Амнезия [СИ]

— Серафима Павловна, — начал он и запнулся.

— Да ты проходи миленький, не бойся. Не покусаю. Вот присаживайся на табуреточку и говори, зачем пришел.

Чернов прошел в небольшую комнатку, больше похожую на кухню и огляделся. В углу стоял белый шкафчик, за ним кушетка для медосмотра, которая видимо, выполняла функции кровати. У окошка почти упирающегося в потолок, приютился стол. Капитан прошел к окну и сел на табуретку с инвентарным номером на ножке.

— Серафима Павловна, — продолжил, откашлявшись, он. — Тут такое дело… Мне сказали, что вы умеете боль снимать. Это правда?

— Сынок…, - замялась Серафима. — Дал мне Бог, какую то силу, а как она действует, сама не понимаю. Вроде мои молитвы помогают. Больные не жалуются. Да и, как жаловаться. Их Вася отметил. Собираются в путь дорожку. Без сознания становятся.

— Так ведь это тоже своего рода гипноз, — возразил старушке Чернов. — Своим монотонным чтением молитв вы вводите человека в транс. Он и умирает загипнотизированным.

— Гипноз так гипноз. Как хочешь называй. Только если от этого человеку легче становиться… Если я могу умирающему хоть немного помочь… Значит он для этого то и нужен, дар мой. А тебе зачем? Умирает у тебя в больнице кто?

— Умирает, — нахмурился Чернов и потер переносицу. — Тут такое дело… Серафима Павловна. Мне наоборот надо человека из прострации вытащить. Ну, сделать так, чтобы он в сознание пришел.

— А зачем умирающему сознание? — удивилась старушка и с недоверчивостью поймала взгляд гостя.

— Долгая история, — попытался объяснить капитан и достал из внутреннего кармана куртки служебное удостоверение. — Я, бабушка, в милиции работаю. В вашей больнице лежит человек — Забродин Георгий Иванович.

— В двенадцатой палате? — справилась хозяйка.

— В двенадцатой, в двенадцатой. Может это и бред, только мне кажется, что его кто-то загипнотизировал и поэтому он не может мне рассказать то, что ему известно. Он бы и хотел, да не может. Я абсолютно уверен, что в его голове есть информация, объясняющая некоторые преступления. Но как эту информацию оттуда вытащить? Нужен гипнотизер, а где его в нашем городке взять? Может быть, вы поможете?

Старушка замолчала и стала протирать салфеткой сухие стаканы. Они от этого скрипели, и звук получался очень неприятным. Было видно, что Серафима Павловна хочет уйти от вопроса, а отказать напрямую не может. За дверью раздалось мяуканье, и бабулька побежала открывать дверь. В комнату вошел кот. Самый обыкновенный. Белый, с черными пятнами. Постояв секунду у входа, он подошел к сидящему Чернову и запрыгнул к нему на колени. Серафима Павловна замерла у двери. Кот потерся носом о руку капитана и спрыгнул на пол.

— Ой, Господи! Ой, Господи! — запричитала старушка. — С вами, молодой человек скоро произойдет какая-то неприятность. Что-то плохое. Вы будете между жизнью и смертью. Это не я, это Вася сказал. Но вы останетесь живы. Видели, Вася просто несколько секунд на вас посидел и ушел. Это он вас так предупредил. У него нюх какой-то особый на эти вещи. Я то молитвы над больными давно читаю… А Васенька ко мне лет пять назад как прибился. Я сначала внимания на его чутье не обращала. Это мне наш главный врач подсказал. Обратил как бы на этот факт мое внимание, — и Серафима Павловна налив коту в мисочку молока снова села за стол рядом с Черновым.

— Вот видите, — начал капитан, — вы же вдвоем обладаете какой-то странной силой. Я в принципе атеист, но иногда и со мной происходят какие-то мистические вещи. Пойдемте, Серафима Павловна! Вы только попробуйте и все. Ну, не получится, так что делать. Никто на вас за это обижаться не будет.

— Да это же мил человек, разные вещи. Боль убрать, сознание отключить или наоборот растрясти больного человека. Правда, был у меня один случай. Девочка одна в коме два года лежала. Она не у нас, дома была. Долго меня все уговаривали, а я боялась. Потом попробовала и знаешь, ведь получилось! Пришла девчушка в сознание. Навещает меня до сих пор. Уже и замуж вышла и сыночка родила, а все ко мне забегает. Может и правда попробовать… Что? Для тебя это так важно? Так тебе это необходимо?

— Последний шанс, Серафима Павловна. Если не поможете, даже не знаю что и делать.

— Ну, пойдем, голубчик. Пойдем. Может с божьей помощью у нас, что и получится.

Забродин лежал без сознания все в той же четырех местной палате. Родственники видимо уже совершили обряд навещания, и по палате разносился запах спиртного. При появлении посетителей, два больных старика быстро прикрыли газетой пластиковые стаканчики с прозрачной жидкостью стоявшие на подоконнике и чинно сложили на коленях руки. Чернов поставил в проходе стул и усадил в него Серафиму Павловну, а сам, сдвинув графин с водой к стене, уселся у Забродина в ногах, на тумбочку. Старушка положила руки на лоб Григория Ивановича и начала шептать молитвы. Она проводила сухими старческими пальцами по его лицу и всматривалась в закрытые веки. Но веки больного не дрожали, и сознание к пациенту не возвращалось. Через пятнадцать минут шептаний и пассов старушка встала и вышла из палаты. Чернов, поставив на место стул, вышел за ней следом.

— Не получается, — расстроено развела она руками. — Может времени надо больше, а может сила у меня уже не та. Кто знает. А может он уже там, голубчик то этот. Может здесь одна оболочка лежит, а душа того… Попрощалася.

— Серафима Павловна, — смущенно начал капитан. — Я, конечно, понимаю, что вам для этих мероприятий силы нужны. Я без сомнения бессовестно вами пользуюсь… Но помочь мне кроме вас некому, — почти прокричал он. — Может, завтра еще попробуем, — смутившись, продолжил Чернов, понижая голос на тон ниже. — Я часикам к девяти приду. Вы не заняты?

Расстроенная Серафима Павловна, сцепив за спиной руки в замок, не оглядываясь на капитана, уже шла к лестнице ведущей на первый этаж. Чернов догнал ночную сиделку и осторожно положил ладонь ей на плечо, как бы извиняясь.

— Приходи, — обернулась она к нему. — Чего уж там. Вишь, как у нас с тобой нескладно получается. Мне ему сейчас за упокой молитвы читать надо, а я должна за здравие. Не хорошо это. Не по божески. Ладно. Договорились. Завтра еще раз попробуем и все. Я его собирать буду. В последний путь так сказать, — и она, не прощаясь, вошла в коморку и захлопнула за собой дверь.

За заботами о Забродине мысли о Тиамат ненадолго оставили капитана. Но когда он вышел из больницы, ему снова до смерти захотелось ее увидеть. И тут не работали ни доводы разума, ни переживания от измены Маринке. Объяснить свое желание он не мог. Вот хотелось ему эту женщину и все тут. Чернов пытался разбудить свою совесть, и направился было к вокзалу, чтобы в очередной раз попытаться выяснить, что с подругой, но ноги повернули в сторону базарной площади и пошли к цирку-шапито.

Дойдя до площади, Чернов обнаружил, что, не смотря на то, что натянутое полотнище цирка продолжало стоять на своем месте, артистов уже не было. Разноцветные флажки и электрические гирлянды больше не украшали окрестности, и афиши с анонсами о гастролях цирка содраны и болтались на ветру лоскутами.

Капитан обогнул шапито и зашел с тыла. Трех трейлеров уже не было, но четвертый еще стоял на месте. Кругом было пусто. Ни циркачей, ни охраны, ни дворника рядом со служебным входом не наблюдалось. Он отодвинул брезентовый полог двери и вошел внутрь шапито. Все тот же дворник мел арену и не обращал на Чернова никакого внимания.

— Простите! — обратился к нему гость. — Вы что уже уезжаете?

— А то не видно, зло огрызнулся суровый дворник и еще яростней начал махать метлой.

— А звезда ваша уже уехала? — с дрожью в голосе спросил Чернов и сел на деревянную ступеньку.

— Тиамат еще в здесь. Ее в другой город на легковой машине повезут. Какие-то дела у нее видать здесь остались.

— А как бы мне ее повидать… — поинтересовался капитан и досадливо поморщился. — Я думаю, что дела, задержавшие ее здесь, связаны со мной.