Страница 70 из 73
Торговки провожают её насмешливыми взглядами. Для них поступок Тинсоу — блажь богатой леди. Одобрение она замечает лишь однажды и женщина, выказывает его одним только взглядом, словно стесняясь.
Малыш усердно тянет из небольшой бутылки тёплое молоко. Нейдж держит его на груди, так чтобы кроха слышал стук её сердца. Она укрывает его собственной шалью, грязного, всего покрытого язвами. Извозчик бросает на сидящую с младенцем женщину косые взгляды.
— Клянусь, — бормочет он себе под нос, — никогда ещё не видел, чтобы на Овощной рынок ездили покупать грудничков!
— Зачем ты притащила этого крысёныша? — Джастер держится рукой за голову. Сегодня он ещё не пил, но выпитого вчера хватило, чтобы страдать от похмелья. — Думаешь, он заменит тебе Милдред?
Нейдж не смотрит на мужа. Младенец спит в её кровати, она сидит рядом, листая «Современного Повара» Франка Маркателли, известного кулинара, готовящего для королевской семьи. Газовая лампа горит тусклым жёлтым светом. Мистер Тинсоу с выражением страдания прикрывает глаза.
— Я знаю, — шепчет он, — я знаю, любовь моя, я совершил ужасную вещь. Я…
— Ужасную вещь совершила я, Джастер Тинсоу, — отрывисто произносит Нейдж, — Когда вышла за вас замуж. А теперь помолчите и дайте мне исправить хоть какую-то часть из содеянного.
Джастер вскакивает, опрокинув стул, лицо его перекошено от гнева. Он открывает рот, намереваясь что-то сказать, но затем передумывает. Резко развернувшись, он выходит из комнаты.
Нейдж остаётся одна. Она занята составлением рецепта. Рождение нового блюда — всегда особый процесс, часто мучительный, блюдо должно появиться в голове, а потом воплотиться в наборе компонентов и процедур. Мясо, овощи, масла, приправы, варка, жарка, тушение… Все эти вещи существуют словно сами по себе, связать их воедино, представить будущий результат… Обычно, это захватывающий процесс, своего рода полёт на крыльях вдохновения, сродни экстазу поэта или художника.
Но не сейчас.
Нейдж мучительно тяжело думать о том, что ей предстоит сделать. Всякий раз, когда мысль её, удалившаяся было в умозрительную плоскость, неизбежно возвращается к главному предмету, женщина чувствует как грудь сжимает стальными обручами. Ноющая, неумолимая боль рождается в сердце, с каждым его ударом растекаясь по телу. Каждый раз, когда она смотрит на фигурку спящего ребёнка, вымытого и спеленатого, Нейдж чувствует дрожь в руках.
— Я смогу, — говорит она себе. — Я должна. Он и без того обречен. Без имени, без таинства крещения, забытый всеми, он уже умер. Пытаться задержать его здесь — только увеличивать его страдания… Соус. Здесь важен соус.
Впервые для неё это была обратная процедура — не от готового вкуса, не от ощущения во рту, а от компонентов, дедуктивный процесс совмещения деталей для единого результата.
Растопить немного масла в сковороде, медленно, не давая закипеть. Добавить грибы, лук и бекон, всё измельченное максимально. Томить под крышкой — совсем немного, пока кипит красное сухое вино. Добавить трюфели, петрушку, специи, и вино к грибам, всё размешать и томить ещё немного, пока трюфели не вберут достаточно влаги. Снять с огня, добавить сливки и желтки, тщательно размешать. Не давать остыть.
Нейдж закрыла глаза, снова и снова представляя себе получившийся соус. Да, именно так. Соус достойный короля. Собственно, королю он и будет подан.
Она слышит, как рядом шевелится, просыпаясь, младенец. Он спит уже долго и сейчас должен проснуться, чтобы поесть. В этом возрасте, когда от рождения не минуло и месяца, они только спят, едят и испражняются.
Но ребёнок молчит. Нейдж поворачивается, чтобы посмотреть, и встречается с ним взглядом. Большие голубые глаза смотрят на неё внимательно и серьезно. В них словно читается немой вопрос: «Как ты поступишь, странная женщина? Что сделаешь со мной?»
Нейдж закрывает глаза. Ей нужно быть сильной. Ей нужно исполнить сделку.
