточному редуту. Проверю, такой ли полковник Янци безумец, как вы. И еще, полковник...

— Слушаю?

— Если начнется атака, я могу отдать приказ об отступлении.

—— Отступление!

— Не капитуляция. Отступление. Отступление, которое, будем надеяться, сможет привести к победе.

— Я уверен, генерал знает, о чем говорит.

— А вот генерал не уверен. — Пренебрегая возможным огнем снайперов с противоположного берега Неретвы, Вукалович поднялся и собрался уходить. — Когда-нибудь слышали о человеке по имени капитан Мэллори? Кийт Мэллори, новозеландец?

— Нет, — ответил Ласло. Помолчав, добавил: — Хотя  постойте. Это тот, который в свое время лазил по горам?

— Он самый. Но, как мне дали понять, это — не единственное его достоиство. — Вукалович потер небритый подбородок. — Если то, что я о нем слышал, — правда, думаю, его с полным основанием можно назвать весьма незаурядной личностью.

— Так что насчет этой незаурядной личности? — с любопытством спросил Ласло.

— А вот что. — Вукалович внезапно помрачнел. — Когда все потеряно и не осталось надежды, в мире всегда найдется человек, к которому можно обратиться за помощью. Может, этот человек — единственный. Чаще всего, он действительно единственный. Но такой человек существует. — Он на секунду задумался. — Во  всяком случае, так говорят.

- Да генерал — вежливо поддержал Ласло. — А  этот Кий Мэллори, что он за...

— Перед тем, как лечь спать сегодня, помолитесь за него. Я это сделаю.

— Слушаюсь. А как насчет нас? За нас тоже помолиться?

— Недурная мысль, — отозвался Вукалович.

Края ложбины, в которой располагался лагерь майора Брозника, переходили в очень крутой и очень скользкий подъем, по которому сейчас взбиралась группа верхом на низкорослых лошадках. Большинству из всадников каждый метр давался с трудом. Лишь проводники, смуглые коренастые партизаны-боснийцы, для которых подобный рельеф являлся неотъемлемой частью их существования, преодолевали подъем безо всяких усилий. То же относилось и к Андреа, мерно попыхивавшему своей по обыкновению отвратительно пахнущей сигарой. Рейнольдс обратил на это внимание, и обуревавшие его неясные сомнения и тревожные предчувствия вспыхнули с новой силой.

— Похоже, за ночь вы на удивление быстро поправились, полковник Ставрос, сэр, — произвес он с раздражеиием.

— Андреа. Просто Андреа. — Сигара перекочевала изо рта. — Сердечный приступ. Накатит и отпустит. — Сигара вернулась обратно.



— Как же, как же‚ — буркнул Рейнольдс. Он в очередной, двадцатый, раз подозрительно оглянулся через плечо. — Где же, черт побери, Мэллори?

— Где же, черт побери, капитан Мэллори‚ — поправил его Андреа.

— Ну так где?

— У начальника экспедиции много обязанностей, —  ответил Андреа. — Много всяких дел. В настоящее время капитан Мэллори, очевидно, занят одним из них.

— Расскажите кому-нибудь другому, — пробормотал себе под нос Рейнольдс.

— Что такое?

— Ничего.

Как правильно предположил Андреа, капитан Мэллори в данную минуту действительно был занят делом. Одн находился в лагере, в кабинете майора, где они вместе склонились над картой, разложеной на столе.  Брозник показал на точку у северной границы карты.

 — Согласен. Это действительно ближайшая посадочная полоса для самолета. Но она очень высоко в горах. В это время года там толщина снега никак не меньше метра. Есть другие места, получше.

— Ни секунды не сомневаюсь, — сказал Мэллори. — Дальние поля всегда зеленей, и даже дальние взлетно-посадочные поля. Но до них далеко, а у меня нет времени. — Он ткнул в карту указательным пальцем. — Мне нужна полоса здесь и только здесь. К полуночи. Я буду чрезвычайно признателен, если вы в течение часа пошлете гонца в Конжич с заданием немедленно передатъ оттуда по рации мою просьбу в партизанский штаб в Дрваре.

— Это ваша привычка — требовать мгновенного чуда, капитан Мэллори?

—Чудес не понадобится. Всего лишь тысяча человек. Невелика цена за семь тысяч жизней? — Он протянул Брознику  клочок бумаги. — Длина волны и код. Прикажите чтобы Конжич вышел на связь как можно  скорее. — Мэллори взглянул на циферблат. — Они уже  двадцать минут в пути. Мне нужно спешить.

— Да, вам пора, — торопливо сказал Брозник. Он замолчал, подбирая слова, и с запинкой произнес: — Капитан Мэллори, я... я...

— Знаю. Не переживайте. Что делать — люди моей профессии редко доживают до глубокой старости. Мы слишком безрассудны.

— Как и все мы, как и все мы.— Брозник вцепился в руку Мэллори. — Сегодня вечером я помолюсь за вас.

Мэллори помолчал секунду-другую и кивнул.

— Пусть она будет длинной, ваша молитва.

Тем временем группа всадников спускалась извилистой тропинкой по пологому склону долины, густо поросшей деревьями. Впереди ехали проводники-боснийцы, за ними плечом к плечу Андреа и Миллер, затем Петар с Марией, державшей в руке поводья, свои и Петара. Рейнольдс и Гроувз поотстали, случайно или нарочно, и переговаривались  тихими голосами.

— Хотелось бы знать, о чем сейчас в лагере говорят Мэллори с майором — произнес Гроувз, размышляя вслух.

Рейнолъдс горько скривил рот. — Может, оно и к лучшему, что нам это не известно.

— Возможно, ты и прав. Не знаю.— Гроувз сделал  паузу и с надеждой продолжил: — Я уверен, Брозник  заслуживает доверия. Все-таки положение обязывает.

— Вполне вероятно. А Мэллори? Тоже?

— И он тоже.

— Тоже? — рассвирепел Рейнольдс. — О Господи, я же сказал, я видел Мэллори собственными глазами. — Он выразительно показал на Марию, ехавшую в двадцати ярдах от них, и лицо его стало недобрым. — Эта девица ударила капитана по щеке — и как ударила — помнишь, в лагере Нойфельда, а потом вдруг вижу — они тихо-мирно амурничают возле хижины Брозннка. Странно, не правда ли? А вскоре Сондерса находят убитым. Скажешь, совпадение? Говорю тебе, Гроувз, это мог сделать и сам Мэллори. А могла и девица до того, как встретилась с Мэллори, хотя, конечно, у нее не хватило бы силенок всадить шестидюймовый нож по самую рукоятку. А Мэллори смог бы. У него было достаточно времени и возможностей, когда он относил это чертово донесение в радиорубку.

— Для чего, Бога ради, ему понадобилось убивать Сондерса?

— Брозник передал ему какую-то срочную информацию. Мэллори был вынужден сделать вид, что переправляет ее в Италию. А, может быть, ему как раз меньше всего хотелось отсылать эту радиограмму. Может быть, он воспрепятствовал этому, прибегнув к единственно возможному способу, и разбил передатчик, чтобы уже никто не смог им воспользоваться. Может быть, именно поэтому он и не разрешил мне выставить часового и сходить проведать Сондерса — дабы я не обнаружил, что Сондерс уже мертв — ведь тогда, учитывая фактор времени, подозрение неминуемо пало бы на него.