Страница 4 из 61
— Не знаю, хочешь, просто пройдемся?
— Согласен, — и они, лавируя между пассажирами, пошли в конец вестибюля. Уже на эскалаторе Лиза случайно обронила взгляд на часы.
Они показывали начало пятого…
Глава 2
— Немчинов!
— Я!
— Головка от х… Где задержанный?
— Так ведь я докладывал, товарищ, капитан. Исчез он.
— Ыгы, исчез. Сквозь землю провалился. И где мне его прикажешь теперь искать? В Южной Америке?
— Честное слово, не знаю, — Немчинов потупил взор и уставился на начищенные до блеска сапоги капитана.
— Ты мне дурочку из себя не строй. Не знает он. А кто должен знать, я что ли? В камере он с кем сидел?
— С Воробьевым.
— И что твой Воробьев говорит про исчезновение?
— Сказал, что тот к стене подошел и словно растворился в ней. Был, и нету.
— И этот туда же. Ху… порет, а ты уши развесил. Ты понимаешь хоть, что у тебя задержанный из под носа сбежал, а ты тут байки мне впариваешь, и думаешь, что я во всё это поверю. У Верки днем был?
— Ну, был, — потупив взор, чуть слышно произнес Немчинов.
— Ты мне еще понукай тут. Небось, как трахать её, так ты жеребец, а как на службе, так прямо козленочком прикидываешься. Ничего не видел, ничего не слышал. Ты где в обед должен был быть?
— Здесь.
— Вот именно. А ты все на бля… норовишь слинять. Нет, чтобы к Верке по вечерам подкатывать, так ему надо еще и днем ей вставить. Вот и… — капитал махнул рукой, сел за стол, исподлобья посмотрел на сержанта и произнес:
— И что прикажешь мне в рапорте писать? Задержанный, исчез из камеры в неизвестном направлении и при невыясненных обстоятельствах?
— Так ведь так оно и было. Камеру никто не открывал. Я когда от Верки вернулся, услышал, что этот, как его, Воробьев, зовет меня. Я открыл, а он один в камере. Забился в угол и пальцем в стену показывает.
— А ты что?
— Я его сразу спрашиваю, где мол, сокамерник? А он мне, — нету, ушел сквозь стену. Вот те крест, прямо так сквозь стену и прошел.
— Может ты того, поддал у Верки, а, Немчинов? Ну кто нам поверит, что задержанный сквозь стену прошел?
— Я не знаю. Вряд ли, только не виноват я, товарищ капитан. Дверь в камеру заперта была, да и у Верки я был всего-то полчаса. Никак он не мог сбежать, да еще запереть дверь за собой. И потом, из отделения ведь еще выйти надо, а никто не видел, чтобы кто-то выходил с нашей половины.
— Видел, не видел, какая ху… разница. Слинял задержанный, это факт, а вот что писать теперь, размышляй.
— А может так и написать, дескать, отпущен на основании фактов подтверждающих невиновность задержанного?
— Чего? Каких фактов? Мы даже не выяснили его фамилию, место жительство и вообще, кто он и откуда. А ты факты.
— Так ведь это понятно, но раз его нету, стало быть, закроем дело и с плеч долой.
— Умник ты, однако. А фамилию мне его как написать? Может Немчинов?
— Ну…
— Во-во. Ладно, иди. Еще раз застукаю, что во время дежурства к Верке бегал, так и знай, взыскания не миновать, а то и вовсе, уволю из отделения к чертовой матери.
— Товарищ капитан, — растягивая слова, произнес сержант.
— Что, товарищ капитан. Иди… работай…
Сержант козырнул и выскочил из кабинета. Капитан откинулся на спинку стула и, взяв со стола журнал, прочел:
— Неизвестный доставлен в отделение нарядом милиции по причине отсутствия у задержанного каких-либо документов, удостоверяющих личность. Учитывая, что задержанный не мог вспомнить свою фамилию, было решено сопроводить его в отделение милиции для выяснения личности и места проживания задержанного, а так же проверке на предмет нахождения в розыске или причастности к каким-либо преступлениям.
Далее шел список вещей, обнаруженных у задержанного при обыске, среди которых были: носовой платок, авторучка импортного производства, блокнот, сотовый телефон неизвестной модели, и деньги в сумме двадцать пять тысяч шестьсот двадцать рублей.
Из протокола явствовало, что задержанного зовут Семен Семенович.