Рабочие Мэдчестер-стрит взбудоражены. Вчера Генерал Дулд призвал их выступить против фабрикантов, которые закупили для себя новые машины в Королевских Механических Мастерских. Дулд говорил, что эти машины станут делать за людей всю работу и тысячи окажутся на улицах, без единой монетки, чтобы купить еды. Он призывал громить проклятые творения, громить жестоко и беспощадно. Бездушное железо не должно творить, только живыми людскими руками могут создаваться вещи, таков замысел Всевышнего. Искуситель же изобрёл машину, чтобы проклятие его множилось и распространялось, принося кругом лишь горе и лишения. И вот, сегодня утром рабочие идут к своим фабрики, переговариваясь глухо и зло. Иные воровато озираясь, прикладываются к флягам, которые прячут под сюртуками. Воодушевлённые Деном Дулдом, готовые постоять за себя, они не замечают хорошо одетую женщину, которая идёт по Мэдчестер-стрит в сторону Крысиного тупика. Женщина несёт тяжелую корзину, в которой виднеется небольшой продолговатый свёрток и широкое горлышко бутылки, плотно замотанной в шерстяную ткань. Нейдж так же не замечает рабочих. Не замечает она и утреннего холода, который забирается под одежду. Она переполнена тревогой и ожиданием. Внутри себя она непрерывно молится, надеясь, что Всевышний поможет ей и простит, если она сделает всё неправильно.
Крысиный тупик молчалив и хмур. Ночь ещё не покинула этого места, оно закутано сырой темнотой, словно старыми тряпками. Щербатые окна Старой Пивоварни смотрят на Тинсоу как пустые глазницы мертвеца. В этом взгляде — злоба, но женщине всё равно.
Она знает, зачем пришла и что на кону. Она проходит в ворота Старой Пивоварни так, будто явилась навестить родственников. Никто не решается встать у неё на пути.
В этот раз пещера Джека ярко освещена. Несколько больших масляных светильников коптят потолок — бронзовые чаши на длинных подставках. К удивлению Тинсоу, это место вовсе не похоже на логово зверя. Животный запах, как и в прошлый раз, режет ей обоняние, но сама пещера напоминает ей смесь вавилонского храма и министерского кабинета. Перед ней — массивный дубовый стол с резьбой и тончайшим лаковым покрытием, с высоким креслом, покрытым бархатной обивкой. За креслом — барельеф, изображающий крылатых львов и воинов в длинных халатах с копьями и диадемами.
Джек стоит немного в стороне, у книжного шкафа. Он листает толстый фолиант, и когти его тихо скребут по плотной бумаге страниц.
— Ты всё-таки пришла, Нейдж Тинсоу, — он оборачивается, представая перед ней во всём своём ужасающем величии. Его массивная фигура облечена в дорогой шёлковый фрак, белую сорочку и элегантные бриджи. Туфлей нет — едва ли даже самый лучший мастер сможет сделать обувь для этих, похожих на птичьи лап. Три пальца впереди расходятся почти на фут, каждый увенчанный двухдюймовым когтем. Их покрывает густая красная шерсть. У ног виден чёрный, ороговевший хвост. Похожее на запятую жало хищным остриём указывает на пришедшую.
За широкими плечами — кожистые крылья, сейчас сложенные и недвижные. Слухи говорят, что когда Джек расправляет их, между дальними их концами может уместиться повозка.
Обрамлённые белыми манжетами руки — комки красной шерсти, украшенные чёрными кривыми когтями.
Наконец, Нейдж хватает смелости взглянуть мантикору в лицо. К её удивлению оно мало отличается от человеческого. Завитая в кольца чёрная борода идеальными локонами спадает на грудь. Орлиный нос, ровные брови, волосы, завитые в толстые косы, перетянутые золотыми кольцами. Только глаза чужие — глаза кошки, круглые и ярко-золотые, с узкими вертикальными зрачками.
— Я пришла, Рипперджек. Я пришла заплатить по сделке.
Мантикор смотрит на корзину, которую держит Тинсоу.
— Что у тебя там? — спрашивает он требовательно.
— Ваш обычный завтрак, — говорит Нейдж, сдерживая дрожь в голосе. — Обычный и необычный. Такого вы ещё не пробовали.
— Посмотрим. Вот стол — сервируй.
Нейдж замерла, чувствуя как бешено колотится сердце. Страх переполнял её.