Страница 5 из 17
— Верно. Они так сделали, — подтвердила другая.
— Туалеты? — переспросила Элен. — Какое отношение они имеют к смерти старика?
Все было ужасно! — воскликнула первая женщина. — Джози, это твой Фрэнк рассказал?
— Нет, не Фрэнк, — ответила Джози — Фрэнк еще в море. Это миссис Тизак.
Назвав свидетеля, Джози подхватила рассказ подруги, и взгляд ее возвратился к Элен. Подозрение в глазах не исчезло.
— Это случилось два месяца назад, — продолжала Джози. — Как раз в конце августа. Ведь был август, правда? — Ища подтверждения, она посмотрела на подругу. — Ты числа хорошо запоминаешь, Морин.
Морин, казалось, чувствовала себя неуютно.
— Я забыла, — сказала она, явно не желая говорить.
— Мне бы хотелось знать, — настаивала Элен.
Джози, несмотря на неохоту подруги, страстно желала угодить.
— Здесь есть уборные! — выпалила она — Перед магазинами, знаете, общественные уборные. Мне не известно, что в точности произошло, но тут раньше жил мальчик… Ну, не совсем мальчик — лет двадцати или больше… — Она подбирала слова. — Но он был с умственными отклонениями, так вроде бы это называют. Мать обычно брала его всюду с собой, словно ему четыре года. Она отпустила его в уборную, пока сама отправилась в тот маленький супермаркет. Как он там называется?
Она повернулась к Морин за подсказкой, но подруга только озиралась с очевидным неодобрением. Джози, однако, это не остановило.
— Был самый разгар дня, — сказала она Элен. — Полдень. В общем, мальчик пошел в туалет, а мать в магазин. Спустя какое-то время — вы знаете, как оно бывает — она занялась покупками, о сыне забыла, а потом подумала — что-то его долго нет…
Тут Морин не смогла удержаться, чтобы не встрять в разговор: наверное, забота о точности пересилила предусмотрительность.
— Она затеяла спор, — сообщила Морин, — с хозяином. Об испорченном беконе, который брала у него. Вот почему она столько времени…
— Понятно, — кивнула Элен.
— Ну, так или иначе, — вступила Джози, чтобы продолжить повествование, — она закончила покупки, а когда вышла, мальчика все еще не было…
— Поэтому она попросила кого-то в супермаркете… — начала Морин, но Джози не собиралась передавать ей инициативу в столь животрепещущий момент.
— Она попросила одного из мужчин в супермаркете, — повторила она вслед за Морин, — пойти в уборную и поискать его.
— Это было ужасно, — сказала Морин, очевидно, воображая картину какого-то зверства.
— Он лежал на полу в луже крови.
— Убитый?
Джози покачала головой.
— Лучше было бы ему умереть. На него напали с бритвой. — Она дала возможность усвоить эту часть информации перед тем, как нанести coup de grace[3].— И отрезали ему интимные части. Просто отрезали и спустили в туалет. Без причины.
— О боже.
— Лучше умереть, — повторила Джози — Думаю, такое уже никак не заштопать, так ведь?
Ужасающее повествование усиливалось спокойствием рассказчицы и повторением слов: «Лучше умереть».
А мальчик, — спросила Элен, — смог описать нападавших?
— Нет, — ответила Джози, — он слабоумный. Не может и двух слов связать.
— А кто-нибудь видел заходивших в уборную? Или выходивших оттуда?
— Люди все время шастали взад-вперед, — отозвалась Морин.
Она произнесла это, как исчерпывающее объяснение, но Элен на опыте видела другое: ни во дворе, ни в проходах никакой суеты отнюдь не наблюдалось. Вероятно, торговая улица оживленнее и под ее прикрытием можно совершить подобное преступление.
— Значит, преступника не нашли, — предположила она.
— Нет, — подтвердила Джози, и пыл ее угас. Преступление и его последствия были целью рассказа, а поимка преступника почти или вовсе не интересовала ее.
— Мы не чувствуем себя в безопасности даже в собственных постелях, — заявила Морин. — Спросите любого.
