Страница 3 из 109
Переглянувшись, друзья направились вслед за ним, миновали то самое место, где мальчонка обо что-то ударился, и ничего не почувствовали. Но ведь было, было нечто, не смог бы пацанчик разыграть комедию, тут и взрослый не увернулся бы, как бы ни был изворотлив.
Между тем, Дергунов уже щелкал своим кэноном, уже фиксировал улепетывающего мальца, а заодно и открывшуюся панораму городка, раздвинувшего в стороны лесную чащу.
Надо сказать, что собкора в качестве своего подручного или сопровождающего, как кому угодно, выбрал Черемушкин. Не сослуживца Кувалдина, раскалывающего ребром ладони кирпичи, не хитрого армянина Игоря из своего же отдела, ни даже абсолютно правильного не пьющего и не курящего Жору Гудкова, нет, он настоял именно на Дергунове, понимая, что тот в своем журналистском рвении способен проявить редкостную заинтересованность. А это, в смысле заинтересованность, на данном этапе было всего важнее.
— Ну, и где твоя стройка? — сказал Черемушкин, выискивая на углу ближайшего дома табличку с названием улицы и номером дома.
Таблички не было.
— Нету стройки, — ответил Дергунов, деловито пощелкивая фотоаппаратом. — А сверху нету города. Хоть стой, хоть падай.
Кинул быстрый взгляд на Черемушкина и спросил:
— Что-нибудь ищешь?
— Дом пятнадцатый по улице Зомбера, — отозвался Черемушкин. — Ты знаешь, кто такой Зомбер?
— Вон мужичок чешет, спроси у него, — посоветовал Дергунов, но Черемушкин уже сам увидел местного мужичка и заговорил, устремляясь к нему:
— Прошу прощения, здравствуйте, не могли бы вы сказать, где здесь дом номер пятнадцать по улице Зомбера?
— Сначала здравствуйте, потом прошу прощения, — поправил его человек, останавливаясь.
Был он мал ростом, сутул, плешив, плоховато и как-то странно одет, и, пожалуй, стар. Хотя нет, не стар, лицо без морщин, просто обветрен, присыпан пылью, передние зубы отсутствуют, отчего шепелявит. Странность в одежде заключается в том, что на нем брюки задом наперед, мотня болтается сзади, а рубашка застегнута криво, со сдвигом на один прогал между пуговицами.
— Значит, ищете Зомбера пятнадцать, — продолжал человек, щербато улыбаясь. — Идёмте, покажу.
Развернулся и пошёл в обратную сторону, рядом с ними, приговаривая:
— Чудно вечером ложиться спать пареньком, а утром просыпаться старикашкой. Непривычно. Как вы думаете, молодые люди?
Молодые люди, которые шли сзади, переглянулись. Дергунов покрутил у виска пальцем, Черемушкин развел руками.
— Эти двое, которые вчера приходили, не ваши? — спросил вдруг человек.
— Не, не наши, — отозвался Черемушкин, не особенно при этом привирая, ибо те двое никак не относились к Комитету.
— Надобно бы вам зарегистрироваться, — деловито сказал человек. — А-то наши-ваши — ничего не поймешь. У нас тут и без вас, пришлых, путаница, так что вот вы и пришли.
И показал пальцем на проглядывающий между двумя пятиэтажками деревянный двухэтажный дом.
— Это, стало быть, Зомбера пятнадцать. А регистрироваться нужно в мэрии, идёмте покажу.
— Попозже, — буркнул Черемушкин. — До свидания, дядя.
— Попозже, так попозже, — пожал плечами человек.
И пошёл себе, приговаривая:
— Какой же я дядя, когда вчера был Генашкой? Удивительные дела твои, папа…
Глава 4. Иеремия
Улица была абсолютно пуста, будто город вымер, ни людей, ни машин, ни всесущих кошек с собаками, и это было непонятно, поскольку были же недавно музыка, шелест шин, бибиканье, собаки тявкали. Мужичок куда-то исчез, свернул в переулок, поди. И вдруг, как гром средь ясного неба, — многоголосый шум толпы и справа на улицу начала выползать демонстрация с разноцветными знаменами, цветастыми плакатами, дудками, трещотками, возбужденная, тесная, будто сросшаяся плечами, зыркающая по сторонам горящими глазами.
— Уходим, — сказал Черемушкин. — Стопчут.
