Локация

Опять появившись из-за лесной вуали, Ран тут же изжёг короткой очередью случайные мишени. Профилактический огонь хоть и прошёл рядом с Андреем и Борисом, но после всего пережитого здесь можно было смело утверждать, что бывало и хуже.

Андрей глядел на своего проводника. Тот был подобен египетскому сфинксу – не менялся, несмотря на то что вокруг всё менялось стремительно, причём не в его пользу. Расстеленный плащ, одноколенное положение, согнутая спина, опущенный (в кои то веки!) взгляд, не менее пронзительный и устрашающий… Очень уж весёлый и дьявольский сфинкс получился.

– Умница, девочка… – прошипело «каменное изваяние».

Чёрная фигура с автоматом вздрогнула – Ран рассекретил своего заклятого врага.

Широкая улыбка Бориса:

– Она справится…

Прицельный выстрел не заставил себя ждать. Пуля просвистела в волосах, которые сразу же обросли гроздьями кровяных капель – Борис по-прежнему оставался без движений…

Ещё выстрел…

На этот раз горячий свинец нашёл жертву – она неуклюже шагнула вперёд и исчезла где-то внизу…

Поднявшись, Борис и Андрей направились к маяку, первый – как обычно, последний – нерешительно. В мокрой траве они обнаружили павшее ничком тело с развороченной спиной, откуда сквозь рваную футболку и кровь выпирали оголённые позвонки… Андрей почувствовал нечто нехорошее, не более того. Да, почувствовал, как выполнившая заказ свыше смерть, протирая косу краем халата, нечаянно толкнула его в грудь… холодно посмотрела… извинилась и ушла…

«Видимо, я наполовину мёртв, раз у меня такой иммунитет к некромантии».

Борис носком сапога поддел и подбросил автомат, который через полмгновения оказался у него в руке.

Ирина, державшая на вытянутых руках продымившийся пистолет как некую мерзостную тварь, вся тряслась. Было впечатление, будто через все каналы лица – глаза, ноздри, рот – дознаватели заливали ей кипящий ужас, больше и больше – так, что нельзя было вдохнуть или вытошнить болью. Девушку угораздило осознать то, что она только что совершила…

– Не высовывайся. – Борис оставил Андрея, войдя в открытое кольцо под маяком. И тут же бросился к Ирине. Поймал стёкшее с её пальцев оружие, а она исчезла в его плаще, закуталась в сильных объятиях. Утешение, чья-то опора стали ей жизненно необходимыми в сей же момент, как кислород для удушаемого, как пища для голодающего, как любовь для вожделеющего. За этим она бы кинулась к любому, кто находился бы рядом, – хоть к зверю, хоть к тому, кто всё это безумие и затеял.

Андрей осторожно обошёл зелёный круг на четверть, чтобы не стоять прямо напротив ещё способных его заметить глаз Иры, и теперь наблюдал за всем сбоку…

– Тщ-щ-щ-щ-щ-щ… – Борис поднял бедняжку на ноги. Он крепко гладил голову, ему поверившую, всё исполнившую, от боли кусавшую толстый плащ, который вбирал в себя слёзы, слюну и вой. – Ты всё правильно сделала, тщ-щ-щ-щ-щ… Всё правильно сделала… Умница… Ну-ка, взгляни на меня… Посмотри-посмотри… Вот так, хорошо…

В чаше его рук лежали две щёчки, потемневшие от морских бурь, похожие чем-то на осеннюю землю. Над ними тускло блестели хрустальные устья, настолько исчерпанные, опустошённые, что, казалось, они сами скоро начнут разжижаться.

– Слушай… Ты боролось за выживание. У тебя было на это полное право, такое же как и у него… Благодаря тебе мы будем жить дальше!.. Понимаешь?.. Благодаря тебе!..

Ира долго не отвечала… Конечно, вызвать у девушки, только что застрелившей своего парня, улыбку не удалось бы даже Борису. Но… она легла к нему на плечо… и словно уснула…

Похожие на памятник – символ какого-то высшего чувства, мира после войны, её остывающего и оседающего пепла, – они стояли без единого движения… Почти без единого: Борис медленно повернул запястье, глянул на экран транслятора, затем – на отражающую лес обшивку маяка. К его лицу на секунду пристала разновидность… досады… легкой и безвредной, как цветочная муха… А потом вновь – покой и воплощение загадочной, противоречивой любви – любви, рождённой смертями.

