Страница 70 из 102
-- Леон, ты все помнишь, что видишь?
-- Да, Кирилл. Вирта мне предоставила достаточно места на своих дисковых массивах. Я там заархивировал свой разум и каждый день обновляю данные.
-- В твои личные файлы мне лезть не с руки. Приватность надо уважать. Но ты мне скинь в удобоваримом видеоформате, что ты видел с четырех до пяти сегодня днем. Диапазон сократи до видимого человеческого.
-- Я это всегда делаю, Кирилл. Вирта давно попросила, на случай если тебе понадобиться ретроспектива моими глазами. Смотри в папке "Хозяин". Вход через мой интерфейс, идентификация аудиовизуальная.
Сравнительный анализ повернулся к Кириллу неожиданной стороной. Протокольная видеозапись отдыхающих на пленэре обнаженных спортсменок и спортсменов произвела на него удручающее впечатление. Неподвижная и единственная точка съемки, пусть в полном цвете, оставляла неприятный осадок, как от просмотра черно-белой кинохроники физкультурно-оздоровительных парадов тридцатых годов прошлого века, где особи-диморфы в просторных трусах и без них демонстрируют мясисто-жилистые телеса, показывая, какие руки-ноги, плечи-ляжки, груди-гениталии они готовы принести в жертву национал-социалистическому фюреру немецкому и, соответственно, коммунистическому вождю советскому.
Раздосадованный Кирилл сместил свое восприятие ближе к виртуальной грани. Получилось еще хуже. Из подсознания полезли давно забытые кадры, и максимально реалистично он ощутил, как в пароксизме мании величия вождь всех народов мудрый Кирилл Дербанов, попирая ногами мумию врага-предшественника, с хитрым прищуром глядит с трибуны Мавзолея на шествующее по Красной площади пушечное мясо, время от времени затягиваясь из трубки ароматным дымком "Герцоговины-Флор".
А Гитлер, говорят, не курил. Какая тебе разница? Все равно тоталитарная мерзость получается.
Мерзопакостная это штука -- тварный мир и я в нем, мегаломаньяк хренов. Ну и типус! Конебык хатежинский! Остальные туда же -- мясомолочная продукция. Мычат и телятся. Пожалуй, нет, ужимки и прыжки. Скорее, питомник обезьяний на выгуле. Стоп, машина! Эк, тебя в двух мирах разобрало, сударь мой! На зеркало мартышка пенять стала? Очки одень, павиан бесхвостый! И стеклышки протри, телятина дербановская.
-- Леон, тебе не нравятся человеческие тела?
-- Отнюдь. Тела человеческих существ и их души прекрасны, но очень хрупки и уязвимы. В этом ваше несовершенство. Нельзя не признать, безукоризненное совершенство и безупречная надежность в материальном мире есть недостижимый идеал. Мое предназначение -- оберегать ваши недолговечные органические тела и ваши ранимые души. Тогда мы сможем вместе приблизиться к идеалу. Ты, я, Вирта, Катя...
-- Друзья мои, прекрасен наш союз! Тебе бы, мой хороший, твои ролики тогда по-иному надо снимать, по-чеховски, чтобы там и душа, и мысли, да сиськи с письками обоих полов выглядили прекрасно и чудесно. А то ты мне, товарищ геноссе режиссер, какую-то коммуно-фашистскую документалистику подсунул. Нашелся тут Леон Эйзенштейн-Рифтеншталь четырехлапый! Важнейшее из черно-белых искусств он, видите ли, освоил. Левый марш изобразил. Марширен, марширен в обезьяньем питомнике...
-- Кирилл, ты ошибаешься. Я вижу все иначе. Люди -- не животные. Ты взглянул лишь на небольшую толику того, что воспринимают мои сенсоры. Я -- не бездушный объектив видеокамеры. Я вижу и чувствую. Но ты прав, я -- не кинорежиссер и я никому не могу передать свое видение этого мира. Поверь мне, Кирилл. Я вовсе не хотел тебя обидеть. Клянусь, я больше никогда не буду сохранять файлы с твоим изображением. Но ты позволишь мне и дальше снимать с моих сенсоров другие данные для архива?
-- Валяй. Может сгодится.
М-да, хороший песик. Пишу я, Кира, впечатления в вдогонку. Когда состарюсь, издам книжонку. Чтобы читать в общественном парижском туалете или в скором поезде Париж -- Берлин -- Москва. Сплошная чемодания в стиле "Большая Германия". Гросс Дойчлянд юбер алес. И алес капут-капут... Эврика!