И первым устремился к деревянному двухэтажному дому…
В единственном на весь дом подъезде после ослепительной улицы было темно, глаз коли, воняло кошками и прокисшими щами, по углам стояли криво поставленные друг на друга коробки, а под деревянной лестницей, перхая, ворочался какой-то мужик, видать устраивался на ночевку, хотя день ещё был в самом разгаре.
— Седьмая квартира — это второй этаж, — уверенно заявил Черемушкин и через две ступеньки пошагал вверх по скрипучей лестнице.
Он оказался прав, первая квартира по левой стороне была именно седьмой. Звонка не было, пришлось стучать.
Вот ещё кто-то вошел в подъезд, тотчас сунулся под лестницу, потревожив давешнего бомжа, который начал пьяно ругаться. «Цыц», — сказал вошедший и пару раз тупо ударил. Бомж умолк, и тогда этот вошедший, судя по звукам, поволок его на улицу.
Черемушкин поднял руку, чтобы ещё раз постучать, но из-за дверей вдруг тоненько спросили: «Кого вам?»
— Мне Иеремию, девочка, — ответил Черемушкин.
— А нету.
— Вчера у вас были два дяденьки, — миролюбиво просюсюкал Черемушкин, подстраиваясь под строптивого ребенка. — Забыли сумку. Как бы её, сумочку эту, забрать?
Щелкнул замок, дверь отворилась. Между прочим, девочка оказалась белобрысым мальчиком.
— Только быстро, — сказал мальчик и как только друзья прошмыгнули в прихожую, тут же захлопнул дверь.
— Какая из себя сумка? — спросил мальчик.
— Черная, большая.
— Этого мало, — сказал мальчик.
— Из полиэстера, — добавил Черемушкин, удивляясь рассудительности мальца. Хотя какая тут к черту рассудительность, ежели впустил в дом незнакомых людей.
— Как звали этих двоих? — спросил мальчик, но вдруг улыбнулся и махнул рукой. — Ладно, не напрягайтесь, вижу, что оттуда. Вон сумка, под вешалкой стоит. Но вы ведь не только ради сумки пришли.
— Не только, — согласился Черемушкин, переглянувшись с Дергуновым.
— Проходите в комнату, — сказал мальчик. — Можно на диван.
Молча проследил, как друзья усаживаются, после чего сказал:
— Я и есть Иеремия. Так что у вас за вопрос?
По описанию оперов, по пьяной лавочке забывших у Иеремии сумку, был Иеремия здоровенным таким белобрысым бугаем, которого трактором не своротишь и нипочем не перепьешь. При этом хитрым, умным, наблюдательным, разбирающимся в здешних тонкостях. То есть, был Иеремия опытным матерым пожившим своё мужиком, но никак не ребенком.
С другой стороны, и показавший им дом номер пятнадцать папаша с мотней на попе что-то такое, уходя, молотил, что никакой он не дядя, а вчера ещё был Генашкой. Странные дела тут творятся.
— Ты, мальчик, хочешь сказать, что ты и есть тот самый Иеремия? — уточнил Черемушкин.
Иеремия утвердительно кивнул.
— А что? — задумчиво сказал Дергунов, который сидел на диване так и не снявши своего рюкзака. — Под Пермью, говорят, тоже наблюдаются выкрутасы со временем.
— Ну, не до такой же степени, — произнес Черемушкин, — Ты, парень, один живешь? Мама, папа есть?
Иеремия поморщился и сказал:
— Так что у вас за вопрос?
После чего подошел к окну, выглянул на улицу, осторожно так выглянул, будто бы опасаясь чего-то. Чего именно?
— Ты не обижайся, — Черемушкин встал и направился к серванту, на котором стояла выцветшая фотография. — Очень любопытно. Это ты?
С фотографии на него смотрел мордастый парень с неохватной шеей и нехорошим прищуром.
— Я, — ответил Иеремия.
— Когда снято? — немедленно спросил Черемушкин.
— Почем я знаю? В общем, так, ребятки, мы так не договаривались, на глупые вопросы я не отвечаю. Шли бы вы откуда пришли, мне ведь только свистнуть, мигом прибегут.
Экие перепады у этого мальца: то полная расположенность, благожелательность, а то в горло готов вцепиться.
— Прости, дорогой, — миролюбиво произнес Черемушкин и широко улыбнулся. — Не знал, что тебя заденет.
Поставив фотографию на место, развел руками, дескать — бывает и, все так же улыбаясь, сказал:
— Ты случайно не слышал о таком Валете? Он в вашем районе проживает.