Страница 83 из 84
То же самое можно было сказать и о квартирной плате, но пострадавшие квартиросъемщики даже не успели об этом подумать. Необходимость поскорее подыскать жилище как-то заслонила от них все остальное. Они неохотно расставались с домами, в которых многие из них родились, где они женились, рожали детей, где умирали их родные и близкие. Их мало утешал тот факт, что эти дома были признаны негодными для проживания людей. Обстоятельства принуждали их жить там, пока они сами не деформировались настолько, что жилища и жители стали прекрасно подходить друг другу. Теперь же их выгоняли из привычных берлог, и этого было достаточно, чтобы взбунтоваться.
Какая-то негритянка, наблюдавшая за происходящим с противоположной стороны улицы, мрачно заметила:
— Это они называют программой жилищного развития. По-моему, это программа жилищного уничтожения.
— Почему бы ей не уткнуться, — хихикнула молодая и нахальная чернокожая особа, — что толку чесать языком.
— Она похожа на старый облезлый матрас, фыркнула ее столь же молодая и нахальная подруга.
— И ты тоже заткнись, — обрезала ее спутница. Доживешь до ее лет, сама станешь матрасом.
Двое молодых людей, только что вышедших из спортзала ХАМЛа[9] остановились у витрины Африканского Мемориального книжного магазина, расположенного рядом с ювелирным магазином.
— Они и магазин, глядишь, снесут, — сказал первый. — Они не оставят нам ничего.
— Подумаешь, — отозвался его спутник. — Лично я не читаю.
Его друг удивленно уставился на него:
— Что ты говоришь! Тебе надо научиться читать непременно!
— Ты не понял меня, старина. Я не сказал, что не умею читать. Я сказал, что не читаю. Ну, зачем мне читать всю эту чепуховину?
На это его спутник только хмыкнул, и они удалились.
Но большинство чернокожих братьев и сестер стояли и равнодушно смотрели, как огромные металлические шары врезаются в дряхлые стены домов. День выдался жаркий, и гарлемцы покрывались обильным потом и вдыхали воздух, отравленный выхлопными парами и белесой пылью от штукатурки.
Дальше на восток, на другом конце обреченного квартала, где 125-ю улицу пересекает Ленокс-авеню стояли Могильщик и Гробовщик и стреляли из своих больших никелированных револьверов 38-го калибра в огромных серых крыс, что разбегались из-под сносимых домов. Всякий раз, когда стальной шар врезался в стену, на улицу выбегало несколько крыс, и вид у них был куда более недовольный, чем y выселяемых жильцов.
Здание покидали не только крысы: перепуганные стаи клопов ползли по руинам, а жирные черные тараканы совершали самоубийство, прыгая из окон.
За подвигами детективов с удовольствием наблюдали завсегдатаи из бара на углу. Им страшно нравилось смотреть и слушать, как ухают револьверы.
— Не перестреляйте кошек по ошибке, — сострил один из зрителей.
— Кошки слишком маленькие, — отозвался Эд Гробовщик. — Эти крысы скорее похожи на волков.
— Я про двуногих кошек.
В этот момент из-под стены выскочила большая крыса и побежала по тротуару.
— Эй! Крыса, а крыса! — крикнул Гробовщик, словно тореадор, пытающийся обратить на себя внимание быка.
Чернокожие зрители безмолвно следили за происходящим.
Внезапно крыса обернулась и уставилась на Гробовщика злобными красными глазками. Тот выстрелил. Пуля угодила зверю прямо в лоб, отчего тело крысы буквально вылетело из шкуры.
— Оле! — воскликнули зрители.
Четыре белых полицейских в форме, стоявшие на противоположном тротуаре, перестали болтать и начали тревожно озираться. Они стояли у своих машин, размешенных по обе стороны 125-й улицы в районе сноса, словно в их задачу входило не допустить бывших обитателей этой трущобы в фешенебельные кварталы Лонг-Айленда через мост Трайборо.
— Он просто застрелил еще одну крысу, — прокомментировал действия Гробовщика полицейский.
