Алхимик

Эд с Алиной подходят к стойке. Вислоусый бармен с огромным родимым пятном на всю щеку, лысый и сутулый, окидывает их мутным от усталости взглядом. Видно, еще пару минут назад он надеялся, что посетителей больше не будет.

— Чего налить? — спрашивает он бесцветным голосом. Сол достает из кармана монеты.

— Горячего чая даме. Мне виски.

— Где я тебе возьму чая?

Эд старается не смотреть в лицо бармену. Его пятно, малинового цвета, бугристое и покрытое клочковатой щетиной, вызывает тошноту.

— Меня это не волнует. Налей, что попросили.

Ворча, бармен достает из-под стойки квадратную бутыль и стакан, умелым жестом наполняет его на два пальца.

— Лей еще, — кивает Сол.

Убрав бутылку, бармен сгребает со стойки монеты и уходит куда-то за витрину. Алина перехватывает стакан, решительно прикладывается к нему, закашливается.

— Vot dryan'! — не выдерживает она. Эти слова, сказанные слишком громко, выводят одного посетителя из пьяной дремы. Он поднимает голову и фокусирует взгляд на паре у стойки. Сол оборачивается, чувствуя, как неприятный холодок пробирает кишки.

Это Накнад. Тот самый Накнад, с которым они бежали от Великого Пожара. Тот самый, что стерег фабрику. Он узнает Сола. Не может не узнать. Если, конечно, не пьян вусмерть.

Накнад медленно, шатаясь, поднимается и бредет к стойке. Сол настороженно ждет, сжав руку Алины и выразительно взглянув на нее.

— Чужак, — Накнад буквально падает на стойку, упершись в нее широко расставленными локтями. — Я думал, ты подох.

— Жив, — коротко отвечает Сол. — А ты?

— Жив, — кивает гангстер. — Дела идут… паршиво. Без твоих бомб.

— Как Спичка? — Сол не может не спросить. За месяцы, проведенные на корабле, он не часто задумывался о парнишке, но иногда, в особенно одинокие вахты, Спичка вспоминался ему. Казалось, что больше они никогда не встретятся, что он растворится в прошлом, как множество других…

Накнад долго пялится в стену пьяным, невидящим взглядом.

— Еще хуже, — говорит он, скосившись на стакан с виски. — Нога срослась плохо, парень охромел. Ну, его отправили… попрошайничать.

Он замолкает, наткнувшись глазами на виски в руке Сола. Сол пихает стакан в его сторону. Грязные пальцы со стуком обхватывают стекло, руку бьет крупная дрожь, край стакана мелко стучит о зубы. Сделав большой глоток, Накнад возвращает стакан Эду.

— Сглупил Спичка. Решил пошарить по карманам одного ротозея… Забыл, что на костылях быстро не поскачешь.

— Что с ним стало? — спрашивает Сол, стараясь говорить спокойно. Накнад закашливается, забрызгав стойку темной слюной.

— Забрали в Блэкчеппельский Работный Дом. Бедолага. Сколько протянет там, мелкий хромой калека?

Появляется бармен со щербатой глиняной кружкой в руках. Он ставит ее перед Алиной. Та скептически оглядывает кружку, осторожно принюхивается. В чашке — темная жижа с тонкой бело-желтой пенкой, с горьковатым запахом, как у полыни.

— Сахар тут есть? — спрашивает она с сомнением. Бармен отвечает ей саркастической ухмылкой, на усталом, оплывшем лице выглядящей и вовсе гротескно. Алина решительно берет стакан с виски и отливает из него в чашку. Накнад, пошатнувшись, пару шагов пятится, натыкается на колонну и сползает по ней. Уткнувшись подбородком в грудь, он так и отключается.

— Хорошо бы, чтоб с утра он не помнил этого разговора, — ворчит себе под нос Эд, потом поворачивается к Алине, осторожно потягивающей горячее пойло. — Надо уходить. И чем скорее тем лучше.

— Боишься черномундирников? — по-русски интересуется она. Сол качает головой:

— Филинов. Если Рипперджеку доложат обо мне…

— Рипперджек, — Алина делает еще глоток, удерживая чашку двумя руками. — Спелся с ним, а теперь не расхлебаться.

