Страница 32 из 58
Вперед!
Миновав купе проводника, Галина вдохнула поглубже и прошла тамбур.
Купейный вагон сразу поразил своей тишиной. Не той тишиной, какую отличают комфортабельные вагоны от общих. Слишком тихо. Если бы не долговязый, налысо обритый мужчина, подпиравший поручень примерно посередине устланного вытоптанной дорожкой коридора, могло показаться, что вагон пуст.
Галина легкой, прогулочной походкой двинулась по проходу, рассеянно поглядывая на лысого и внимательно прислушиваясь у дверей купе. Похоже, догадка ее о том, что вагон пуст, была очень недалека от истины.
Долговязый не удостоил ее даже взглядом, пока она не подошла почти вплотную. Тогда он оттолкнулся от поручня и преградил ей путь, привалившись плечом к двери очередного купе.
— Закурить не будет? — развязно улыбаясь, осведомился он, похотливо обшаривая даму глазами.
— Не курю! — холодно улыбнулась в ответ Галина и кивнула: — Пропусти.
— Может, зажигалочка найдется? — Долговязый не двинулся с места.
Галине стало не по себе. В пустом вагоне рассчитывать на помощь не приходилось. Наверняка этот длинный связан с бандой игроков, возможно, что он — один из них. Нужно держать ухо востро, но пора, черт возьми, начинать игру, если хочешь набить себе цену.
— Не найдется, — презрительно поморщившись, ответила Галина и добавила с металлом в голосе: — Пропусти, говорю!
— Такую красавицу только за поцелуй! — Долговязый продемонстрировал желтые прокуренные зубы, на фоне которых блекли и терялись многочисленные золотые коронки.
Галина подумала немного. Потом улыбнулась такой же деланной улыбкой, что и ее нахальный собеседник, и сказала тихо фразу, запомненную на всякий случай в комсомольской юности:
— А я тебе, сучонок, нос откушу, хочешь? А дружок за мной идет, так он тебе уши отрежет. Будешь в цирке выступать с номером «Поцелуй смерти», хочешь?
Угроза подействовала, как нафталин на моль. Долговязый подался в сторону, словно всерьез опасаясь, что эта женщина, на две головы ниже его, вдруг подпрыгнет, как цирковая собачонка, и отхватит полноса.
Используя минутную панику в рядах противника, Галина перешагнула через ногу в растоптанной сандалии.
— О! О! О! — неуверенно кривлялся вслед Галине долговязый.
А через мгновение дверь купе впереди шумно распахнулась, лязгнув ограничителем, и в коридор вылетел человек в морской форме. Тотчас следом во вратарском прыжке вылетел другой человек и повис на моряке, обхватив его за талию. Из того же купе выскочили еще двое. Завязалась отчаянная борьба: моряка волокли в дальний конец вагона, тот отбивался, сыпал ударами и ругательствами.
— Проиграл — плати! — хрипел тот, что висел на поясе у моряка.
— Да вы шулера! — завопил моряк, лупя его свободной рукой по загривку. — У вас вся карта крапленая! Вы сговорились!
Силы были неравны, и группа дерущихся быстро переместилась в тамбур.
— Вы от меня не уйдете! — лягаясь, вопил моряк.
Его соперники лишь сосредоточенно пыхтели, проталкивая его дальше метр за метром.
Галина как зачарованная следовала за этим клубком крепких мужских тел.
Моряка подтащили к двери. Один из нападавших выхватил нож и приставил к горлу проигравшегося. Тот затих.
Две пары рук проворно обыскали карманы моряка, нашарив толстый кошелек и пачку четвертных в банковской упаковке. Затем открыли дверь вагона и, обхватив моряка за ноги и плечи, стали выталкивать его наружу.
Несчастный забился, из последних сил цепляясь за перила, но удар рукояткой ножа заставил его разжать пальцы. Мгновение — и моряк исчез из дверного проема, словно провалившись в бездонный колодец.
— Цепкий! Всего поцарапал! — пожаловался один из убийц, передавая отобранный кошель своему сообщнику, очевидно атаману.
Атаман деловито ознакомился с содержимым.
— Фраера не оставляй. Беги за нами, пока сил хватит! — бормотал он себе под нос, прикидывая достоинство и число купюр.
