Страница 31 из 40
— Ну и что же на моей роже написано? — спросил Венька.
— Слушай, найду я им на московскую квартиру, — сказал Кирилл. — Не обедняю. Только Диану не трогай. Прошу тебя.
— Догадливый какой, — пробормотал Венька. — С чего ты взял-то?
— Не вздумай, — повторил Кирилл и ушел в гостиную.
«Ишь, благодетель, — подумал Венька. — Цербер на полставке».
Коридор мягко покачивался, в ушах стоял легкий шум, вроде бы угадывалась далекая музыка, и вообще было хорошо, уютно.
В сигаретной пачке (Венька не курил, а так — баловался время от времени) имелась сигарета с травкой, которой его снабдил Дохлер. Дохлер гарантировал стопроцентный кайф и грандиозные ощущения. Сейчас, пожалуй, подоспел момент словить этот кайф.
Через родительскую спальню Венька прошел в лоджию, тщательно прикрыл за собой дверь. Дохлер предупредил, что у травки специфический запашок, желательно, чтобы никто не унюхал, а-то разговоров не оберешься. Хуже нет прослыть наркоманом.
С высоты шестого этажа открылся засаженный деревьями двор. Желтых листьев было уже больше, чем зеленых, что поделаешь — осень.
Отсюда, сверху, казалось, что внизу настоящий лес, на самом деле деревья стояли довольно редко, просто непомерно разрослись их кроны.
Венька закурил.
Сразу прояснилось в глазах, зрение стало острое, предметы четкие. Где-то жарили рыбу, мерзко завоняло рыбьим жиром, потом запах этот притупился и исчез.
Венька вдыхал и вдыхал терпковатый дым, наполняясь чем-то легким, воздушным, что делало его невесомым, отрывало от пола. Он чувствовал себя шариком, накачанным гелием, но шариком разумным, способным передвигаться самостоятельно.
Да нет, глупости всё это, вовсе он не шарик, а самый настоящий Венька, только Венька, который умеет ходить по воздуху, аки Христос по воде. (Едва в сознании промелькнуло это имя, раздался раздраженный, срывающийся на визг голос Покровителя: «Не смей думать про Христа. Всё это враки, не было такого. Слушай только меня, думай про меня и тогда, быть может, я доложу о тебе истинному Вседержателю»).
«Надо же, прорезался», — подумал Венька. Действительно, давненько что-то не было слышно Покровителя.
Впрочем, он тут же о нём забыл. Ощущение было «обалденное», Дохлер не врал. Возможность всего! Возможность прошествовать над крышами, заглядывая в окна верхних этажей. Возможность взойти по воздуху, как по ступеням, в сияющие небеса, оставив под собой окутывающуюся в сумерки землю.
Ну и дурак же этот Ленкин Володя. Камнем вниз. Это же так легко: всё время вверх, наддавая и наддавая, нужно лишь уловить момент, когда тебя понесет, чтобы не провалиться. Страшно только поначалу, над бездной, в которую нужно ступить, потом уже не страшно.
— Вперед, парень, — сказал себе Венька, ловко, одним махом, взбираясь на перила. — Пошёл.
Он сделал шаг и провалился.
В ту же секунду он был схвачен за ворот пиджака мощной дланью, еще кто-то ухватил его за левую руку. «Х-ха», — натужно в унисон сказали два мужских голоса, и Венька, выдернутый из бездны, как большая морковка из грядки, был посажен на перила, а потом перевален в лоджию. Мощные руки упасть не дали, поставили на ноги.
Всё еще кайфующий, но уже начавший понимать, что избежал смертельной опасности, Венька увидел рябом с собой Кирилла и глыбообразного Александра Прокопьевича.
— Сорина начитался? — спросил Кирилл.
— Кто есть Сорин? — осведомился громадный полковник.
Если бы не он, лежать сейчас Веньке на земле с переломанной хребтиной. Один Кирилл тяжелого брата не удержал бы. Веньку прошиб холодный пот.
— Из «Иванушек», — ответил Кирилл. — Тоже с шестого этажа сиганул. Говорят, накурился дури.
— Дури, говоришь? — переспросил Александр Прокопьевич и нагнулся за окурком, в гордом одиночестве лежащем на площадке и еще тлеющем. Венька как-то забыл о нем, выронил, прежде чем махнуть на перила.
— Э-э, парень, — сказал полковник, понюхав окурок. — У нас в части трое салаг баловались травкой. В итоге, один себе ножом брюхо взрезал, другой стекла нажрался, третий вышел в окно вот как ты сейчас.
