Страница 14 из 39
Джоул отрицательно покачал головой. Он был необычайно возбужден. В глазах его уже плясали безумные огоньки. Следующей стадией могло быть расстройство желудка. Когда Вероника собирала пустые тарелки, Джоул потребовал, чтобы она наполнила стаканы. Я сделала ей знак не наливать больше имениннику, но мой жест от него не ускользнул.
– Нет, – упрямо покачал головой Джоул, – я выпью еще.
Вероника взглянула на меня, не зная, что делать.
Внезапно Джоул пришел в ярость и разразился грубой испанской бранью. Я оцепенела. Подобные тирады можно услышать, проходя мимо ссорящихся пуэрториканцев. Но при чем здесь Джоул? Он не мог так ругаться. И тем не менее мы все слышали.
– Джоул! – закричала я.
Но это его не остановило. Он выхватил у Вероники бутылку и налил себе полный стакан шампанского.
Вероника некоторое время в изумлении смотрела на него, потом повернулась и побежала на кухню. Поспешив за ней, я нашла ее в буфетной. Вероника пыталась установить свечи на именинном пироге.
– Не могу понять, что в него вселилось, – пробормотала я, – вся беда в том, что ему нельзя пить.
Она кивнула, но, похоже, мои объяснения ее не интересовали.
– Что он сказал тебе? – спросила я, но Вероника только покачала головой.
Все мои настойчивые расспросы оказались тщетными. Хотя вечер еще только начинался, она чиркнула спичкой и стала зажигать свечи. Мы стояли над сияющим именинным пирогом, не зная, что предпринять.
Однако зажженный пирог требует определенных действий. Мне следовало возвратиться к столу и, как ни странно, я сама уже этого хотела.
Конечно, Питер оказался не готов. Но он быстро сообразил, вскочил и выключил свет. Вне себя от злости на «виновника торжества», я поставила перед ним пирог.
Но у Джоула опять переменилось настроение. Или ему захотелось, чтобы мы вернулись к прежнему веселью. Во всяком случае, он поднялся, делая вид, будто колеблется и не знает, какое желание ему загадать. Подразнив немного Шерри – хотя его многозначительные взгляды в ее сторону были достаточно красноречивы – он наконец решился и задул свечи.
Моя злость сменилась беспокойством. Все это было явно не в стиле Джоула. Я никогда не видела, чтобы кто-нибудь так преображался за один вечер. Когда вновь зажегся свет, я подумала, что Джоулу лучше всего уйти сейчас, сославшись на плохое самочувствие. Шерри все еще сидела спокойно, слегка улыбаясь, но она продолжала бы в том же духе, даже если бы началось светопреставление.
Я была в отчаянии, сознавая, что спектакль еще не кончился. Когда Кэрри принесла нож, Джоул театральным жестом вручил его Шерри. Потом он поднял пирог – так что я затаила дыхание, опасаясь, как бы он его не уронил, – и, обойдя вокруг стола, поставил пирог перед ней.
Вероятно, желая сделать какой-то еще более галантный жест, он снял свою золотую корону и водрузил ее на голову Шерри. Я почувствовала неладное даже раньше, чем его рука коснулась ее высокой прически. Шерри смирилась с похищением серьги, даже с его выходкой по отношению к Веронике, но нелепое коронование переходило всякие границы. К тому же он случайно задел несколько золотых шпилек. Каскад сияющих волос упал на ее плечи.
Если бы тогда Джоул смутился, возможно, вечер еще можно было бы спасти. Но когда Шерри подняла руки, чтобы поправить свою прическу, он завладел ее блестящими локонами и несколько мгновений завороженно смотрел на них.
Даже в гневе Шерри сохранила изящество. Она осторожно высвободила из его рук свои волосы, медленно сняла бумажную корону и поправила прическу.
– Мне очень жаль, – тихо произнесла она учтивым, но неумолимым тоном. – Ужасно разболелась голова. Надеюсь, вы меня извините.
Она поднялась, легким кивком попросила у меня прощения и вышла. Все это время Джоул стоял и смотрел на нее каким-то бессмысленным взглядом. Вскоре мы услышали, как от дома отъезжает «порше».
Только я и дети остались за именинным столом. В пироге еще торчали обгоревшие свечи, но праздник был безнадежно испорчен.
– Что все это значит? – спросила Кэрри, но Питер шикнул на нее. Джоул, не говоря ни слова, отправился к себе наверх.