Галина неловко переступила с ноги на ногу.
— Тебе чего? — вскинувшись, спросил атаман, зажимая кошель в кулаке.
Галина опомнилась. Только что на ее глазах убили несчастного парня. Она — свидетель. Свидетель в окружении преступников! Трое хладнокровных убийц стояли перед ней, и еще один — долговязый — застыл в ожидании сигнала от главаря за ее спиной.
Но какой-то чертенок вселился в женщину, взявшись ей покровительствовать и помогая принимать ключевые решения прежде, чем она успела упасть в обморок от страха.
— От вас? — спросила Галя, искренне удивляясь своему беззаботному и веселому тону. — Ничего! — Дернула жеманно плечом и направилась в следующий вагон.
Бандиты, разинув рты, смотрели ей вслед. Когда дверь захлопнулась, атаман обвел своих абреков недоуменным взглядом:
— Она чего видела?
Двое, что помогали выбрасывать моряка, развели татуированными руками.
— А какая разница? — ответил за всех долговязый. — Будет вякать, мы и ее волкам на закуску отправим.
— Я б такую и сам покусал, — хмыкнул атаман, оборачиваясь на дверь. И тут же напустился на долговязого: — А ты чего ее пустил?
— Да она как танк! — стал оправдываться долговязый. — И, похоже, не одна.
Ноги донесли Галину до первого откидного стула. Дальше они идти отказывались. Вселившийся в нее чертенок свое дело сделал, спас подопечную от неминуемой расправы, но благородно волочить ее на своем мохнатом горбу явно не собирался.
Галина прекрасно понимала, что затеянное ею предприятие крайне опасно и что она отправляется добывать деньги в самое логово не людей даже — опасных зверей. Умом понимала. А теперь, столкнувшись с этим зверьем нос к носу, увидев воочию звериный оскал, испугалась по-настоящему. И никакие доводы рассудка, что нужно успокоиться, необходимо встать и идти дальше — искать новое купе или выйти из поезда и вернуться домой, но обязательно идти, не помогали совладать со страхом.
Мгновение назад Галина разминулась со своей смертью, прошла в шаге от нее и оставила за спиной. Мысль об этом сделала ноги ватными, окутала плечи холодом, заставляя дрожать, как в лихорадке, сжала в стальном кулаке внутренности.
Галину замутило. Не в силах совладать со спазмом, она начала клониться вперед, видя, как медленно приближается пол вагона, ковровая дорожка с вытоптанной серединой и обметанными краями, полными застрявшей шелухи и сора. За мгновение до того, как она соскользнула со стула, перед ней возникли ноги в форменных ботинках и брюках, а над головой раздался взволнованный мужской голос:
— Женщина, вам плохо?
Мне плохо, подумала Галина. Мне очень плохо. Лучшая половина жизни потрачена впустую, ни детей, ни постоянного жилья, ни воспоминаний, при которых хотелось бы улыбаться. Мне плохо, потому что все, что мне досталось, — муж-раздолбай, его непомерный карточный долг, его мерзавец-сослуживец, мечтающий затащить меня в кровать. А за спиной у меня — убийцы, которые сейчас, наверное, чешут загривки, решая, догонять ли случайную свидетельницу или не стоит. И никакого выхода из этого болота. Кругом только болото, болото, болото…
Человек в форме тронул Галину за плечо:
— Плохо вам? — И с брезгливой настороженностью, отступив на шаг: — Пьяная, что ли? Из какого вагона?
И то ли от этого прикосновения, то ли от того, что нервная дрожь прошла, наконец, лопнув перетянутой струной и рассыпавшись истерическим смехом, нужные слова сами — должно быть, давешний чертенок соблаговолил вернуться — пришли на ум. Страх отступил, отпустил.
Галина выпрямилась, продолжая смеяться уже в голос, и обратила к железнодорожнику раскрасневшееся лицо.
— Хорошо мне, парень! — Мужчине было никак не меньше сорока, но Галина выбрала это обращение намеренно. — Хорошо мне, сил нет как! В отпуск я еду, на юга, соображаешь?
Проводник напряг мышцы лица, демонстрируя, что соображает изо всех сил, но то ли дело это оказалось нелегким, то ли непривычным, ничего не ответил, а лишь расплылся в заискивающе-виноватой улыбке.