— Где взял? — спросил Кирилл.
— Где взял, там уже нету, — сказал Александр Прокопьевич, растирая в пальцах окурок и пуская труху по ветру. — Еще есть?
— Нет, — ответил Венька.
— Завязывай с этим, — сказал полковник. — С наркотой никто хорошо не кончил.
— Ладно, — отозвался Венька, кайф у которого от пережитого уже прошел, а на смену кайфу неотвратимо накатывала огромная черная волна.
— А мы в свою очередь обязуемся не разглашать происшествие, — сказал полковник. — Точно, Кирилл?
— Вовремя мы, — произнес Кирилл, которого разобрал вдруг мелкий озноб.
Глава 34. Клин клином
Венька проснулся в десять утра в ужасе от того, что опоздал на работу. Правда, он тут же вспомнил, что сегодня воскресенье, но всё равно пришлось полежать с полминуты, пока сердце не успокоилось.
Вчерашнее скрывалось в тяжелом похмельном тумане и вываливалось оттуда внезапными фрагментами.
Так, вывалилась вдруг лоджия, деревья под ногами. Это еще нужно переварить, обдумать, привыкнуть, чтобы не било по нервам, всплыв из глубин памяти. А лучше забыть, что он вчера и сделал. Вернулся за стол и сразу треснул фужер бренди. Потом без передышки еще один.
Вывалился Гендос, который почему-то оказался на месте Дианы и что-то зудел, канючил, вроде бы как что-то клянчил. Но что?
Вывалился Елдынбаев. На сей раз уже Венька подсел к нему. Елдынбаев говорил что-то мудреное, но невероятно смешное. Венька ржал и никак не мог укусить сочный персик. Только разинешь рот, как уже пора смеяться.
Вроде бы была Женя. Рыдала в жилетку, как сумасшедшая. Сырости в этой женщине!
Странно, но папани как будто и не было. Перековался чувак, стал сдержан и скромен.
Конца Венька совсем не помнил. Кто довез до дому, как довез, во сколько довез — всё в тумане.
Венька встал. Одежда аккуратно висела на стуле. Надо же, скрупулезность какая.
Пошлепал босиком в туалет, боковым зрением заприметил в коридоре большой незнакомый предмет, включил свет. Предмет оказался елдынбаевским мешком с детскими поделками.
Венька мысленно застонал. Что же он Самату-то наобещал? Что-то ведь наобещал, иначе не было бы тут этого дурацкого мешка.
Елдынбаев всё сделал правильно, на то Венька и министр культуры, чтобы пестовать детское творчество, только Веньке от этого не легче. Кому в нынешнем рынке нужны эти загогулины, эти кривулины, когда настоящих мастеров вывести в люди невозможно. Прозябают в безвестности, идут кондукторами в общественный транспорт, там хоть платят, но в основном влачатся по жизни, как босяки. Ну и отношение к ним соответственное — как к босякам, отбросам общества.
Вот такие мысли посетили Веньку над мешком Елдынбаева.
«Эк тебя понесло, — сказал он себе. — Не иначе, загогуйловское ментоядро опять выпячивается».
Действительно, мысли были вредные и опасные. С такими мыслями нечего было делать в правительстве Курепова.
Он затолкал мешок в стенной шкаф, чтобы глаза не мозолил. Елдынбаеву можно наврать, что поделки не прошли по замыслу. Замысел, мол, неказист. Он мужик терпеливый, проглотит…
Насчет завтрака голова у Веньки никогда не болела — холодильник всегда был набит под завязку. В баре, что в гостиной, имелся широкий выбор крепких изысканных напитков, в баре, что на кухне — напитков крепких, но попроще. Было также бутылочное и баночное пиво. Похмеляйся, не хочу.
Что Венька и сделал, откупорив бутылку датского пива.
После этого, чувствуя некоторый подъем, он разогрел в микроволновке копченую куриную ногу, выудил из банки пару соленых помидоров, в эту же тарелку положил маринованных маслят, отдельно набухал крабовый салат, который в изобилии наготовила еще Лена.
Выставил себе любимому бутылку «Посольской» и начал метать так, будто с позавчерашнего дня ничего не ел.
Насчет того, что завтра уже на работу, не думал. Чудо-таблетки, кои в изрядном количестве лежали и в кухонном шкафу, и в аптечке, и даже в прикроватной тумбочке, исцеляли лучше пива и напрочь отбивали амбре.