Прима Белладонна

– Мне кажется, она настроена очень воинственно. Но зачем ей убивать Джейн?

– Ну не буквально, конечно. Ее голос, по-видимому, имеет обертоны, раздражающие чашечку цветка. У других растений такой реакции не наблюдалось.

Они ворковали, как голуби, когда она трогала их.

Тони внезапно вздрогнул от радости.

На улице блеснула ярким солнцем пышная огненно-желтая юбка Джейн.

Я представил ее Гарри и Тони.

– Цветы, похоже, сегодня молчат, – сказала она. – Что с ними случилось?

– Я чищу баки, – объяснил я. – Кстати, мы все хотим поблагодарить вас за вчерашний концерт. Как вам понравился наш город?

Она смущенно улыбнулась и не спеша стала прогуливаться по магазину. Как я и думал, она остановилась у орхидеи и устремила на нее свой взор.

Я ждал, что она скажет, но Гарри и Тони окружили ее и скоро заставили подняться на второй этаж в мою квартиру, где все утро они валяли дурака и опустошали мои запасы виски.

– Не хотите ли составить нам компанию после сегодняшнего концерта? Мы могли бы пойти потанцевать во «Фламинго», – предложил Тони.

– Но вы оба женаты, – застенчиво возразила Джейн. – Разве вас не волнует ваша репутация?

– А мы прихватим с собой жен, – беззаботно произнес Гарри. – А Стив будет держать ваш жакет.

Мы поиграли в «и-го». Джейн сказала, что раньше никогда не играла в эту игру, но она без труда разобралась в правилах, а когда начала нас обыгрывать, я понял, что она мошенничает. Разумеется, не каждый день выпадает случай поиграть в «и-го» со златокожей женщиной с глазами, похожими на насекомых, но, тем не менее, это меня раздражало. Гарри и Тони, конечно, ничуть этому не противились.

– Она очаровательная, – сказал Гарри после ее ухода. – Кого это волнует? Все равно это глупая игра.

– Меня волнует, – возразил я. – Она мошенничает.

Следующие три или четыре дня в магазине происходило великое цветочно-звуковое побоище. Джейн приходила каждое утро взглянуть на Паучью орхидею, и ее присутствие было слишком невыносимо для растения. К сожалению, я не мог держать цветы на голодном пайке: для каждодневных упражнений орхидея была просто необходима. Но вместо гармоничных гамм Паучья орхидея испускала лишь скрипы и завывания. Меня беспокоил не сам шум, на который жаловалось не более двадцати человек, а вред, наносимый им колебательным связкам растений. Те, которые исполняли музыку XVII века, стойко переносили напряжение; цветы, предназначенные для современных композиторов, оказались к нему вообще невосприимчивы, однако у двух десятков романтиков полопались цветочные чашечки. К началу третьего дня после приезда Джейн я потерял исполнителей Бетховена и страшно подумать сколько – Мендельсона и Шуберта.

Джейн как будто совсем не обращала внимания на причиняемые мне неприятности.

– Что с ними всеми случилось? – спросила она меня, осматривая беспорядочно разбросанные на полу газовые баллоны и капельницы.

– Мне кажется, вы пришлись им не по вкусу, – ответил я. – По крайней мере, Паучьей орхидее. Ваш голос может вызывать у мужчин странные и причудливые видения, но у этой орхидеи он вызывает черную меланхолию.

– Ерунда, – сказала она, смеясь мне в лицо. – Отдайте ее мне, и я покажу вам, как за ней надо ухаживать.

– Тони и Гарри развлекают вас? – поинтересовался я. Меня раздражало то, что я не могу пойти с ними на пляж, а вместо этого вынужден тратить время на опорожнение баков и приготовление растворов, ни один из которых не помогал.

– Они очень забавны, – сказала она. – Мы играем в «и-го» и я пою для них. Но мне кажется, вы могли бы почаще выбираться отсюда.

Спустя еще две недели я был вынужден сдаться. Я решил законсервировать растения до тех пор, пока Джейн не уедет из Вермиллион-Сэндз. Я знал, что на восстановление ассортимента мне потребуется, по крайней мере, три месяца, но другого выхода у меня не было.

На следующий день я получил крупный заказ на поставку колоратурной травосмеси для садового хора в Сантьяго. Они хотели получить ее через три недели.