Я разрезала пирог и раздала детям, потом пошла в гостиную и стала смотреть на угасающий огонь. Я злилась на Джоула за безобразие, которое он учинил, но в то же время ужасно жалела его. В конце концов жалость победила. Я поднялась и постучала в дверь его комнаты.
Когда я вошла, Джоул стоял у окна, заложив руки за спину, и сжимал одной из них запястье другой. Судорожные движения свободных пальцев выдавали его сильное возбуждение.
– Джоул, – сказала я, – мне очень жаль, что так получилось.
Он резко дернул головой. Кажется, он не хотел оборачиваться и показывать свое лицо. Но с уходом Шерри его опьянение, похоже, прошло.
– Все обойдется, – заверила я, хотя и не представляла себе, каким образом тут что-то может обойтись. Но я опасалась, как бы он в таком состоянии не позвонил Шерри. Это наверняка еще больше осложнит их отношения. Джоул сунул руки в карманы и продолжал смотреть в окно.
– Хочешь снотворного? – предложила я.
У меня на ночном столике стоял пузырек с тех пор, как я пережила развод с Тедом.
Но он отрицательно покачал головой. Его явно тяготило мое присутствие.
Я вышла, закрыв за собой дверь, и отправилась успокаивать Веронику. Однако она ушла, даже не домыв посуду. Это был зловещий знак, так далеко дело никогда не заходило.
Мы закончили мытье посуды вместе. Я мыла, а Питер и Кэрри вытирали. Ополаскивая тарелки, я вдруг почувствовала вину перед детьми. Они и так претерпели немало невзгод, лишившись отца, а теперь еще вынуждены терпеть сумасбродства Джоула.
Я отправила их спать и твердо решила, что Джоул больше не будет жить у нас. Оставалось только посоветоваться с Эрикой, как перевезти его на другую квартиру.
– Привет, Нор, – раздался голос Джоула. – Ты забыла помыть кофейник.
Я вздрогнула, неожиданно застигнутая на мысли о его изгнании, и обернулась. Джоул стоял на пороге кухни с кофейником в руке. Я почувствовала, что краснею.
Но он был поглощен собственными мыслями и, кажется, не заметил моего замешательства.
– Давай выпьем мировую, – предложил он.
Я не могла не улыбнуться, услышав эту почти забытую фразу. В детстве у нас существовало правило: нельзя ложиться спать, пока между нами остается какая-то ссора. Когда Джоулу было шесть лет, мы придумали специальный ритуал – чашка какао, выпитая перед сном, означала взаимное прощение и примирение.
Он привел меня в гостиную и сам принес чашки с блюдцами. Потом мы сидели у камина и допивали кофе – горькие остатки со дна кофейника. Но мы оба делали вид, будто наслаждаемся превосходным напитком. К тому же горечь очень подходила к нашему примирению. Я по-прежнему любила Джоула, но ему предстояло покинуть дом.
Потом мы пошли спать. Когда Джоул пожелал мне спокойной ночи, я вдруг остро почувствовала, какой одинокой и безрадостной становилась его жизнь. Неудачная карьера, поездка в Танжер, потом наркотики и теперь неприятная история с Шерри. Но, быть может, Шерри еще не окончательно потеряна? Я коснулась его рукава и сказала:
– Не звони ей пока.
Он взглянул на меня. Я никогда не забуду этот странный взгляд, мрачный, и в то же время как будто озорной, и главное – совсем чужой.
– Джоул, – неуверенно пробормотала я, – не делай больше ничего сегодня вечером.
Он повернулся и вышел из комнаты.
На следующее утро я проснулась, ощущая шум в голове и металлический вкус во рту. Меня лихорадило. Взглянув на маленькие часики, я не смогла определить время – их стрелки расплывались перед глазами.
Я снова опустила голову на подушку, решив, что, кажется, заболеваю. Однако тщательный осмотр не выявил никаких других симптомов. Наконец я заставила себя встать, взять чашку и включить кофейный автомат.
Когда я сидела и пила кофе, мой взгляд упал на бутылочку со снотворными таблетками, которая стояла на ночном столике. Мне пришло в голову, что я, пожалуй, могла машинально принять несколько штук по привычке, сложившейся в тот период, когда Тед уже переехал к своей новой жене, но я еще отказывалась лететь в Мексику и в течение нескольких месяцев каждую ночь принимала снотворное.