Смерть говорит от моего имени

Джо Алекс

Смерть говорит от моего имени

От издателя

Детектив, если он плох, то плох не потому, что детектив, а потому, что он — просто-напросто скверная литература. Мысль, сознаюсь, плоская, истина из разряда прописных, но у нас она почему-то нередко воспринимается с недоверием.

Не оттого ли, что, скажем, в нашей традиции принято как бы упускать из виду, что литература, искусство — не только трибуна или амвон, но еще — и игра воображения и ума, наслаждение выдумкой, радость творения собственного мира, возможность прожить непрожитое, испытать неиспытанное, переиначить уже свершившееся? Не оттого ли серьезному литератору чуть ли не запрещалось опускаться до детектива, которому вход в салоны изящной словесности был заказан?

Тема, конечно, интереснейшая, она заслуживает отдельного разговора. Мне же хочется всего лишь сказать несколько слов о Джо Алексе, роман которого предлагается вашему вниманию. О Джо Алексе, которого нет, потому что он фикция, игра фантазии, откровенный маскарад.

Есть Мачей Сломчиньский, один из самых известных и почитаемых в Польше знатоков англосаксонской литературы, переводчик, в частности, «Улисса» Джойса (1969 г.) и «Потерянного рая» Мильтона (1975 г.), дважды удостоенный премии польского ПЕН-клуба. Он уже не молод: был солдатом Армии Крайовой в годы нацистской оккупации Польши, дебютировал в 1946 г. как поэт, писал прозу, пьесы, произведения для детей и юношества.

В 1959 году появился первый детективный роман Джо Алекса «Я вам скажу, как он погиб». Затем под этим псевдонимом (а также под «польским» именем Казимеж Квасьневский) полицейские романы М. Сломчиньского стали выходить регулярно, один за другим, много переиздавались.

Книги Джо Алекса — всегда несколько ироничная стилизация под традиционный английский детектив. Стилизация уверенная и добротная: по крайней мере в Польше далеко не каждый его читатель замечал, что покупает не классическую «переводную» книжку.

В случае с Джо Алексом успех, думаю, объясняется еще и тем, что его романы неизменно отличаются качествами хорошо сделанной литературной работы. А это не так уж мало — ведь жесткие каноны детективного жанра требуют особой писательской дисциплины, профессионализма, свободного владения своим ремеслом.

По всему судя, Мачей Сломчиньский отлично это понимает. Он, приверженец «интеллектуальных» загадок и психологических парадоксов, предпочитает бытописательству и вульгарно понятой социальности скорее театральность и размышления о природе и мотивах человеческого поведения в обществе. Он не особенно скрывает, что забавляется сочинением криминальных историй, хотя педантично заботится о соблюдении всех законов и правил жанра. Он насмешлив, но не позволяет себе высокомерно отшучиваться от реальных проблем своих придуманных героев. Он не чурается морализаторства или желания немножечко «просветить» читателя, что типично для детективов. Но он не бывает скучен. Ибо Джо Алекс, играючи придумывая заковыристые житейские головоломки, серьезно, иначе говоря, профессионально относится и к своему слову, и к своему читателю.

А. ЕРМОНСКИЙ

Смерть говорит от моего имени

Старик: Не я буду говорить…

Он скажет от моего имени.

Вот увидишь.

Старуха: Это случится сегодня вечером?

I

Чересчур большая сумка

Когда инспектор Бенджамен Паркер, решительно не похожий в своем превосходно сшитом костюме на инспектора Скотленд-Ярда, позвонил у дверей Джо Алекса, тот как раз завязывал галстук. Хозяин квартиры тоже не напоминал автора детективных романов. Был он высок, молод, недурен собой и нрава скорее веселого, к тому же вовсе не охотник помолчать, что, как правило, отличает сыщиков-любителей.

Точно так же, встретив Кэролайн Бикон впервые, вряд ли кто признал бы в ней подающего надежды археолога. Эту милую, обаятельную, с собранными в длинный хвост светлыми волосами девушку можно было принять за молоденькую актрису, а не за начинающего ученого. Сидя в вечернем платье на подлокотнике кресла, она наблюдала за тем, как Алекс, стараясь не касаться манишки пальцами, сражается с галстуком.

