Принц Лестат

– Наверное.

– И к чему все идет? – спросил я, стараясь, чтобы в моем голосе не слышалось раздражения. Я любил Мекаре.

– Не думаю, что она уничтожит себя и Мекаре, – отозвалась Джесси. – Но точно не знаю. Знаю лишь, что она все время слушает передачи Бенджи из Нью-Йорка. Слушает их по компьютеру. Садится и все слушает, слушает – часами. Слушает всех молодых вампиров, что звонят Бенджи. Слушает все, что у них есть сказать. Думаю, пожелай она уничтожить все наше племя, уж меня бы точно предупредила. Скорее всего, это в ее планы не входит. По-моему, она целиком и полностью согласна с Бенджамином. Все очень плохо. Все изменилось. И дело не только в твоей музыке, Лестат, и появлении Акаши. Дело в самой эпохе, в скорости технического прогресса. Кажется, я вам уже говорила, как она сказала мне, что всем институтам и организациям, основанным на строжайшем соблюдении тайны, грозит опасность. Сказала, эту эпоху не переживет ни одна система, строящаяся на эзотерическом знании или тайнах магии. Ни одна новоявленная религия в наши дни долго не продержится. Не выживет ни одна группа мистиков. Маарет предсказала, что в Таламаске скоро начнутся большие перемены. «Сами по себе люди не меняются, – сказала она. – Они лишь приспосабливаются. И в процессе приспособления будут безжалостно исследовать все тайны и загадки, пока не откроют основные законы, что стоят в основе любой из них».

– Вот и я точно так же считаю, – вставил я.

– Да, тут она права, – согласился Дэвид. – В Таламаске и впрямь произошли перемены – о которых я и хотел вам рассказать. Вот почему я звал тебя, Джесси. Я не смел беспокоить Маарет, когда она так явно не желает, чтобы ее беспокоили, но, должен признаться, надеялся услышать от тебя о ней, и теперь пребываю в некотором замешательстве. По сравнению с этими новостями то, что произошло в Таламаске, не так уж важно.

– Ну и что там все-таки произошло? – Я про себя гадал, не слишком ли назойлив. Но, не понукай я Джесси с Дэвидом, они бы на каждом шагу впадали в долгое многозначительное молчание, да так и сидели бы, выразительно глядя друг на друга – а я хотел информацию.

Информационная эпоха. Пожалуй, я вполне вписался в нее, хоть и неделями забываю пользоваться айфонами, а каждые пару лет вынужден заново учиться отправлять электронные письма, да и, садясь за компьютер, неизменно обнаруживаю, что с прошлого раза все позабыл.

– Тут помогает только одно, – откликнулась Джесси на мои невысказанные мысли. – Надо пользоваться этим всем регулярно. Мы же все знаем: мозги у нас исключительные, но сверхъестественных способностей в обучении не дают – лишь в тех областях знания, коими мы успели овладеть, пока были еще людьми.

– Ну да, твоя правда, – признал я. – Я-то считал, все обстоит иначе – потому что, уже причастившись Крови, с легкостью выучил латынь и древнегреческий. Но ты абсолютно права. Так что вернемся к Таламаске. Полагаю, они там уже оцифровали все свои архивы?

– Да, вот уже несколько лет как закончили, – подтвердил Дэвид. – Все оцифровано. Все реликвии хранятся в музейных условиях в Обителях Амстердама и Лондона. Каждый предмет сфотографирован, снят на видео, описан, изучен, классифицирован – и так далее, и так далее. Эта работа началась уже много лет назад, когда я еще был верховным главой ордена.

– Ты разговаривал с ними непосредственно? – спросила Джесси. Сама она никогда этого не хотела. Причастившись Крови, она не желала более общаться ни с кем из прежних друзей. Это я, не она, привел к нам Дэвида. Некоторое время я развлекался тем, что дразнил Таламаску, играл с ними, снова и снова подстраивал встречи с членами ордена. Теперь-то я давно бросил эти игры.

