Страница 73 из 111
В моем воображении грозные всадники, налетев на лед, посыпались как горох вместе с лошадьми. Люди в тяжелых доспехах не могли встать сразу, кто-то лежал, придавленный конем. Да, действительно.
— Поняла. Но то сражение в лесу — там были и молнии, и огонь...
— Наличие ума не отменяет необходимости использовать силу. Иногда.
Воцарилась тишина. Впрочем, недолгая.
— Зелль, погоди. Я так понимаю, Хаос он сам создал... или вызвал... все эти смерть-ворота, зверюги страшные, купол и прочее. А остальное? Ты же сам говоришь: Стихии, огонь, земля. Семьдесят лет назад этому учили в Мастерской? Или он тоже — сам?
— Вам и это не рассказывают? — вопросом на вопрос ответил маг. Я засопела, подозревая очередной подвох. Но следующая реплика Зелля заставила мою челюсть отвиснуть.
— Что-что? Как это — не учился в Мастерской?!
— По-твоему, все люди с магическим талантом попадают в Мастерскую?
— Ну.. да. Регулярно проводятся поиски, по всему королевству. Любой ребенок с талантом к волшебству отправляется на учебу по достижении двенадцати лет. Или он был родом издалека?
— Нет. Здешний.
— Тогда — ничего не понимаю, — призналась я. Жалобно покосилась на своего спутника. Не подействовало: Зелль смотрел прямо вперед, прищурившись, как лучник, выбирающий цель.
— Ты сразу согласилась отправиться в Мастерскую?
— Да, конечно!
Я вспомнила, как впервые увидела госпожу Матильду — приехавшую с королевским обозом, уже после того, как начались дожди и эпидемия угасла. Еда, вода, лекарства... Разумеется, не от чумы — от нее лекарств нет. Вереница телег, запряженных голенастыми и низкорослыми птицами-тяжеловозами. Люди, смотрящие из окон и приоткрытых дверей — с надеждой, с усталостью, со злостью. И изящная фигурка волшебницы, оседлавшей клыкастого полосатого зверя.
До сих пор не знаю, как именно старшие определяют наличие дара. Мы его не чуем. Но когда госпожа Матильда подошла ко мне, безошибочно выцепив из толпы — я не колебалась ни секунды. Тёте, которая воспитывала меня после смерти родителей, и так пришлось тяжко. Дети почему-то выживали в моровое поветрие — умирали взрослые, так что теперь на ее попечении было пятеро, включая осиротевших соседских малышей. Ехать в Пристань! Учиться магии! Как не согласиться?
— А твои друзья? Одноклассники?
— Тоже! — уверенно отозвалась я. А потом заколебалась. Действительно, точно ли я это знаю? Ладно Нори, ладно Вилли... Ипполита, которая с такой нежностью рассказывала мне о своем доме? Остальные? — Но ведь никого в Пристань не тащат насильно! Мы давали свое согласие, официально, перед первым экзаменом...
— Давали. Ладно. А если кто-то откажется ехать? Наотрез?
— Оставят дома. Не под конвоем же повезут! Не понимаю, правда, как можно отказаться.
— Ты видела когда-нибудь деревья дэвон? – резко сменил тему Зелль.
– Э. Ага.
Дэвон привозили из государства Ори. Крохотные деревца, не больше, чем мне по пояс, с кривым стволом, на котором темная кора чередовалась со светлой, вырисовывая диковинные узоры, и пышной листвой. Дикие дэвон вышиной как обычные дубы и сосны, из их древесины делают крепчайшие кареты и дорогую мебель. Но если их выращивают в теплицах, особыми методами заставляя только проклюнувшееся дерево принимать такую, как надо, форму – оно навсегда останется маленьким, умещающимся в горшке для комнатных цветов. У госпожи Матильды в кабинете было такое.
– Тем, кто не соглашается ехать в Мастерскую, ограничивают дар. Запирают в стеклянной банке, как то дерево, чтобы не вырос выше колена. При наложении определенных печатей – с разрешения короля, конечно же, при применении особых техник Церкви и Коллегии. Так получится только с малышом, волшебника старше шестнадцати лет уже нельзя ограничить. Маги, не получившие образования в Мастерской, не могут практически ничего. Не потому, что их не учили – потому, что их дар обрезан. Собакам купируют уши и хвосты, людям — дар волшебства. Словно его много в мире осталось. Если бы не эти печати, чудом сохранившиеся с древних времен, магов вне Мастерской просто убивали бы.
У меня мороз прошел по коже. Крохотное деревце – и гигантская сосна, достающая до неба.
– Врешь, – отчаянно помотала головой я. — Не может такого быть!
— Да ну? — Зелль лишь вздернул бровь, и я замолчала. С силой провела ладонями по лицу.
– Хорошо, может быть, и так, но... но... Необученный маг может натворить дел! Вызвать пожар, как в нашей библиотеке... еще что-нибудь... это же ради их блага, правда? Правда? Зелль!
Прокушенная губа была соленой. От пота? От крови? От слез? Пришлось отвернуться, сорвать повязанную вокруг бедер куртку и постараться вытереть ей щеки. Опустить голову, прикрыть глаза, несколько раз плавно выдохнуть и вдохнуть — как учили. Учили... нас. Согласившихся. А других? Сколько их, этих других, кто никогда не сможет даже создать крохотный огонек-светлячок, или выбросить кости шестерками вверх, или вырастить морковку на огороде быстрее обычного?
Зелль сделал вид, что не заметил. Ускорил шаг, оказываясь впереди, и заговорил, не оборачиваясь:
– Люди лгут. Но гораздо чаще они просто недоговаривают. Легко недоговорить, легко умолчать о магии, об истинной власти Церкви, о богах и героях. Нашему народу был дан странный дар— пламя с небес, вода из недр. Слишком много могущества. Возможно, поэтому оно и ушло, исчезло, скрылось от нас. Ворон, отрезанный от привычного волшебства, искал другие пути. Нашел. Другое дело, как он использовал его.