— В конце концов ты победишь… — заметила она. — Человек всегда в конце концов побеждает материю…

— С годами я все меньше верю в это. — Алекс улыбнулся своей очаровательной приятельнице. Продолжая возиться с галстуком, покосился на часы. — Пора бы уж Бену Паркеру позвонить в дверь.

И инспектор в самом деле позвонил. Алекс представил его Кэролайн, жестом пригласил сесть в кресло, но вдруг завопил, размахивая рукой:

— Да помоги же!

Инспектор завязал ему галстук, и все расселись.

— У нас еще есть полчаса, моя машина перед самым домом, — сказал Алекс. — Езды нам пять минут. Тебе сейчас в самый раз немножечко поддержать свои подорванные силы… — повернулся Алекс к инспектору, а потом перевел взгляд на Кэролайн: — Ты выпьешь с нами?

— Я могу и одна, — скромно улыбнулась мисс Бикон. — Вам, господин инспектор, конечно же, виски без содовой? И мне тоже, только порцию поменьше.

Джо наполнил стаканы и сел.

— Хорошо, что вы наконец-то познакомились, — искренне радовался он. — Люблю, когда мои друзья бродят стадами.

Кэролайн улыбнулась, а Паркер слегка склонил голову.

— Весьма польщен знакомством с вами, мисс, — прошептал он, а затем уже обычным голосом прибавил: — Я о вас много слышал, и не только от Джо. Мне, однако, сдается, в газетах я читал о вашем отъезде. Я, наверное, ошибаюсь, но когда писали об экспедиции, которая отправляется в Иран, упоминалась, кажется, и ваша фамилия.

— Нет. Вы не ошибаетесь. Но мы так и не отплыли, поскольку руководитель экспедиции сэр Томас Додд тяжело заболел. Это потянуло за собой цепь перемен, и все отодвинулось на два месяца. Говорят, дела у него пошли на поправку, но я не верю, что он поедет. Сэра Томаса прооперировали, рак… Но не будем об этом, история невеселая. Давай-ка, Джо, быстренько еще по стаканчику, и едем! Очень мне хочется посмотреть эти самые «Стулья». Хорошо, что вы нас пригласили, инспектор. Мы сели в машину утром в Торквее и тряслись в ней до самого обеда, у меня едва хватило времени заскочить домой переодеться…

Инспектор обратил внимание, что, говоря это, Кэролайн Бикон слегка покраснела, а Алекс потянулся к бутылке и принялся торопливо разливать виски. Паркер мгновенно сопоставил эти свои наблюдения с тремя чемоданами, которые он заметил в холле, и сообразил, что Кэролайн Бикон и в самом деле целый день ехала в машине с Джо Алексом, но наверняка еще не была у себя дома и, по всему судя, сегодня туда уже не попадет. Его занимало, отчего это двое интересных, одиноких молодых людей, которые вот уже год, как не могут прожить друг без друга, не поженятся. Но инспектору Паркеру в жизни приходилось сталкиваться и не с такими загадками, а эту, к счастью, разгадывать ему было не надо. Он только вдруг вспомнил, что Кэролайн и Джо сошлись ровно год назад, когда приятели вместе разгадали загадку смерти их общего знакомого и товарища времен войны Яна Драммонда… «Стало быть, уже целый год…» — удивленно подумал инспектор, как это нередко случается с людьми, которых внезапно настигает мысль о стремительно летящем времени. И, спохватившись, что разговор может вот-вот совсем заглохнуть, Паркер заметил:

— По-видимому, спектакль этот очень, ну, прямо очень современный. Сознаюсь, рядовому полицейскому современное искусство немножечко не по зубам…

— Я читала эту пьесу… — сказала Кэролайн, — и думаю, что в ней нет ничего странного. Она всего лишь говорит о том, что жизнь человеческая бессмысленна, что она ни к чему не ведет, ничему не служит, что никто никого не запомнит и никто никому никогда ничего не объяснит.