Страница 66 из 67
Ба, да это же старый знакомец, вытащенный из-под барачных развалин! Попугай сугубо армейской раскраски.
– Пусть сидит, – отвечаем, – не велика тяжесть. Или ты настроился ее склевать?
– Б-р-р-р-р! – передергивается экзотический пернатый. – Я столько лет этими бикарррасами питался! Не напоминай, а то вырррвет!
Час от часу не легче. Хорошо еще, не под самым стволом остановились. Но тему все же лучше сменить.
– Здесь-то чего делаешь?
– Орррехи да ягоды на завтрррак себе пррромышлял. Теперь перрредыхаю!
Попугай сдержанно икает.
– Ночуешь в дупле?
– Что я, муж совы, что ли? Гнездо у меня в горрродке. Только у них там, похоже, война началась. Уж не пойму с кем. Может, с куррркулями из поселка чего не поделили.
– Отбились городошные, можешь возвращаться.
– Все ррравно мне их рррожи не нррравятся!
– Ты птица вольная, летел бы себе на родину.
– Да я кррроме клетки ничего и не видел! Даже не знаю, откуда пррроисхожу! К востоку или западу забирррать, какой из океанов перрресекать горррдым альбатррросом! Говорррил хозяину своему, купи книжку, пока еще пррродают, да он из рррайона один лишь коньяк пррривозил, на остальное уже не хватало!
– Подожди, из района? Так это было до?
– Ну да, после им деньги перррестали выдавать.
– «Пока еще продают…» Ты что же, предчувствовал?
– Да как не пррредчувствовать, когда каждый вечеррр пррро то только и слышал. «Вот как гаррркнет! Весь барррдак медным тазом накррроется!»
– А чем, говоришь, хозяин твой занимался?
– Не знаю, я как-то со скуки поинтеррресовался, так он меня на тррри месяца в темный чулан перрревел, лишь на показательные рррастрррелы выносил вместе с клеткой.
– А работал он где?
– На пусковой. Но не охррранником, да и в ррракетах вррроде не ррразбирррался, все больше пррро какие-то поля талдычил. Однако и на агррронома не шибко похож, у себя на службе они вообще в белых халатах ходили, даррром что в забрррошенной шахте рррасполагались.
– Про халаты-то откуда тебе известно?
– Да он, когда в отпуск уезжал, меня туда на вррремя опррределял. В какую-то огррромную залу, в один угол с белыми мышами в вольеррре. Так вот мужик, которррый корррм нам ррраздавал, всегда был в белом халате, хотя трррезвым оставался ррразве что до обеда.
– Помимо мышей и кормильца еще кого-нибудь там видал?
– Видать не видал и даже не слыхал, но в дальней глубине помещения что-то явно жило. Изррредка вррроде как смотрррело из темноты, хотя никаких глаз и не светилось. Мыши стрррашно боялись, до столбняка.
– А ты?
Попугай демонстрирует профиль.
– Не стану врррать, что выпусти меня, полетел бы в ту сторррону на ррразборррки. Скорррее в пррротивоположную.
– Узнать ощущение при случае сможешь?
Попугай приподнимается на цыпочки и вертит головой, выглядывая чего-то у горизонта.
– Ни ррраньше, ни позже все оперрренье дыбом у меня ни ррразу само по себе не вставало. На целый час.
Знатное, должно быть, зрелище. Такое не спутаешь и не скроешь.
– Ну а после того, как гаркнуло, чего твой специалист по полям?
– Поначалу было за ррремонт бытовой техники взялся, да какой в том смысл, если электррричества, все ррравно, нету? Огоррродничеством занялся, да кррроме каррртошки почему-то ничего не ррросло. Но затем дела в горрру двинулись, когда выяснилось, что перррегонный аппарррат его констрррукции выдает самогон сверррхубойной крррепости. С пррродуктами в доме стало попррроще, можно сказать, не перрреводились, пррравда, и сивушный дух никогда не выветррривался. В общем, дым коррромыслом и нескончаемый кррруговорррот окрррестного отррребья.
– А куда он потом делся?
– На кладбище перрребрррался. Хотя вррроде еще не померрр, пррроснуться пррросто не мог.
– Сам что ли перебрался?
– Пррриятели снесли. Такие же дегенеррраты, как и он. Орррал я им пррро летаррргию, да они и слова такого отррродясь не слыхали. Рррешили, что ррругаюсь по-научному. Хозяин-то мой у них за ученого слыл. Прррофессоррром кликали.