— Жаль, это была не чернокожая крыса, — буркнул его напарник.
— Займись этим сам, — отозвался первый полицейский.
— С удовольствием, — буркнул второй. — Я не боюсь.
— Крысы такие жирные, что негры могли бы жарить их и есть, — цинично заметил третий полицейский.
— И не требовать пособия, — заметил второй.
Все трое рассмеялись.
— Похоже, эти крысы сами жарили и ели негров, от-того-то так и растолстели, — продолжал полицейский номер три.
— И не смешно, — попытался осадить его полицейский номер четыре.
— А чего же ты сам смеялся? — осведомился второй полицейский.
— Я просто икал.
— Вы, лицемеры, только и умеете икать, — изрек полицейский номер два.
Третий полицейский краешком глаза уловил какое-то движение и быстро повернулся. Он увидел, как из выхода подземки появился толстый черный залитый кровью, потом и слезами человек. За ним на волю вырвался кошмар. Другие окровавленные люди озирались по сторонам с таким ужасом, словно только что спаслись бегством от самого дьявола.
Но именно вид окровавленного негра-толстяка заставил полицейских начать действовать. Чернокожий, который бежит весь в крови, означает опасность, и нужно было подумать о том, как лучше защитить белую расу. Выхватив револьверы, они побежали в четырех направлениях.
Гробовщик и Могильщик удивленно наблюдали их маневры.
— Что там стряслось? — удивленно спросил партнера Гробовщик.
— Видишь толстяка-негра, он весь в крови, — ответил Могильщик.
— А, если бы что-то было серьезное, он бы так далеко не убежал, — отмахнулся Гробовщик.
— Ты не понимаешь, Эд, — возразил Могильщик. — Белая полиция вознамерилась защищать белых женщин.
Увидев, как белый полицейский резко остановился и двинулся ему наперерез, чернокожий толстяк направился к Гробовщику и Могильщику. Он не знал их, но они были вооружены, и этого ему было достаточно.
— Уходит! — крикнул первый полицейский из-за его спины.
— Я его успокою! — пообещал тот его напарник, что высказал гипотезу о неграх, которые едят крыс.
В этот момент, пыхтя и отдуваясь, по лестнице подземки стал подниматься белый здоровяк, из-за которого и заварилась вся каша. У него был вид человека, который добился цели.
— Это не тот ниггер! — крикнул он.
Третий полицейский остановился. Вид у него сделался растерянный.
Тут по лестнице стал подниматься слепой, постукивая кольтом по перилам. Белый здоровяк в ужасе отскочил в сторону.
— Негр с пистолетом! — завопил он, показывая на слепого, который напоминал призрака, поднимавшегося со дна Ист-ривер.
Услышав его голос, слепой остановился и замер.
— Ты еще жив, гад? — спросил он. В голосе его было удивление.
— Скорее застрелите его! — крикнул белый здоровяк белым встревоженным полицейским.
Словно призыв относился именно к нему, слепой поднял кольт и второй раз за это время выстрелил в белого здоровяка. Крупный грузный мужчина подпрыгнул в воздухе так, словно ему в зад угодила шутиха.
Но пуля, предназначавшаяся ему, угодила в лоб второму полицейскому, целившемуся в слепого. Он был убит наповал.
Негры, доселе не без удовольствия наблюдавшие за фокусами белых полицейских, разбежались кто куда.
Когда трое уцелевших полицейских окружили слепого, он все еще нажимал спуск кольта, но обойма была уже пуста. Они быстро и хладнокровно расстреляли его.
Черные собратья, успевшие спрятаться в подворотнях и за углами домов, высунули головы, чтобы узнать, чем все это кончится.
— Господи, Боже мой! — воскликнул один из них. — Эти сволочи легавые застрелил ни в чем не повинного бедолагу.
Голос у него, как у многих негров, был очень громкий и те, кто не видел случившегося, услышали комментарий. Услышали и поверили.
Словно пожар, стали распространяться слухи.
9
Христианская ассоциация молодых людей.