-- Вирта, ты уже спишь?
-- Нет, Кирилл.
-- Пошли отрываться в "Тоттенштайн". Нас уже давно пятая миссия дожидается.
-- Сюжет готов?
-- В общих чертах. Действовать будем по обстоятельствам. Игра сама себя покажет.
-- Ничего, где надо, на ходу сценарий подправим. Где ты Гаий, там я Гайя.
-- Время пошло. Погружение на счет три. Раз, два...
... Первым делом самолеты, мелькающие внизу на аэродроме, и не потом, а в данный момент девушка Вирта в кресле первого пилота тянет на себя штурвал взлетающего непонятно какого, но судя по надписям на приборных панелях немецкого бомбардировщика. Кирилл в кресле второго пилота вытирает пот со лба. Взлетели. А то он думал, что совсем кранты. На обоих одинаковые неудобные летные комбинезоны, белые шарфики и кожаные шлемы. За спинками пилотских кресел свалены два трупа фашистских летчиков. Впереди миссия без руля и без ветрил, без связи и высокотехнологичной оснастки орбитальных десантников. Сплошной ХХ век, отсталый и отстойный. Вот тебе и на, из космического огня да в земное полымя.
Пусть где-то на планете Земля тетя Груша моет спину дяде Ване в колхозной бане, другие -- в джакузи на орбите. Кирилл с Виртой предавались различным гигиеническим процедурам вдвоем в акватической кают-компании, когда на всех палубах орбитального военно-транспортного модуля передового базирования раздался рев сирены общей тревоги.
-- Пустяки, дело пилотское. Пущай отбиваются от противника, коли им так приспичило. Эй, друганы, воюйте, там себе на здоровье.
-- Наши астролетчики -- славные ребят. Космос -- их дом. Им сверху видно все. Ты так и знай.
-- Не знаю я ничего и не желаю знать, пока ты со мной, моя милая...
На колокола громкого боя, шум, суматоху, вибрацию основных двигателей, угрожающий скрежет пиллерсов и шпангоутов внешней обшивки, а также на два последовавших затем могучих гравитационных удара, милующаяся парочка тоже не обратила никакого внимания, пока после третьего прямого попадания, наверняка какой-то аннигиляционной дурой-боеголовкой, в кранах не стало воды, не погасло аварийное освещение и не прозвучал сигнал угрозы разгерметизации внутренних переборок палубы отдыха личного состава непобедимой орбитальной десантуры. Пришлось, в чем были, в мыле выскакивать в коридор, где с диким свистом улетучивался воздух, уходя в ближний космос. Кое-как втиснулись вдвоем в первую попавшуюся индивидуальную спасательную капсулу, в спешке выкинув из нее все, что смогли, и с орбиты, тесно обнявшись, иначе бы не поместились, на автопилоте прямиком на поверхность, без оружия и обмундирования. Приземлились удачно, хоть и не мягко, в густом лесу. Вылезли, искупались в болотце с бензиновыми разводами. Это хорошо. Люди, ау! Смыли с себя амортизирующую пену после капсулы и мыло, благополучно доставленное прямо с орбиты.
-- Пошли, сисястая, портки себе искать. Голяком много не навоюешь.
-- Ах, здесь мужчина! Мужчина, что за невоспитанность? Отвернитесь! Женщина хочет пи-пи.
-- Мужчина тоже.
Традиционно пометили территорию -- хорошая примета у орбитальных десантников, -- и пошли одеваться-вооружаться тем, чем их могли снабдить непредсказуемый сценарий и нелинейный сюжет. Главное -- выжить, и вернуться к своим. Выжили. Вернулись. Но до того неблагоприятные обстоятельства в неясной обстановке нашу десантуру основательно потрепали.
Определились на местности. Судя по ментальной проекции от имплантированных навигационных маячков, Кирилл с Виртой оказались в Тюрингии у самой разгранлинии восточной и западной зон оккупации Германии, уже поделенной союзниками, но еще не до конца захваченной. Ага, сказки Тюрингенского Леса, май месяц, мешанина из войск американцев, русских и немцев. А вот и двое под кустиком, неизвестно чьи летчики-молодчики очень большую нужду справляют. У, засранцы. Придушили обоих. Ох, уж эти немцы, комбезов приличных пошить себе не могут. А пистолетики у них ничего, симпатичные такие, девять миллиметров и магазинчик на восемь патрончиков. Шарфики такие беленькие, платочки...