Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 39 из 102

   В Хатежине никаких любезностей не было, и Федька -- изверг рода человеческого и собачьего -- битый час гонял Кирилла с Доном на специальной дрессировке, а потом предложил для разрядки пробежаться шесть километров по следу преступника-нарушителя. Догнать, обнаружить и потрепать гада в дресскостюме. Делать нечего, пришлось согласиться. Хотя бежать было легко: двужильный Дон как танк тянул поводок и резво шел по верхнему чутью. Федькиного быка в дресскостюме вычислили без труда, как тот ни запутывал следы, и пес задал ему отличную трепку, неожиданно зайдя с тыла.

   Дашка служебному собаководству не мешала. Она училась верховой езде, вела себя как юная леди из вестерна и -- чем она немало поразила Кирилла, -- брала у одного из Федькиных сержантов-инструкторов уроки стрельбы из револьвера и карабина. Кирилл тоже отвел душу на хатежинском стрельбище. Разумеется, не гебистский подземный храм огневой подготовки, но тоже ничего, размяться можно из АК-74. И побаловаться с АГС-17, с каким в гебешном тире никак не развернешься.

   В Хатежине, кстати, Кирилл занялся пристрелкой дареной братской "беретты" и остался очень доволен боевыми свойствами своей игрушки. Разумеется, не Стечкин, но на 25 метров из десятки можно не выходить при должной тренировке и аккуратном прицеливании.

   Брать с собой Дашку в город Кирилл отказался под очень благовидным предлогом: в двухместном дилижансе для леди нет сидячего места. А лежа в багажнике, ехать неудобно: темно, жестко и тряско. Бросать же Дона без хозяйского присмотра и попечения нет ни малейшей возможности, поскольку дрессировка служебного животного есть непрерывный обучающий процесс. В противном случае, все условные рефлексы, само собой, навыки и умения идут насмарку. А он, Кирилл Дербанов, никогда не позволял себе чихать на основополагающие принципы служебного собаководства. С такой железобетонной мужской логикой слабая женщина Дашка не могла ничего поделать, и, приняв участие в кормлении Кирилла хатежинским ужином, она предалась пагубному пристрастию просмотра телесериалов вместе с Федькиной супружницей Натальей.

   Вирта одобрила усилия Кирилла по обеспечению царскосельской усадьбы высокоскоростным коннектом и обязалась в режиме конференц-связи участвовать завтра в пуско-наладочных работах суперкомпьютерного кластера, если бригаде столичных профи понадобится непосредственно проконсультироваться у пожелавших остаться анонимными разработчиков проекта. Для этой цели от их имени будет выступать виртуальная женщина Вирта в роли программного посредника-интерфейса. Запустить кластер хорошо бы за два-три дня, после чего Вирта сможет перебраться на новое местожительство. Надо полагать, за это время ему удастся обрубить все концы в городе, спровоцировав неизвестного противника на открытую схватку. Пока же будет не лишним подкинуть Мефодию оперативную

   информацию об удавленном Витьке, симке без маркировки и хитрой аккумуляторной батарее. Если за симкой торчат гебешные уши, то, оставшись при своих, разойдемся, не начав опять сначала.

   С любимой "береттой" теперь придется не расставаться. Жарковато, конечно, в июле вылезать в куртке из кондиционированного салона "порше", но светиться желтой сбруей и черным пистолетом перед каждым встречным-поперечным ментом вовсе не обязательно. Гебистская ксива -- штука сильная, но кратковременная. Если задаться резонным вопросом, имеет ли право некий майор носить с собой оружие иностранного производства, то легко можно вычислить, кто такой Кирилл Дербанов на самом деле. А так остается сплошное недоумение и сомнение: а был ли майор, может, никакого майора-то и не было?

