Страница 66 из 72
И вот мы в кабине лифта. Две-три минуты подъема — и верхняя площадка. Прямо в лицо — яркий свет ламп: сюда уже успел проникнуть Володя Суворов. Снимает, снимает все, хочет снять как можно больше. Ведь дубля не сделаешь: такое не повторяется!
Подходим к люку корабля. Юрий осматривается.
— Ну как? — с улыбкой спрашивает он.
— Все в порядке, перьвый сорт, как СП говорит, — отвечает Морозов.
— Раз так, садимся.
Федор Анатольевич с одной стороны, я с другой помогаем Юрию подняться, закинуть ноги за обрез люка и лечь в кресло. Так, все в порядке. Отхожу в сторону, чтоб не мешать Федору Анатольевичу колдовать с привязной системой и креслом. Сейчас начнется проверка радиосвязи. Почти тотчас же слышу из люка голос Юрия:
— Как слышите меня? Вас слышу хорошо. Вас понял: приступить к проверке скафандра.
Его руки автоматически делают все, что нужно. Через пять минут — спокойный доклад:
— Проверку скафандра закончил.
Из бортового динамика слышен ровный голос Сергея Павловича:
— Как чувствуете себя, Юрий Алексеевич?
— Чувствую себя превосходно. Проверка телефона и динамиков нормальна. Перехожу сейчас на телефон.
— Понял вас. Дела у нас идут нормально, машина готовится нормально, все в порядке.
— Понял. Я так и знал. Проверку связи закончил. Как поняли меня?
Юрий переключил линию радиосвязи на телефоны гермошлема, и мы не смогли больше слышать вопросов, задаваемых ему, но по его ответам было понятно, что с ним говорят то коллеги-космонавты, то Сергей Павлович.
Через несколько минут слышу:
— Понял, подготовка машины нормальна. У меня тоже самочувствие и настроение нормальное, к старту готов.
Пять минут девятого. Голос Юрия:
— Вас понял, объявлена часовая готовность. Все нормально, самочувствие хорошее, настроение бодрое.
Ну, а теперь самое последнее и самое трудное — прощаться и закрывать люк. Тяжелая крышка уже в руках у Володи и Виктора. Протискиваюсь в кабину. Что-то хочется еще сказать. Но что? Все сказано… Хотя вот…
— Юра… а эти три цифры на замке, — я кивнул на конверт, — 1, 2, 5… понял? Это по секрету.
— Да уж будет тебе — «по секрету». Без них обойдемся. А ты опоздал.
— Как так?
— А мне еще вчера их Галлай сказал, — и улыбается подмигивая.
Обнимаю его, крепко жму руку и, похлопав по шлему, отхожу в сторону.
Мгновенье — и крышка накинута на замки. Наши руки, словно автоматы, быстро навинчивают гайки замков. Володя Морозов специальным ключом начинает подтягивать их: первая, пятнадцатая, седьмая, двадцать третья… Некогда смотреть на часы. Секунды отстукиваются в висках толчками крови. Последняя, тридцатая гайка. Как по команде, облегченно вздыхаем и на мгновенье опускаем, расслабив, руки.
Тревожный, настойчивый сигнал телефонного зуммера. Взволнованный голос:
— Почему не докладываете? Как у вас дела?
— Сергей Павлович, тридцать секунд назад закончили установку крышки люка. Приступаем к проверке герметичности.
— Правильно ли установлена крышка? Нет ли перекосов?
— Нет, Сергей Павлович. Все нормально…
— Вот в том-то и дело, что ненормально! Нет КП-3!
Я похолодел. КП-3 — это специальный электрический контакт прижима крышки, сигнализирующий о ее нормальном закрытии.
— Крышка установлена правильно.
— Что можете сделать для проверки контакта? Успеете снять и снова установить крышку?
— Успеем, Сергей Павлович. Только передайте Юрию Алексеевичу, что мы открываем люк.
— Все передадим. Спокойно делайте дело, не спешите!
Да, легко сказать — не спешите! Мы-то понимаем, что времени почти совсем нет. Мы как бы слились воедино. Со стороны могло показаться, что это одно существо о шести руках. Не помню, кто что делал, казалось, все делается само собой.