Энн-Мари говорила то же самое, — ответила Элен. — Потому она и решила рассказать мне о смерти старика Она говорила, что он убит прошлым летом здесь, в Раскин-корте.
— Что-то и вправду припоминаю, — проговорила Джози. — Какие-то разговоры были, я слышала. Старик, его собака… Его забили до смерти, а собака докончила дело… Не знаю… Да, точно, это не здесь. В каком-то другом районе.
— Вы уверены?
Подобное недоверие обидело женщину.
— Ну, если б это случилось тут, мы бы знали, так ведь?
Элен поблагодарила за помощь и решила еще побродить по четырехугольному двору и посмотреть, сколько квартир пустует. Как и в Баттс-корте, занавески на многих окнах были задернуты, двери заперты. Но если на Спектор-стрит действительно орудовал маньяк, способный убить и изувечить, неудивительно, что обитатели улицы забрались в свои дома и тихо сидят там. Во дворе разглядывать было нечего. Все незаселенные здания недавно опечатали и заколотили, судя по гвоздям, которые муниципальные рабочие разбросали у порогов. Но одна вещь по-настоящему привлекла внимание Элен: накорябанная на булыжниках мостовой и почти стертая дождем и ногами прохожих та же самая фраза, что и в спальне квартиры номер 14: «Сладкое к сладкому». Слова были такими безобидными, почему же Элен слышала в них угрозу? Или дело в их избыточности, в чрезмерности сахара на сахаре, меда в меду?
Она продолжала идти, хотя дождь упорствовал, и путь постепенно уводил ее прочь от кварталов в бетонные безлюдные пространства, где она раньше не была. Здесь располагались — или когда-то были — места для отдыха и развлечения: железные ограды детских площадок перевернуты, песочницы загажены собаками, «лягушатник» опустел. И тут встречались магазины. Некоторые были заколочены, действующие — отталкивающе грязны, их окна забраны крепкой металлической сеткой.
Элен прошлась вдоль ряда и свернула за угол, и перед ней оказалось приземистое кирпичное здание. Она предположила, что это общественная уборная, хотя вывеска отсутствовала. Железные ворота были заперты на висячий замок. Элен стояла перед непривлекательным зданием, порывистый ветер вился у ее ног, а она не могла удержаться от мысли о том, что здесь произошло.
О мужчине-ребенке, истекавшем кровью на полу, неспособном позвать на помощь. Даже мысль об этом вызывала тошноту. Элен задумалась о преступнике. Как же выглядит, размышляла она, столь порочный человек? Она пыталась представить его, но ни одна придуманная черта не имела достаточной силы. Монстры — это редкость, но однажды чудовище показалось при ясном дневном свете. Поскольку он был известен лишь своими деяниями, то обладал неимоверной властью над воображением Однако Элен знала действительность, окутанная ужасом, мучительно разочаровывает. Он не монстр — просто бледная апология человека, нуждающегося скорее в жалости, чем в благоговейном страхе.
Очередной порыв ветра принес более сильный дождь. На сегодня, решила она, хватит приключений. Повернувшись спиной к общественным уборным, она заспешила через дворы, чтобы укрыться в машине, а ледяной дождь хлестал по онемевшему лицу.
Гости, приглашенные на обед, выглядели приятно устрашенными ее рассказом, а Тревор, судя по выражению лица, разъярился. Однако сделанного не воротишь. Элен не могла отрицать, что почувствовала удовлетворение, заставив смолкнуть болтовню на университетские темы. Бернадетт, ассистентка Тревора на историческом факультете, прервала мучительное молчание:
— Когда это случилось?
— Этим летом, — ответила Элен.
— Не помню, чтобы я читал об этом, — произнес Арчи самые лучшие слова, произнесенные им за два часа пития. Речь его, обычно неискренняя от самолюбования, смягчилась.
— Возможно, полиция замалчивает дело, — высказал мнение Дэниел.
— Тайный сговор? — спросил Тревор с неприкрытой издевкой.
— Такое происходит постоянно, — парировал Дэниел.
— Зачем им это замалчивать? — спросила Элен. Какой смысл?
— С каких это пор в действиях полиции появился смысл? — отозвался Дэниел.
3
Удар милосердия — удар, которым добивают (фр.).