– Простите меня, пожалуйста, – сказала Джейн, когда узнала, что я не смогу выполнить заказ. – Вы, очевидно, считаете, что лучше бы я никогда не приезжала в Вермиллион-Сэндз.

Она задумчиво заглянула в один из темных баков.

– Не могу ли я помочь вам в оркестровке? – предложила она.

– Нет уж, спасибо, – сказал я, смеясь, – я сыт этим по горло.

– Не упрямьтесь, мне это не составит труда.

Я отрицательно покачал головой.

Тони и Гарри назвали меня сумасшедшим.

– У нее достаточно широкий диапазон голоса, – сказал Тони. – Ты же сам это признал.

– Что ты имеешь против нее? – спросил Гарри. – Она мошенничает в «и-го»?

– Вовсе не это, – ответил я. – Но диапазон ее голоса куда шире, чем вы думаете.

Мы играли в «и-го» в номере Джейн. Она выиграла у каждого из нас по десять долларов.

– Мне везет, – сказала она, весьма довольная собой. – Похоже, я никогда не проигрываю. – Она пересчитала деньги и, сияя золотой кожей, аккуратно положила их в сумочку.

Вскоре из Сантьяго пришел повторный заказ.

Я нашел Джейн в кафе в окружении поклонников.

– Вы еще не сдались? – спросила она меня, бросая улыбку молодым людям.

– Не знаю, чего вы добиваетесь, – сказал я, – но стоит попробовать.

Когда мы вместе вернулись в магазин, я достал лоток с многолетними растениями. Джейн помогла мне наладить подачу газа и жидкостей.

– Давайте начнем с этих, – сказал я. – Частоты 543-785. Вот партитура.

Джейн сняла шляпу и чистым голосом начала петь гамму. Сначала водосбор заколебался, и Джейн вернулась в нижний регистр и снова начала выводить гамму, увлекая за собой растения. Они вместе прошли пару октав, затем растения споткнулись, прервав стройную последовательность аккордов.

– Попробуйте полутоном выше, – посоветовал я. Добавил в бак немного хлористой кислоты и водосбор энергично последовал за ней, издавая своими цветочными чашечками нежные дискантовые вариации.

– Великолепно, – сказал я.

На выполнение заказа у нас ушло всего четыре часа.

– У вас получается лучше, чем у орхидеи, – похвалил я ее. – На каких условиях вы желаете работать? Могу предложить вам большой прохладный бак и сколько угодно хлора.

– Будьте осторожны, – предупредила она. – Я могу согласиться. Почему бы нам не настроить еще несколько растений, раз уж мы принялись за это дело?

– Вы устали, – сказал я. – Давайте пойдем отсюда и выпьем что-нибудь.

– Можно мне попробовать с орхидеей, – предложила она. – Эта задача более трудная.

Она не спускала глаз с цветка. Я подумал, что они будут делать, если останутся наедине. Может быть, до смерти замучают друг друга своим пением?

– Нет, – сказал я. – Давайте завтра.

Мы поднялись на балкон, налили себе по бокалу и весь остаток дня проговорили.

Она немного рассказала о себе, но все же я выяснил, что отец ее был горным инженером в Перу, а мать – танцовщицей в захудалой таверне в Лиме.

Они переезжали из одного места в другое, отец разрабатывал свои концессии, а мать пела в ближайшем борделе, чтобы уплатить за жилье.

– Она, конечно, только пела, – добавила Джейн, – до того, как умер отец.

На кончике соломинки в ее бокале забурлили пузырьки.

– Итак, вы полагаете, что на моем концерте каждый видит и слышит то, что он хочет. Кстати, а что видели вы?

– Боюсь, со мной вы потерпели неудачу, – сказал я. – Ничего не видел. Кроме вас.

Она опустила глаза.

– Такое иногда случается, – сказала она. – Но на этот раз я рада.

Миллионы солнц зажглись внутри меня. До этого момента я еще как-то сохранял рассудительность.

Тони и Гарри были вежливы, хотя и явно расстроены.

– Я не могу поверить в это, – печально сказал Гарри. – Не могу. Как тебе это удалось?

– Конечно же, благодаря мистическому и лицемерному подходу, – ответил я.