Необычайная коллекция

С тех пор как был раскрыт секрет, группа поклонников — в которую входит и Гулд — занята воспроизведением сотен романов, которые Ласпальер написал, не написав, рассыпанных фрагментами в его изданных книгах. «В сущности, — объясняет Гулд, — его тринадцать книг надо рассматривать не как тринадцать “романов”, но как тринадцать пропозиций из миллионов возможных. Наше дело — воплотить остальные. Мы уже написали двести восемь. Там есть детективы, приключенческие романы, одно философское эссе в диалогах и даже порнографические книжонки, которые я лично составил, позаимствовав из романов Ласпальера самые крутые пассажи. Разумеется, по качеству эти книги неравноценны; некоторые комбинации приблизительны, и из них получаются не вполне складные тексты. Но другие, поверьте мне, дают потрясающие результаты, даже лучше, чем матрицы, иными словами, тринадцать комбинаций, записанных Ласпальером. Это подтверждает мою мысль о том, что, публикуя их, он думал об экспозиции своего материала, а не о конечном результате: то была не цель, а средство».

Гулд посмотрел на меня и прищурился. «Знаю, что вы мне возразите: мы могли бы ввести абзацы Ласпальера в память компьютера, чтобы все возможные комбинации выдала за нас машина. Ей ведь потребуется на это всего несколько минут, тогда как мы, работая вручную, потратим годы. Не так ли?»

Я открестился, как мог, от подобной мысли; но Гулд продолжил:

«Это было бы, разумеется, куда легче и избавило бы нас от многих трудов. Но это, я думаю, означало бы предать замысел Ласпальера. Он дал нам тысячи возможных романов не для того, чтобы мы пропустили их через дробилку компьютера и обработали, как банковские данные. Комбинировать абзацы Ласпальера следует не автомату, но эрудиту и даже, пожалуй, писателю. Это не черная работа — это искусство. Необходимы чутье, такт, чувство текста; вся прелесть нашего предприятия состоит в долгих и кропотливых поисках абзаца, который наилучшим образом подойдет к предыдущему. Компьютер попросту выплюнет вам сто тысяч романов без всякого порядка, даже не сгладив, так сказать, швы, — я говорю о маленьких усовершенствованиях, которые мы вносим в тексты, чтобы они были лучше, к примеру меняем время глагола или убираем повтор. Да, я говорил и повторяю: чтобы комбинировать Ласпальера, надо быть писателем. В таком духе он и замыслил свое творческое наследие: как открытую библиотеку, которой могут пользоваться люди доброй воли, чтобы писать, если у них есть мужество, характер и мало-мальский талант».

Другой пример: «Утренние холода» швейцарца Фердинанда Эркюля, начало 1940-х годов. «На первый взгляд, — объяснял мне Гулд, — в этой книге нет ничего необычного. Дать ее вам на десять минут или даже на час — вы увидите роман, ничем не отличающийся от других. Вы, наверно, прочтете его с удовольствием, потому что стиль хорош и юмор тонок, — так, по крайней мере, думаю я, а, как вы знаете, я имею нескромность полагать, что мое мнение чего-нибудь, да стоит. Короче говоря, эта книга покажется вам ничем не выдающейся, и вы удивитесь, с какой стати она оказалась в моей библиотеке».

Я полистал «Утренние холода» со смутной надеждой проникнуть в тайну книги, прежде чем мне откроет ее Гулд.

«Я тоже, — продолжал Гулд, — как и вы, нашел “Утренние холода” банальными. Один чудак-букинист, которого все звали Бароном, понятия не имею почему, ведь он был незнатного рода — давно умер, царствие ему небесное, — так вот, этот Барон продал мне ее как исключительный экземпляр, однако, не сказав больше ничего: мол, хотел, чтобы я насладился радостью открытия. Поддавшись на уговоры, я купил книгу за бешеные деньги. Чтение заняло два часа. Не найдя ничего особенного, я перечитал ее еще раз. Опять ничего. Третий раз — снова впустую. Тогда я разозлился так, что пошел объясняться с Бароном. Он рассмеялся, довольный шуткой, а потом показал мне, что же в трижды прочитанных “Утренних холодах” я все-таки упустил».

Гулд помедлил, нагнетая напряжение.