– Нет, – ответил Дэвид. – Я их не беспокоил. Но время от времени посещал моих старых друзей на смертном одре. Почитал это своим долгом. Мне ведь совсем нетрудно проникнуть в наши Обители, в палаты умирающих. Я хотел проститься со старыми друзьями – я знал, что они чувствуют. Умереть, так и не получив ответа. Умереть, так и не узнав в Таламаске ничего принципиально нового, сверхъестественного, потустороннего! Все, что мне известно сейчас о положении дел в Таламаске, я узнал из этих встреч и в результате тайного наблюдения. Да, я просто наблюдал, подслушивал, рыскал вокруг, улавливал мысли тех, кто догадывался, что их слушают, но не знал, кто именно.

Дэвид вздохнул. Он выглядел очень усталым: вокруг глаз морщины, губы дрожат.

Я так отчетливо видел его душу, прежнюю душу в новом, молодом теле, что старый и новый Дэвиды совершенно слились для меня в одно. И в самом деле, его прежняя личность успела уже наложить отпечаток на молодое лицо, изменить его. Даже голос, прежний голос Дэвида сумел приспособить под себя голосовые связки нового тела – он словно бы настроил, усовершенствовал их, научив более утонченной манере разговора, неукоснительной вежливости.

– Случилось же там вот что, – промолвил он. – Тайна Древних и происхождения ордена теперь спрятана совершенно по-новому.

– Что ты имеешь в виду? – удивилась Джесси.

Дэвид поглядел на меня.

– Тебе это все уже знакомо. Мы ведь никогда не ведали свои истоки. Знали лишь, что в середине восьмого века орден уже существовал и что все наши изыскания, как и само существование ордена, поддерживаются какими-то несметными богатствами. Знали, что орденом правят Древние – но понятия не имели, кто они и где их искать. У нас были свои незыблемые правила: наблюдать, но не вмешиваться, изучать силы ведьм и вампиров, но не использовать их себе на благо, все такое.

– Неужели это переменилось? – спросил я.

– Нет. Орден все так же богат и добросовестен, как и в былые годы. Пожалуй, даже процветает пуще прежнего. В его ряды вливается все больше молодых ученых, знающих латынь и древнегреческий, а также молодых археологов вроде Джесси. Несмотря на все твои очаровательные книжки, Лестат, и общественное внимание, которое ты там щедро привлек к Таламаске, тайна хранится с прежним тщанием и, насколько мне известно, последние годы вокруг ордена почти не возникало скандалов. То есть даже вообще не возникало.

– Так в чем же тогда беда?

– Я бы не назвал это бедой, – возразил Дэвид. – Я бы назвал это увеличением секретности, причем на новый и весьма интересный лад. В последние полгода новые Старейшины принялись представляться коллегам и налаживать общение с ними.

– То есть ты хочешь сказать, Старейшин и впрямь выбирают из членов Ордена, – с иронической улыбкой уточнила Джесси.

– Именно.

– В былые времена, – продолжал Дэвид, – нам всегда говорили, что Старейшин выбирают из рядовых членов ордена, но после этого они хранят тайну и не открывают ни имя, ни место жительства никому, кроме других Старейшин. В прошлом они общались с орденом посредством писем, присылая собственных гонцов, чтобы доставить или забрать корреспонденцию. В двадцатом веке они перешли на общение путем факсов и электронной почты, но все так же тщательно хранили анонимность.

Само собой, в результате всего этого никто и никогда не знал Старейшин лично, не знал, кого именно избрали Старейшиной. Никто и никогда с ними не встречался. Так что оставалось лишь принимать на веру, что их и в самом деле избирают из числа членов ордена. Вам известно, что уже со времен Возрождения члены ордена Таламаски роптали, что не знают, кто именно их Старейшины и как они передают власть следующим поколениям.

– Ну да, конечно, помню, – кивнул я. – Об этом еще Мариус писал в мемуарах. Даже его друг из Таламаски, Рэймонд Галлант, спрашивал у него, не знает ли он, как был основан орден. Похоже, Рэймонда тоже не устраивала неосведомленность.

– Да-да, – подтвердила Джесси.

– Ну а в нынешние времена, похоже, все прекрасно знают Старейшин, – сообщил Дэвид. – Равно как и где они собираются. Рядовых членов ордена постоянно приглашают принять в этих встречах участие. Но тайна прежних Старейшин так и остается тайной. Кем они были? Как избирались? Где жили? И почему теперь передали власть в руки известных людей?