Однако на вопрос: — Как ваша фамилия? Задержанный ответить не смог, сказав, что не знает. Дальнейший допрос показал, что задержанный прибыл в Москву накануне вечером. Вел себя не агрессивно, но настороженно и скрытно. На вопросы отвечал крайне неохотно и противоречиво. Так, к примеру, на вопрос, откуда он прибыл, ответил, что издалека, а при попытке уточнить, добавил, что с Северного полюса. После того, как у задержанного были взяты отпечатки пальцев, до выяснения личности, он был отправлен в камеру.
Капитан в размышлении крутил в руках пузырек с корректирующей жидкостью.
— И что мне теперь написать? Задержанный исчез в неизвестном направлении и при не выясненных обстоятельствах? Как же. Первая же проверка вызовет такой скандал, что, как говорится и звездочки лишиться можно. Черт бы побрал этого Немчинова. Наверняка парень договорился с ним и тот за моей спиной отпустил его, а мне байки поет, что исчез. Ладно, сейчас проверим эту легенду.
Капитан позвонил и попросил пригласить к нему в кабинет Воробьева. Через несколько минут, в кабинет ввели задержанного. Тот уже второй раз задерживался, так как был известным дебоширом. На этот раз его задержали в собственной квартире, где после распития он и его собутыльники устроили драку, которая закончилась тем, что соседи вызвали милицию, а собутыльника с черепно-мозговой травмой отправили в больницу. Теперь Воробьеву светила тюрьма. Хотя в данный момент не это занимало его, а отсутствие возможности выпить.
Это капитан сразу понял, как только Воробьев появился на пороге кабинета. Ломка окончательно измотала его и он, плюхнувшись на стул, тут же попросил стакан воды.
— Что, хреново твое дело, а, Воробьев? — глядя в упор на сидевшего перед ним задержанного, произнес капитан.
— Хуже не бывает. Хоть бы чекушечку или там лекарств каких дали, а?
— Лекарства тебе, может прямо на спирту?
— Так ведь сил нет. Организм требует, а душа стонет.
— Ишь какой, про душу вспомнил. Собутыльнику-то, череп, чем проломил, бутылкой или молотком?
— А я помню? Что под руку попало, тем и врезал. Так ведь если не я, так он бы мне саданул. Такая жизнь, что с неё возьмешь.
— Да, философ ты, теперь вот по статье пойдешь. А я что, жалеть не буду, как говорится, одним алканавтом меньше в районе.
— Понимаю, — уныло произнес Воробьев.
— Это хорошо, что ты понимаешь. На нары сядешь, глядишь и прописку потеряешь, а то и жилье. Квартира-то приватизирована или нет?
— Нет, — уныло произнес Воробьев.
— Тогда считай, пропадет. Ты ведь, если мне память не изменяет, с покойной матерью проживал? А сейчас прописка на тебя одного, точно?
— Да.
— Как ты говоришь, такая жизнь, — капитан почесал пальцы левой руки и, посмотрев на Воробьева, добавил, — а что там с твоим сокамерником-то случилось, а то мне сержант тут какую-то ахинею нес, может, припомнишь, как все на самом деле было?
— Это, в каком смысле?
— В прямом. У нас ведь тоже народ разный работает. А нынче сам знаешь, компания в стране идет, с оборотнями в погонах боремся самым решительным образом.
— Не понял, это вы к чему клоните?
— Я думал ты умнее будешь. На твое дело-то по-разному взглянуть можно. Вроде как собутыльник твой упал и об косяк головой еба…, а ты вроде, как и не причем. Сечешь?
— Так ведь я…
— Во, другое дело. Вижу что сечешь, так что давай, все как было на самом деле. Парень этот подкупил сержанта и тот его освободил, так было дело?
— Я конечно не враг себе, и в тюрягу только дурак хочет, но врать не буду. Богом клянусь, сам видел, как этот, что со мной сидел, вдруг к стене подошел, и словно марево какое возникло. Круги пошли, и он прямо сквозь неё прошел. Бац и нету. Я так и грохнулся от испуга. Кричу сержанта, а его все нет и нет. А потом когда появился, я ему все как на духу рассказал.
— Понятно. Вот что я тебе скажу, Воробьев. Дурак ты, и уши холодные. Я хотел как лучше, а ты, видать не понимаешь. Учти, второго предложения я тебе делать не буду. Так что ступай в камеру и до утра покумекай. Надумаешь, скажешь, чтобы тебя ко мне доставили для чистосердечного признания. Усек?