Гайки сняты. Снята крышка люка. Юрий через зеркальце, пришитое к рукаву скафандра, следит за нами, тихонько насвистывая любимый мотив: «Родина слышит, Родина знает, где в облаках ее сын пролетает…» Несколько секунд — и чуть-чуть перемещен кронштейн с контактом. Подсознательно чувствую, что ни контакт, ни кронштейн не виноваты. Наверное, наши электроколдуны там, внизу, на пункте управления, что-то проморгали (так оно, кстати сказать, и было).
На часы не смотрим. Все равно быстрее делать то, что делаем, невозможно. Прощаться с Юрием еще раз уже некогда, успеваю только махнуть ему рукой и поймать в зеркальце хитрющий взгляд. Крышка опять поставлена на замки. Снова гайки: первая, пятнадцатая, седьмая, двадцать третья… Есть последняя!
В телефоне голос Сергея Павловича:
— КП-3 в порядке! Приступайте к проверке герметичности.
— Есть!
Теперь надо установить присоску. Поясню, что это такое. Люк должен быть закрыт настолько плотно, чтобы из кабины в окружающее пространство не мог просочиться даже малейший пузырек воздуха. Иными словами, должна быть обеспечена полная герметичность. Для проверки сверху накладывалась прочная круглая чашка и из-под нее насосом выкачивался воздух. При этом атмосферным давлением ее прижимало к борту кабины. По изменениям давления под чашкой можно судить о герметичности люка. Эта чашка и называлась у нас присоской.
Окончена откачка. Глаза впились в стрелку вакуумметра. Не дрогнет ли? Не поползет ли по шкале? Положенные минуты истекли. Стрелка неподвижна.
— Есть герметичность! — произносят вслух все, а я — в трубку телефона. Опять голос Сергея Павловича:
— Хорошо. Вас понял. Заканчивайте ваши дела. Сейчас мы объявим тридцатиминутную готовность.
Собираем инструмент. Рука невольно тянется к шарику — кабине, хочется похлопать ее по круглому холодному боку. Там, внутри, Юрий… Как уйти, когда сердце тянется к нему?
Стукнула закрывшаяся дверь, рывок лифта, минута, и мы внизу.
Подхожу к Сергею Павловичу:
— Прошу разрешения быть во время пуска в бункере управления.
— Ну что же, не возражаю. Только в пультовой будет народу много, так что будь где-то поблизости.
Есть еще минут двадцать времени. Можно побыть здесь, на площадке, рядом с ракетой. Четко работает стартовая команда. По связи объявляется оперативное время. Заканчивается заправка топливом третьей ступени. Первая и вторая уже заправлены, их бока-стенки покрылись толстым слоем инея. Его пласты отваливаются и летят снежинками вниз, будто зимняя елочка отряхивается. А «елочка» эта сейчас по команде совершит то, чего еще никто и нигде в мире не совершал…
От ракеты по рельсам медленно отъезжает высокая металлическая ферма с площадками и лифтом, на котором мы спустились несколько минут назад. Словно сама собой она, постепенно наклоняясь, укладывается на специальную платформу, и мотовоз утягивает ее со стартовой площадки.
Теперь ракету видно лучше, но «Восток» закрыт обтекателем. Только через большое окно, прорезанное сбоку, ярко поблескивает в солнечных лучах крышка люка. Там, за ней, Юрий. Что переживает он сейчас? Какие у него мысли? Я знал: он верит нам. Верит, что мы сделали все для его безопасного и успешного полета. Он отдал свою жизнь в руки машины, созданной людьми.
Без четверти девять. Сергей Павлович и Леонид Александрович Воскресенский пока у ракеты. Замечаю их косые взгляды — пора уходить. Взглянув на ракету еще раз, я спустился в бункер управления. Он глубоко под землей. Сверху бетонные тумбы с головками перископов, частокол надолбов — на случай аварии, если какая-нибудь ракета вдруг упадет здесь. Крутая неширокая лестница вниз, тяжелые массивные двери. Пройдя по коридору, заглянул в пультовую. Стартовики за своими пультами — серьезные, сосредоточенные. Ни разговоров, ни улыбок. За их спинами на небольшом и невысоком помосте — два перископа, как на подводных лодках. У одного займет место Анатолий Семенович Кириллов — наш коллега-ракетчик, у второго — Леонид Александрович Воскресенский. Они всегда на пуске рядом.
Зашел в боковую комнату рядом с пультовой. Сидят операторы. В углу на столе телеграфный аппарат, радиостанция, микрофон. Как раз в это время шел разговор с Юрием. Кто-то с «Зари» (по голосу не узнал говорившего) передал: