Страница 22 из 39
Чернов встал. Больше ему в зале делать было нечего. Он вернулся в служебные помещения также как и вошел. Оглядевшись, понял, что здесь он приму не найдет и вышел на улицу. Стало темнеть. Ветер усилился и стал холодным. Юрий зябко поежился и снова огляделся. За грузовиками находились автофургоны предназначенные, по-видимому, для жилых помещений. Опавшие листья шуршали под ногами, и звук их был похож на треск костей. С каждым новым шагом ему казалось, что он сворачивает кому-то шею. Это было неприятно.
На одной из дверей треллера была нарисована звезда, и Чернов понял, что ему сюда. За зашторенным окном мелькнула тень в неверном свете тусклого освещения. Поднявшись по двум металлическим ступеньками, капитан постучал. Через мгновение дверь приоткрылась и в проеме показалась знакомое по вырезкам из газет и афишам лицо. Именно это лицо заполняло стены квартиры старика Забродина. Женщина была одета в шелковый халат на красном фоне которого, играли отдающие золотом драконы. Лицо ее выразило недоумение и вопрос.
— Вы ко мне? — спросила она и окинула Чернова испытующим взглядом. Вероятно, ладная фигура оперуполномоченного ей показалась симпатичной и, распахнув дверь чуть пошире, она пригласила его пройти в свою грим-уборную.
— Разрешите представиться, — волнуясь, начал он, не зная с чего начать разговор. — Тут такое дело… Видите ли… я… работаю, в районном отделении милиции. Вот мои документы, — и он, суетясь, полез во внутренний карман пиджака за удостоверением. — В вашем цирке, сегодня ночью произошел инцидент… Был задержан и доставлен к нам в отделение Забродин Георгий Иванович. Я хотел бы получить от Вас какую-нибудь информацию по этому вопросу.
— Вы обратились не по адресу, — ответила прима, расчесывая великолепные с огненным отливом волосы. — Боюсь, что ничем не смогу вам помочь. Обратитесь к администрации. Я в эту ночь спала и видела волшебные сны, — и, потянувшись, женщина сладко зевнула.
— Но… Забродин…У него вся комната вашими портретами увешена. Он говорит… Что вы типа… Ну волшебницы что ли… Колдуньи… — снова начал Чернов.
— Какая ерунда! Пустое. Я думала, вы пришли выразить восхищение… а вы… Не интересно, — и она, сморщив красивый рот в смешной гримаске, передернула плечами.
От этого движения шелк халата соскользнул с плеча, и Чернову представилось необыкновенной красоты тело. Грудь роскошной формы, упругая и плотная, приковала к себе его внимание, и он не мог отвести глаз от этого чуда природы. Его словно магнитом потянуло дотронуться до этого совершенства, и рука непроизвольно двинулась вперед.
— Нравится? — не смущаясь своей наготы, спросила она. Чернов покраснел и опустил руку.
— Я… Я не знал что вы так красивы… — прошептал он и отвел глаза от ее тела. Смущенный, стараясь отвлечься от увиденного, он стал рассматривать роскошное убранство фургона.
Помещение не производило впечатления чего-нибудь временного. Здесь все было продуманно. Функциональность соседствовала с роскошью. За китайской, судя по драконам, ширмой, стояла небольшая кровать. На ширме висели предметы женского туалета, и Чернов поймал себя на мысли, что ему хочется взять хоть один предмет и спрятать в карман. Пол устилал ковер, с растительным орнаментом, в котором мягко утопали ноги. В воздухе стоял запах чего-то терпкого и сладкого. Напротив двери, к стене было прикреплено огромное зеркало в резной деревянной раме. Столик под ним был заставлен несчитанным количеством баночек и флаконов. Практически каждая емкость производила впечатление антикварности. Флаконы были матового стекла разных оттенков. В продаже таких раритетов Чернов никогда не видел. По бокам подзеркальника стояли свечи в медных подсвечниках, и их пламя многократно отражалось в зеркале, создавая впечатление тоннеля. Удивившись, Чернов оглянулся и увидел на двери второе зеркало, которое и помогало создавать такой удивительный эффект.
Молчание, которое воцарилось в комнате, стало невыносимым. Юрий, собрался уже было попрощаться и уйти, но женщина, отодвинув створку ширмы, присела на кровать. Глаза ее еще больше потемнели. Казалось, что глазного яблока в них больше не существует, и состоят они лишь из одних зрачков. Циркачка сидела на кровати и облизывала кончиком языка верхнюю губу. Этот жест был явно недвусмысленным. Чернов понял, что она приглашает его поиграть. Мысли спутались. Какой там спутались! Думать не хотелось вовсе. Только одна страсть овладела им. Страсть обладания этой женщиной. Жар, охвативший тело, собрался в комок и опустился между ног. Желание стало невыносимым и он, встав со стула, сделал шаг по направлению к ней. Она властно потянула Чернова за руку, и он упал на кровать рядом с ней. Матрац пах полынью и степными травами, женщина склонилась над ним, и их губы сомкнулись. Откуда-то из подсознания вырвался протест, но тут же умолк подавленный животными инстинктами. Такого, Чернов не испытывал никогда в жизни. Это была феерия, волшебство, а если правильнее сказать, колдовство. Она медленно сняла с него одежду. Ее губы исследовали его тело и от каждого их прикосновения, Юрия передергивало и подбрасывало, словно от прикосновения к коже электрического провода находящегося под напряжением. Черные локоны струились темными змейками по его коже, которая горела от этих прикосновений, будто натертая наждаком. Женщина неслась во весь опор по ковыльной степи, забыв и о себе, и о нем.
Когда все кончилось, она откинулась рядом с ним на постели и прошептала ему в ухо: — Сладко…..
Чернов приподнялся на локте и стал всматриваться в ее лицо. Оно было нежным и жестким одновременно. Оно было томным и хищным, оно было страстным и равнодушным. Чернов снова откинулся на кровать и понял, что про все забыл. Про любимую Маринку, про работу, про Забродина. Все теперь оказалось неважным и пустым. Главным теперь в его жизни стала она, эта женщина, без которой он не представлял себе свое дальнейшее существование.
Она поднялась с кровати и набросила на себя халат. Потом присев перед зеркалом на банкетку с причудливо витыми ножками, стала восстанавливать грим. На ее лице не отражалось никаких эмоций. Ни удовольствия, ни раздражения, ни страха, ни желания. Она как бы сделала свое дело и отставила его в сторону. Чернов стал одеваться. Ее молчание было красноречивее всяких слов. Он ей был больше не нужен. Юрий подошел к ней сзади, отодвинул густые локоны и поцеловал в шею.
— Можно я приду завтра? — тихо спросил он, ожидая услышать отказ.
— Не надо, — отозвалась женщина, продолжая всматриваться в свое лицо, отраженное в зеркале. — Я сама к тебе приду. Ты мне телефон запиши и я позвоню. Вечером, после представления.
Чернов записал на афише свой телефонный номер и вышел в ночь.
На следующий день ему не работалось. Было наплевать на сослуживцев, на начальство. И проблемы связанные с Маринкой его тоже перестали волновать. Тугой горячий шар внизу живота рассасываться не собирался. Чернов закрывал глаза и перед ним вставал образ безумной всадницы. Сердце продолжало бухать так сильно и неритмично, что казалось, через мгновение взорвется. Снова хотелось жгучих прикосновений, дурманящих поцелуев, танца тела. Иногда проскальзывала мысль о Марине, которую было необходимо показать врачу, но тут же исчезала, вытесненная наездницей, пахнущей ковылем и полынью. Совесть спряталась на дне души и не подавала никаких признаков жизни. С трудом, дотянув до конца рабочего дня, он стал собираться домой. Один из сослуживцев довез капитана до подъезда его дома и, козырнув, умчался по своим делам.
Дома, Чернов бесцельно послонялся по квартире, ожидая и в то же время, понимая, что ждать пока нечего. Собрав чувства в кулак он решил не киснуть, а принять душ. Но мысль о пропущенном звонке его напрягала, и он подтянул телефон поближе к двери ванной комнаты. Стоя под тугой струей прохладной воды, Юрий все время боялся не услышать трель аппарата. Наконец, он вышел из ванны, растирая до красноты вафельным полотенцем покрытую прозрачными каплями кожу. Телефонный звонок заставил его вздрогнуть, и сердце в груди застучало еще беспокойнее. Это была она. Трубка от невысохшей влаги и проступившего внезапно на ладони пота выскальзывала из руки, линию нарушали помехи.