«Так вот, этот маленький, с виду обычный роман — на деле самая удивительная многоступенчатая книга из когда-либо написанных; на первый взгляд он впечатляет меньше, чем тринадцать романов Ласпальера, потому что выглядит скромнее, но я думаю, он лучше, как по замыслу, так и по воплощению. На сегодняшний день это жемчужина моей коллекции. Скажу вам больше — я сам не уверен, что постиг его до конца».

История, рассказанная в «Утренних холодах», иными словами, то, что прочтет и почерпнет невнимательный читатель, — лишь видимая поверхность книги, верхушка айсберга. «Как лежат у нас под ногами всевозможные геологические пласты породы и руды, так и в этом романе есть невидимые глазу залежи, до которых можно добраться, если копнуть поглубже». Итак, в этом романе кроются другие романы, повести, эссе, молитвы, стихи, каламбуры, словесные игры, бесчисленное множество незримых текстов — Гулд называет их «подкнижьями», — к которым Эркюль не дал нам ключей, предоставив читателю отыскать их самому. «Первое подкнижье, которое показал мне Барон, найти довольно просто: его можно обнаружить, читая через слово — только каждое второе. Это другая история, с теми же персонажами, но совсем непохожая на первую. Она не столь гладкая по стилю, но, на мой взгляд, более глубокая. Далее Барон показал мне, что первые буквы на четных страницах образуют акростихи. Затем, открыв для меня две эти двери, он предоставил мне самому отыскать остальные».

И с тех пор Гулд без конца перечитывает «Утренние холода» вот уже пятнадцать лет, находя в них каждый раз все новые тайны:

— сонеты (если брать первую и последнюю строчку с каждой страницы, а разделение на главы обозначает их начало и конец);

— липограммы (ни одной буквы n в главе XI, насчитывающей двадцать шесть страниц);

— скрытые тексты, если читать каждую вторую букву или каждую третью, в зависимости от страницы, — иногда на одной и той же странице можно получить несколько вариантов, читая каждую вторую, каждую третью или даже каждую четвертую букву (высший изыск — страница 201: в четырех полученных текстах рассказывается одна и та же история с четырех разных точек зрения);

— эротические рисунки, если соединить карандашом все буквы к на развороте;

— и так далее и тому подобное.

«Только мы, немногие в мире франкофонии — перевести “Утренние холода” на иностранные языки, разумеется, невозможно, — знаем, что стоит за рассказанной историей, и постоянно ищем новые скрытые смыслы. Мы обмениваемся нашими открытиями на ежегодном симпозиуме; тех, кому удается выследить, так сказать, самую крупную дичь, поздравляют как героев. В этой связи не могу удержаться, чтобы не сказать вам, что я как минимум трижды снискал восхищение моих собратьев: первый раз, отыскав маленькое эссе о смерти, спрятанное в предпоследних буквах всех слов книги; второй — обнаружив ошибку одного из наших предшественников, который будто бы распознал новеллу на диагонали север-запад/юг-восток нечетных страниц (что меня не убедило, так как у этой якобы новеллы смазанный финал, в то время как Эркюль требовал от всех своих скрытых текстов полного совершенства); и наконец, третий, которым я особенно горд, — доказав, что Эркюль поместил на тридцати последних страницах свое завещание, которое можно расшифровать, читая первое слово последней строчки, затем второе слово предпоследней, третье предпредпоследней и так далее. Нотариус Эркюля заверил мою находку, чем я горжусь больше, чем всеми моими шахматными победами, вместе взятыми».

Улыбнувшись, Гулд продолжил:

«Ага! Я уже вижу в ваших глазах азарт золотоискателя! Вы умираете от желания добавить новый ключик к этой связке, не так ли? Это по-человечески понятно и не исключено: в “Утренних холодах” скрыто так много, что каждый может, вообразив себя старателем, решить, что достаточно просеять книгу через решето, чтобы добыть самородок. Что ж, я дам вам почитать мой экземпляр. Как знать? Быть может, вам повезет! Но осторожней, не уподобляйтесь иным читателям Эркюля, тем, что, одержимые идеей получить именной ключ (а каждому вновь открытому дают имя первооткрывателя), начинают мудрить и выдумывают алгоритмы, которые якобы помогут им проникнуть в глубинные пласты романа. Некоторые и вовсе ударяются в шарлатанство: вместо поисков ключа, который откроет очередное подкнижье, они сочиняют это подкнижье сами (все на свете истории можно написать, исходя из “Утренних холодов” — знай переставляй буквы), а потом выводят соответствующий ключ, уверяя, что он дан Эркюлем».