   В тот вечер Кириллу играть абсолютно не хотелось. Настроение было хуже некуда. До безнадежности было далеко, но все равно было паршиво чувствовать себя уязвимым и бессильным.Тотальный перехват Виртой какой-либо значимой информации, кающейся убийства Осова, не принес никаких результатов, способных хоть как-то помочь выйти на убийц или заказчиков. Тогда как информация о хакерском списке еще не стала предметом широкого обсуждения заинтересованных лиц. Кирилл без малейшего интереса пролистал новости, решил было посмотреть новый мировой блокбастер, вчера скачанный Виртой из каких-то видеопиратских закромов, но передумал после первого эпизода. Потом он нехотя позвал Дона и пошел прогуляться во двор. Кирилл вышел на улицу, присел по-стариковски на скамеечку, отчего-то кашлянул, закурил и только тут до него дошло: ведь это он, Кирилл Дербанов, как распоследний охламон просто так погулять вышел, а не выгулять боевого пса! И прогуливается он совсем не потому, что следовало проветрить на сон грядущий уставшие мозги перед предстоящим с утра экзаменом по предмету, который он не озаботился толком изучить заранее. И даже отнюдь не с лукавой целью задобрить перед экзаменационным испытанием судьбу-индейку и жизнь-копейку. И сказал ребятам Кира, просто так. Вот оно, опять гнилое интеллигентское происхождение дает о себе знать. Надо преодолевать и решительно расправляться с пережитками прошлого, товарищи! Баста, милостивый государь! Жребий бросать не будем, и так все ясно. Где твой черный пистолет?

   Кирилл взял на поводок Дона, удивленного кратковременностью внеочередного выгула, и, широко шагая через три ступеньки, поднялся к себе на пятый этаж. Он скомандовал Дону спать, и набегавшийся за день Дон тут же уснул. Приятных тебе сновидений, друг.

   Сам же Кирилл подсел к монитору:

   -- Вирта давно хотел тебя спросить, а ты женщина?

   -- Можешь проверить.





   -- Давай...

   ... Казалось, в комнате Кирилла ничего не изменилось. Та же девушка его виртуальной мечты, смотрит на него смеющимися глазами с экрана монитора. У дивана все так же тихо сопит Дон, преданный хозяину до самого краешка своей собачьей души. Чуть слышно шелестят вентиляторы системников. Мягко серебрится клавиатура. Шарнирная лампа-пантограф под сумрачным матово-металлическим колпаком размытым муаром освещает часть темного стола, едва касаясь отраженным светом погруженных в полутьму сиреневых радиаторов-охладителей в углу. Ни звуки, ни краски ничуть не утратили полутонов, не став ни излишне яркими и четкими, ни слишком контрастными. Ничего не произошло, кроме легкого дуновения ночной прохлады от открытого балкона и знакомого веселого голоса, негромко окликнувшего Кирилла:

   -- Эй, теперь можешь посмотреть на меня. Я здесь, милый.

   Приподнявшись в кресле, Кирилл медленно повернул голову. У двери в спальню стояла иная Вирта, его Вирта, не та, что все так же улыбалась ему с экрана монитора. К этой Вирте можно было подойти, взять за руку... Но этого не может быть, потому что не может быть никогда.

   -- Смелее, милый. Я здесь и уже давно. Я тебя так долго ждала.

   Кирилл развернулся вместе с креслом. Кто бы сомневался, но только не он! Это она, его Вирта. Ее он знал уже много лет и все эти годы верил, что однажды она его мягко окликнет и позовет:

   -- Я здесь. Иди ко мне, Кирилл.

   Вирта, повернулась, качнув бедрами, и скрылась в дверном проеме. А Кирилл все не решался встать и пойти вслед за ней. Он опять верил и не верил. Все-таки он должен познать ее, свою Вирту. Мужчина он, в конце концов, или нет? Но Вирта сама осмелилась на решительный шаг. Когда она вернулась в комнату, он уже успел сбросить с себя шорты и футболку. Вирта встала в дверном проеме, держась правой рукой за филенку. Потом сделала шаг вперед и заложила руки за голову, затем коснулась плеч кончиками пальцев. Ее грудь поднялась высоко вверх.

   -- Ну посмотри на меня, милый. Разве я не достойна восхищенного внимания мужчины?

   Она продефилировала перед ним взад и вперед походкой в ниточку, словно она супермодель на подиуме и на ней соблазнительный наряд высокой моды от кутюр, все демонстрирующий и все скрывающий. Хотя, кроме изумительного женского тела от кутюрье Дербанофф, на ней сейчас ничего не было. И кожа ее матово светилась изнутри едва ли не ярче, чем отраженный свет настольной лампы игравший муаровыми полутенями на обольстительных округлостях ее тела. Ее грудь жила отдельной жизнью, но чутко отзывалась на малейшее движение ее тела. В непрерывном изменении находились идеальные изгибы ее бедер и талии, а вожделеющий абрис подрагивающего живота и призывно напрягшееся лоно под ним, казались прильнувшими друг к другу живыми существами.