Страница 103 из 109
Самаэль с шумом, треском, ломая толстые ветки, выпорхнул из могучей кроны и опустился на траву. Земля под его нешуточным весом содрогнулась, Асмодей нахмурился и постукивая пальцами по жезлу, недобро уставился на дракона.
— Ева, иди же, — сказал Мортимер Лере. — Поговори с Искусителем.
— Всё не так, — громоподобно сказал Асмодей, заставив всех вздрогнуть. — Адам и Ева до грехопадения были эфирными, а тут сплошное мясо. Исправьте оплошность, коллега.
— Не будем спорить, — миролюбиво согласился Мортимер и щелкнул пальцами.
Лера сделалась прозрачной. Земное платье сменилось легкой вуалью, скрывающей то, что видеть не нужно. Поднявшийся ветерок подхватил её и понес над травой к дубу. Мортимер движением руки заставил ветерок утихнуть.
— Адама тоже, — напомнил Асмодей, ухмыляясь.
Черемушкин тоже сделался прозрачным. На нем также была вуаль.
— Ух ты, — сказал Лаптев, который видел теперь сквозь Черемушкина, как сквозь стекло.
Кстати, на него (да ещё на академика Израэля) чары Мортимера не подействовали.
Мортимер сделал знак музыкантам-бесам, те вдарили буги-вуги.
— Стоп-стоп-стоп, — сказал Асмодей, заставив оркестр умолкнуть. — И как же, коллега, ваши Адам и Ева будут кушать ваше яблочко? Они же эфирные.
— Не беда, — ответил Мортимер, понимая, что Асмодей прав. — Сделаем и яблоко эфирным.
— Нестыковка, — возразил Асмодей. — Вы прекрасно знаете, что эфирное существо питается энергией и только энергией.
— Ваши рекомендации, коллега, — сухо сказал Мортимер. — Ловить на неточностях мы тоже мастаки.
— Ах, да, — полузакрыв глаза, произнес Асмодей. — Вы же в тот момент отлучались в Оксфорд на симпозиум. Стыдно не знать, коллега. Не было никакого змея, был ангел из тех, которых теперь называют падшими. Этот ангел и вразумлял Еву, другими словами склонял её на свою сторону. И, как понимаете, склонил. Вот почему человек изначально греховен. Вот за что он был выброшен из Высшего Мира в мир плотский. Библию писали не Боги, а люди, они-то и окутали давнее прошлое идеологическим туманом.
— Это одна из теорий, — возразил Мортимер. — Уж коли мы здесь собрались, давайте придерживаться древних традиций. В документе что сказано? «И заповедовал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь». Вот и поехали, только без смертей, а помягче.
— Поехали, — согласился Асмодей, сделав знак оркестру.
Тот вновь вдарил буги-вуги.
Перебирая ножками, Ева подплыла к Самаэлю и сказала нежным голоском:
— Кто ты такой, чтобы ходить по моему саду и что это такое вкусненькое висит на этом дереве?
— Не ходи туда, Ева, — заунывно и запоздало воззвал к ней Адам. — Батюшка не велел туда ходить.
— Я твой добрый друг и соратник, — вздохнув, ответил Самаэль. — Это и мой сад. А на дубе этом висит яблоко. Но ты его не пробуй — пожалеешь. И вообще, как известно, на дубах растут желуди, которые потребляют свиньи. Ты же не свинья, чтобы есть с дуба.
— Ишь, разговорился, — сказала Ева, пожирая яблоко глазами. — Мне батюшка не велел это кушать.
— И правильно, не ешь, — согласился Самаэль. — Это поначалу вкусно и сладко, а потом с животом одна морока. И не только с животом.
— Сколько всего переела, никогда такого не было, — удивилась Ева. — И квашеную капусту ела, и зеленый горошек, а они такие провокаторы.
— Не вздумай попробовать яблоко, — заунывно сказал Адам. — Помрём.
Вновь поднявшийся ветерок поднес Еву точно к яблоку, она схватилась за него и, ах, оторвала от ветки. К ней быстро подошел Небирос, а за ним приволокся полупрозрачный мятущийся Адам. Небирос отобрал яблоко и зашвырнул его далеко в лес.