«Что-то не так…» – Андрей тоже покосился на таймер – двадцать одна минута до окончания игры.

То, что он смог различить в поведении Ирины, оказалось бы сложным к восприятию даже на близком расстоянии и под более удобным углом наблюдения. Лепестки губ распускались; глаза ширились и наполнялись чем-то чёрно-белым, страшным; ладони напряглись… и будто желали оттолкнуть опору. Все эти изменения были в такой степени малы и… постепенны… что Андрей не сразу их нашёл – они, можно сказать, нащупывались только неким ментальным осязанием, интуитивно. Соответственно, и не сразу собрал верный вывод: Ирина кого-то увидела за спиной Бориса, в траве…

Бледно-синее создание в серой ауре…

Разбинтованная мумия…

Зомби…

Призрак…

Некромант…

Наркоман…

«Созвучно, – подумал Андрей сквозь поток других мыслей. – Два родственных слова. Почти близнецы. Оба водятся со смертью».

Виктор…

Взор – усталый, умерший, придавленный тоннами век, словно могильными плитами, по-настоящему желающий гибели для разума и для тела. Никаких горячих эмоций; иней по коже и в каналах мозга – никогда не сходил полностью – лишь подтаивал, грея голову неприятным теплом, и опять замерзал. Ничто уже не пугало, не ошеломляло, душа не пузырилась, не обугливалась на огне страданий и не пылала огнём ярости. Всё существо было занято тайным поиском смерти, предпочтительно – физически безболезненной. Но, вместе с тем, уравновешивало какое-то обстоятельство, не позволяющее броситься под пулю или вскрыть вены. Не животное противление – что-то более высокое, присущее человеку… И так – всегда… Ни влево, ни вправо, ни вверх, ни вниз… В центре смерча… Снаружи – вихрь, сеющий разрушение и хаос, а внутри – тяжёлое спокойствие… Как кошмарный сон… Очень тяжёлое…

Андрей почувствовал себя одновременно гением, шагнувшим за грань ранее не ведомого, и глупцом, только сейчас понявшим очевидное. Он смотрел на Виктора… Он смотрел в зеркало…

Он – это Виктор.

Чтобы прийти к такому умозаключению, надо было обагрить своей кровью и просолить своими слезами всю локацию. Надо было убить Дашу.

Андрей в последний час жизни – это Виктор на протяжении… вечности… Потому что в таком состоянии даже день пропадал в бесконечности…

Ни всплесков, ни колебаний Андрей, как и Виктор, ни к чему уже не испытывал. В том числе и к своему открытию минутной давности…

Но появились вопросы…

«Что-то держит его месяцами, не даёт расстаться с этим… миром, так называемым… За всю игру он ещё никого не убил… Участвовал, направлял, но самолично не отнимал…»

…и появились ответы.

«Теперь я знаю, кто достоин победы».

Андрей вернул внимание обнимающейся паре.

– Нас же трое оставалось, ты сам говорил… – В Ирине, смятение которой теперь было отчётливым, всё начало ломаться, а из осколков складывались предположения и опасения. Дыхание её завибрировало. Вымоченная в яде правда медленно проникала спицей через трубку горла в клубок из мыслей, куда Ира боялась и не хотела её пускать. Она бы отступила на несколько мгновений назад и намеренно не стала бы замечать Виктора – укрыла бы глаза и отдыхала бы в беспамятстве на крепком мужском плече. Но девушка не способна была оторвать от своего лица всё то, что варилось в котле под ним и вытекало наверх. А уж прятать подозрения от Бориса, давно их уловившего… Потому, наверное, она решила требовать объяснений. Ведь она, ради него водрузившая на себя величайшие грехи – предательство и убийство, – заслуживала эти самые объяснения.

– Ты же сказал, что убил их… Т-ты… сказал…

Над ними сверкнула молния.

– …чт… что мне нужно лишь…

Грянул гром.

Ира не вскрикнула, а только ойкнула. Откинулась назад и повисла гибкой дугой на руках Бориса, в одной из которых был пистолет с окровавленным дулом. Длинные девичьи волосы слились в прямое острие копья, тянувшееся вниз, к земле… Словно стрелка гигантского компаса указывала на то место, где Ирине надлежало пробыть оставшуюся часть вечности…