– А тебя почему ж никто не взял?
– Клюнул я одного дебила. Остальные за компанию обиделись.
– Зачем клюнул-то?
– Да он своим вонючим пальцем полез чесать меня. Словно я ему пес блохастый.
– Ну а потом?
– Забрррали аппарррат и ушли. Дверрри и ставни на окнах закрррыли. Хорррошо еще, клетку заперрреть забыли. Так и жил себе, не знаю сколько. Счет годам потерррял. Все съедобное быстррро кончилось, со вррременем выучился питаться тарррраканами да пауками, чтоб им пусто! Где-то черррез полвека стены темницы рррухнули, но лучше не стало, потому как вообще погррребло! Еще лет пять подавал из-под завалов напрррасные пррризывы на помощь, пока одним утррром в обррразовавшуюся щель не пррросунулась чья-то спасительная рррука. Кусать ее, конечно же, не следовало, но я к тому моменту пррросто-напррросто озверррел! Ты уж прррости меня.
Попугай театрально склоняет голову.
– Ладно, забыли, – соглашается Брайан.
– И в знак сверрршившегося пррримирррения дозволь мне остаться с тобой. Сам понимаешь, в наших суррровых кррраях попугаю положено иметь хозяина. Да и существо я компанейское, можно сказать, свой в доску. Опять же, пррри надобности, дорррогу могу ррразведать.
Хохлатый слегка поворачивает шею и косит круглым глазом.
– Похоже, никуда от тебя уже не денешься, – усмехается Брайан. – Еще возле руин зародилось подозрение, что это надолго. Кстати, почему я тебя после того не видал, не слыхал?
– Так хоррронился, клюв без дела не ррразевал. А то ведь отловят и снова в клетку. А затем бррросят в ррразваливающемся баррраке! Корррмись потом опять мокрррицами, мерррзость какая!
– А гнездо свое ты где устроил?
– На складе, в отдушине.
– В нее ж братуха пустые банки выбрасывает.
– Ну да, уворррачиваться пррриходилось. Зато всегда в курррсе оказывался!
– Прав был твой бывший хозяин, шпион ты по натуре.
– Осталось лишь выяснить, на кого ррработаю! Схватить за грррудки и трррясти, пока не пррризнаюсь!
– Ну, с работодателями тут действительно напряженно, беру неуместное слово обратно и приношу извинения. Заодно напомни свое имя.
– Нету у меня имени, – отворачивается попугай.
– Но профессор же твой как-то тебя звал.
– Да сам он дурррак был!
– Понятно. Тогда придумай новое.
– Есть у меня на пррримете одно… – загадочно тянет попугай. – Я к себе так и обррращаюсь в последний месяц…
– Назови.
– Не могу.
– Секретное, что ли? Сакральное?
– Вррроде того. В смысле, стесняюсь.
– Как насмелишься, поведай, а пока я тебя буду звать хохлатый.
– Хохлатый? – переспрашивает попугай. – Хохол, хохлатка. Курррей так зовут, а не благоррроднейших птиц!
– Значит, картавый.
– Почему это каррртавый? – опешивает попугай.
– Потому что картавишь.
– С чего ты взял?
– Слышу.
– Ерррунда какая, я грррассирррую!
– Прикажешь величать тебя грассером? Через е с двумя точками?
– Да, в общем, тоже … на позеррра похоже.
– Возвращаемся к тому, с чего и начинали, не нравится – придумай сам. Какое-нибудь другое, которое не постесняешься обнародовать. Мирское, для повседневной, так сказать, носки.
– Попррробую… – скучным голосом произносит попугай, затем снова оживляется: – Ну а тебя-то, хозяин, можно мне хотя бы изррредка называть настоящим именем? Очень уж оно пррриятно для пррроизнесения: Брррайан!
– Погоди, а откуда оно тебе известно? По имени ко мне здесь никто не обращался.
– Откуда, откуда. Я столько живу, что успел перррезабыть, откуда чего знаю!
– И сколько же тебе лет?
– Со счета давно сбился.
– А родился когда?
– Ррродился?
– Появился на свет.
– Все ррравно непонятно. Я всегда был, сколько помню.
– Ох, непрост ты, пернатый, – качает головою Брайан. – Сильно непрост. Чую, и отвязаться от тебя не получится, пустые хлопоты. Так что пошли. Или полетели.