«Счастливый очаг»

Не обошлось без жертв. Четверо полицейских были сильно искусаны, один — немного. На двух демонстранток пришлось надеть смирительные рубашки, но они продолжали выкрикивать: «„Счастливый очаг“ приносит в семьи счастье! Да здравствует самоварящий агрегат „Нурсо“!»

На другой день я получил целую кучу анонимных писем. Каждое было написано нежной женской ручкой, решившейся, наконец, доверить бумаге свою заветную мечту: если ее обладательница когда-нибудь повстречается со мной, она непременно проткнет мне горло зонтиком!

Вы не можете вообразить, с какими горестями было связано для меня водворение моей жены в сумасшедший дом. Я сделался мишенью для самых что ни на есть разнузданных нападок со стороны журналистов, рассматривавших весь конфликт в свете интимных взаимоотношений. Падкие до сенсаций бульварные листки изображали меня извращенцем, учинившим все это по прихоти своих любовниц.

Анонимки шли одна за другой. Большинство, как я уже говорил, было написано читательницами «Счастливого очага». С течением времени выражение сочувствия к жене все усиливалось. Корреспондентки не ограничивались желанием проткнуть мне зонтиком горло, теперь они интересовались нашими супружескими отношениями и писали, что трудно одному мужчине ублаготворить сразу двух дам.

Наконец я получил свежий номер «Счастливого очага» с блистательной статьей о себе. Собственно говоря, это была известная речь главной ораторши на памятном митинге в Плодинском зале, умело обработанная для печати. Я был изруган столь деликатным образом, что оценил это сразу и по достоинству. Вместо слова упырь, то и дело употреблявшегося в речи на митинге, было написано — вампир! Меня именовали теперь не торговцем живым товаром, а продавцом его. Статья была выдержана в спокойных тонах. Автор рассуждал о семейных узах, а в особенности о серебряной, золотой и бриллиантовой свадьбах. Статья упоминала о борьбе с дороговизной и заканчивалась призывом к женщинам, чтобы они не позволяли мужьям курить, так как каждая женщина является вполне самостоятельной единицей, которая может и должна активно воздействовать на поведение любой другой единицы, своего мужа в особенности.

Я вернул номер в редакцию, но со следующей почтой получил такое письмо на бланке «Счастливого очага»:

«Многоуважаемый! Среди возвращенных нам номеров журнала мы нашли и тот, который послали вы. Полагаем, что тут кроется какое-то недоразумение, ибо не видим никаких причин, почему бы вам возвращать журнал. Не сомневаемся, что вы, конечно, вскоре осознаете свою ошибку и останетесь верны журналу. Ожидаем от вас письменного подтверждения нашего к вам доверия и просим принять выражение глубочайшего к вам почтения от администрации „Счастливого очага“».

Одновременно мне был вручен возвращенный мною номер.

Я опять отослал его назад и получил новое письмо.

«Многоуважаемый! Мы обратили внимание, что вы уже во второй раз возвращаете нам превосходный журнал „Счастливый очаг“ — тот журнал, который наверняка был вашим лучшим советчиком по всевозможным вопросам, касающимся жизни дома и в обществе. Высылаем вам одновременно номер и надеемся, что журнал и в дальнейшем будет вашим другом».

Я в третий раз отослал журнал.

Получил новое послание:

«Многоуважаемый! Сообщаем, что между возвращенными номерами мы вновь обнаружили экземпляр, возвращаемый вами уже в третий раз. Тем не менее мы позволили себе послать его вам в четвертый раз, так как одного только возвращения номера далеко еще недостаточно для прекращения подписки. Не ошибемся, если скажем, что, прочитав его и усвоив его содержание, имеющее столь важное значение для каждой семьи, вы вновь станете нашим доброжелателем. Просим изложить свое окончательное решение в письменном виде. С глубоким уважением,

Все-таки я опять отправил назад этот проклятый номер и известил редакцию письмом, в котором заявил, что не желаю иметь с ними ничего общего.

Я опять получил журнал, а к нему новое письмо на бланке:

«Многоуважаемый! В последней почте мы обнаружили ваше письмо. Вы пишете, что не желаете иметь с нами ничего общего, и возвращаете журнал. Мы надеемся, что вы все-таки соизволите просмотреть номер, который мы вновь посылаем, ибо убеждены, что наш журнал для любого человека, к которому он попадает, делается неизменным другом и вы тоже не станете протестовать, чтобы он вошел в вашу семью. Позвольте предупредить: одного только письма с уведомлением, что вы не желаете иметь с нами ничего общего, еще недостаточно для того, чтобы подписка на наш журнал была прекращена досрочно, и мы просим в письменной форме известить нас о своем окончательном решении, которое — мы надеемся — будет для нас благоприятным. Одновременно позвольте обратить ваше внимание на следующее обстоятельство: если вы внесете деньги до шести часов вечера пятнадцатого ноября, то получите премию — краткий вариант книги о вкусной и здоровой пище, и одновременно войдете в публикуемый нами список участников лотереи. Если вам повезет, вы выиграете самоварящий агрегат „Нурсо“, который делает совершенно ненужной кухню, так как ежедневно варит обед из трех блюд, причем без чада и кухонных запахов. Мы заранее радуемся вашему выигрышу. С искренним почтением к вам

Я отослал в редакцию письмо, по тону весьма решительное, требуя оставить меня в покое и не утруждаться транспортированием журнала, который отсылаю им в последний раз.

На следующий день я получил такую депешу:

«Многоуважаемый! Мы были страшно удивлены, обнаружив при разборке утренней почты ваше письмо, в котором вы запрещаете посылать вам журнал в дальнейшем. Верно, вы не обратили внимания на те выгоды, которые сулит „Счастливый очаг“? Поэтому мы позволяем себе послать вам последний номер журнала еще раз в надежде, что вы и в дальнейшем останетесь большим его доброжелателем, ибо одного только уведомления о том, что вы отказываетесь получать журнал, далеко еще не достаточно, чтобы прервать подписку. Вы тоже, без сомнения, пожелаете получить свою долю от тех преимуществ, которые предоставит вам „Счастливый очаг“.

— Браунинг! — взревел я.

Это было мощное смертоносное оружие, но еще более мощным был внутренний голос, призывавший меня к самообороне. Заметьте, когда я готовился совершить убийство в первый раз,— я был почти невменяем. Но теперь я делал это в полном рассудке и твердой памяти. Рассыльного я сразил одним хорошо рассчитанным выстрелом — что ж, я человек горячий! Зато всех прочих, кого только удалось застать в редакции, я перестрелял без всякой злобы, как-то механически, говоря каждой жертве, что лично против нее я ничего не имею.

Мне точно известно: из-за большого числа убитых я не могу апеллировать к милости императора и скоро буду повешен в законном порядке.

Последние дни своей жизни провожу спокойно. Они омрачены только тем, что из тюремной библиотеки мне принесли почитать старую подшивку «Счастливого очага».

Вчера приходил адвокат, уведомивший меня, что мой маленький пасынок Феликс будет вручен в качестве приза одной из бездетных читательниц «Счастливого очага». Ведь журнал продолжает выходить! Насколько мне известно, его главная редакторша спаслась — она залезла в самоварящий агрегат «Нурсо».