— Не то, чтобы это было мое решение, — пожимает плечами Сол. — Когда я вернулся и нанес визит Альбардишу Барнингу, я знал, что Джеку доложат обо мне. Но рассчитывал, что не стану появляться в Западном Краю и, соответственно, Джек меня не сможет найти. Теперь, когда мы здесь мило побеседовали с одним из Филинов…

— Я все поняла с первого раза, — обрывает его Алина. — Ты решил скормить меня мантикору. Круто!

— Я спас тебя от инквизиции.

— Да? А мне показалось, что я тебя спасла. Нашла потайной ход, вывела. Нет?

Эд не отвечает. Дождавшись, когда Алина допьет чай, он молча отправляется к выходу. Жена, помедлив, следует за ним, не пытаясь, впрочем, нагнать. Эду приходится подождать ее у выхода.

Светает. Густой туман окутывает улицы — такой, что не видно даже собственной вытянутой руки. Белесый сумрак оглашают протяжные фабричные гудки — начинается новая смена на фабриках. Эд с Алиной находят заброшенный дом, пробираются внутрь. Входной двери нет, кто-то снял ее с петель — возможно просто на дрова. Внутри много негодного хлама — обломки мебели, какое-то полусгнившее тряпье, кострища прямо на полу. Они находят комнату в глубине, кое-как очищают ее от мусора, Эд сооружает из досок какое-то подобие лежаков. Холод стоит невыносимый, от сквозняков ноют суставы.

— Долго здесь не останемся, — обещает Сол жене. — Переждем пару часов, пока пройдет основная волна рабочих.

— И куда потом? — интересуется Алина.

— В Блэкчеппел.

— Это из-за хромого парнишки, о котором болтал тот пьяница?

— Из-за него.

Алина подтягивает колени к подбородку, стараясь поплотнее закутаться в сюртук Эда. Подняв голову, она смотрит на мужа — внимательно, с каким-то странным интересом.

— И что потом? — спрашивает она негромко. — Что будешь с ним делать?

Сол усмехается.

— Что делать? Выкуплю из работного дома, для начала. С собой его заберем. Спичка — хороший парень. Он это заслужил.

— Что заслужил? Ты вообще о чем? — Алина всем видом старается выразить превосходство. — Ты уж определись: во сне ли мы или в реальности.

— Во сне, — уверенно заявляет Сол. — Но пока я не вижу способа разорвать его цепи. Его цепи…

Он задумчиво смотрит на жену. Та, словно смутившись чего-то, отворачивается, щекой опершись о колени. Снаружи доносятся голоса прохожих. Люди, много людей, проходят по улице единым потоком, практически все — в одну сторону. Может быть, это смена фабричных рабочих, а может среди покинутых домов и целых приорий — это единственный путь между двумя заселенными районами.

Когда они покидают свое убежище, на улицах снова тихо и пустынно. Туман понемногу рассеивается — теперь видно, что здесь большая часть домов пустует. Снег под сотнями ног перемешался в студенистую, жирную грязь, которая налипает на ноги, противно чавкая при каждом шаге.

— Ты знаешь дорогу? — спрашивает Алина, побледневшая и дрожащая.

— Приблизительно. По пути попробуем купить тебе одежду получше.

Они выходят на улицу более оживленную. Здесь им встречаются женщины, торопящиеся по своим, домашним делам. Остановив одну из них, Эд спрашивает, есть ли поблизости лавка готового платья. Потрепанного вида дама смотрит на него, как на умалишенного. Впрочем, ростом и фигурой она приблизительно совпадает с Алиной.

— А вы можете продать нам теплое платье и ботинки? — спрашивает Сол. Женщина недоверчиво щурится, но демонстрация пары купюр разгоняет ее сомнения. Спустя полчаса Алина, одетая уже более подобающим для этих мест и погоды образом, идет рядом с Эдом. Получив штопанную шерстяную шаль, она возвращает мужу сюртук. Настроение у обоих становится заметно лучше.

Работный дом приории святой Фаустины, в народе прозванной Блэкчеппел, возвышается темной, бессмысленной громадой. Высокий кирпичный забор, с чугунными пиками по верхней кромке, неприветливые, потемневшие блоки, не то жилые, не то рабочие, пронзительный лай собак. Пара останавливается у ворот. Сол стучит дверным молотком в потрескавшуюся деревянную колотушку.

Окошко в воротах приоткрывается, являя старушечье лицо, мерзкое и сморщенное. С выражением крайнего недовольства она оглядывает посетителей.