Асмодей с усмешкой наблюдал за происходящим, в частности за Лерой, другие персонажи его пока не интересовали. Фальши он пока не видел, Лера не играла, а по-настоящему жила в этом глупом воображаемом мире. Вот и Лаптев ни разу не поморщился. Его, литератора, инженера человеческих душ, Асмодей выбрал в качестве эталона, а потому вывел из-под контроля Мортимера. Кстати, академика Израэля, отъявленного атеиста, взять под свой контроль Мортимер тоже не смог.
Глава 35. Отвлеки Адама
На совещании в Праге Мортимер не просто так говорил про хронокапсулы. В его высокотехнологичной реальности они существовали и надежно обеспечивали путешествие в прошлое. Другой вопрос, что контроль за их эксплуатацией осуществляли могущественные серафимы, а они были господа весьма несговорчивые. Но одноразово, в обход существующих правил, на свой страх и риск Мортимер мог использовать какую-нибудь бракованную, временно выпавшую из системы учета завалящую хронокапсулу. Дело было опасное, однако же именно такой неучтенной единицей Мортимер на сей раз и воспользовался.
Никто из зачарованной публики, разумеется, об этом не догадывался. И когда окружающее подернулось вдруг туманом, а затем картинка напрочь изменилась, все поняли, что сказка продолжается с уже новыми декорациями, и испытали очередную радость.
Музыка сошла на нет, только здоровенный рыжий бес извлекал из электрооргана нежнейшую мелодию.
Лаптев никакого тумана не увидел, а увидел дрожание воздуха вокруг «сцены» и какие-то похожие на сполохи отблески. Сполохи обозначили сферу и пропали. В тот же миг то, что находилось в сфере, коренным образом изменилось. Лес на заднем плане превратился в залитый солнцем щедро плодоносящий сад, а дуб в смоковницу. Но главное — небо, чудесное, как в Иерусалиме, ярко-синее, без облачка.
«Дурят нам, идиотам, мозги», — подумал Лаптев, впрочем, без особой уверенности. Он знал про неограниченные возможности Мортимера, сам на себе испытал. А уж то, что в качестве свидетеля Мортимер вызвал самого Асмодея, ну что тут скажешь? В свое время Лаптеву попался редкостный фолиант про бесов и демонов на английском языке с великолепными цветными иллюстрациями. Был там и Асмодей, точь в точь такой, как тот, что восседал сейчас на троне. Актеру так не сыграть, да и где в наше время найдешь актера, в котором четыре метра росту.
Между тем в хроносфере кипела своя жизнь. Огромный Самаэль истончился и чудесным образом превратился в небесной красоты ангела в белом балахоне, под которым чуть заметно угадывались крылья. Естественно, ангел этот был тот самый, падший, искуситель. Стоявший рядом с Евой Небирос вдруг обнял её и исчез, растворился в ней. Сразу после этого Ева преобразилась, сделалась этакой соблазнительной грудастой красоткой с тонкой талией, гривой рыжих волос и огромными зелеными глазами.
Лаптев узнал её, это была Лилит из того самого фолианта.
Адам заметно подрос, но прекрасным принцем не стал, оправдывая поговорку, что мужчина должен быть чуть красивее обезьяны. И это справедливо, в этом есть свои преимущества. Как сказал один толковый товарищ: «Мужчина может быть лысым, пузатым, посещать ванную раз в неделю для того, чтобы почистить там зубы, ему позволено как угодно одеваться и быть любого возраста. Это не имеет значения. Мужчин мало, и каждый из них является редкостным подарком для любой женщины». На эту тему можно говорить бесконечно, мы же вернемся к действию.
Следует добавить, что хотя Адам и Лилит были в чем мать родила, это не бросалось в глаза. Режиссер умело регулировал освещение, оставляя то, что не нужно выпячивать, в тени.
— Лилит? — удивленно сказал искуситель, усаживаясь на поросший травою холмик. — Почему ты, почему не Ева?
При этих его словах Асмодей жестом показал Мортимеру: смотри, дружок, я как всегда прав.
— Впрочем, неважно, — продолжал искуситель. — Ты мне нравишься больше. А я тебе не нравлюсь? Я красив, смел, силён… как мужчина. Чуть позже ты поймешь, что жалкий Адам мне и в подметки не годится. Он будет целый день где-то пропадать, а когда ночью придет домой, к тебе, о, красавица, от него будет вонять водкой, табачищем, винегретом и чужими духами. Уж поверь мне. После тридцати у него разовьется цирроз печени и аденома предстательной железы. И у него ничего не будет получаться. Присядь рядышком-то, в ногах правды нет.