Страница 107 из 130
Он подошел к окну. Солнце клонилось к западу, удлинялись тени. В ветвях липы пел запоздалый дрозд.
Королева еще гуляла в саду. Она срезала сирень. Возле нее шла девушка в голубом и несла в руках плоскую плетеную корзину, полную белых и пурпурных гроздьев. Другая фрейлина, вокруг которой прыгали с лаем борзые, подобрав рукой подол платья, наклонилась над грядкой папоротников. Вот она выпрямилась с позолоченным мячом в руке и со смехом бросила его собакам. Те стремглав бросились за ним и достигли его одновременно, после чего немедленно разразились лаем и единым комом покатились по траве, в то время как позабытый мяч укатился в сторону.
“Береги королеву”. Сколь долго удастся сберечь этот безмятежный и полный цветов мир сада? Уже сейчас, возможно, завязалась битва. Возможно, она позади. И кровопускания там, подумалось Мордреду, достанет даже на вкус Гавейна.
Его мысли понеслись дальше, но он подавил их. Даже если сам он сейчас — Верховный король на деле, если не в имени…
И будто мысли регента коснулись королевы, словно на нее легла тень бегущего по небу облака: Гвиневера вздрогнула и подняла голову, как будто прислушиваясь к какому-то звуку, донесшемуся из-за стен сада. Распрямилась отпущенная ею ветка сирени. Не поглядев на нее, Гвиневера уронила серебряный нож в подставленную фрейлиной корзинку. Королева стояла неподвижно, только руки ее будто против воли поднялись и сжались на груди. Мгновенье спустя она медленно повернулась и подняла взгляд к окну.
Мордред отступил на шаг и кликнул распорядителя двора.
— Пошли кого-нибудь в сад. Пусть слуга спросит, могу ли я поговорить с королевой.
Там стояла обращенная на юг беседка, красивая, как на картинке шелком. Вся она была увита ранними розами: среди каскадов мелких бледно-розовых цветов проглядывали коралловые бутоны, а опадавшие лепестки, опустившиеся на плиты пола, выцвели до нежной белизны. Королева сидела на каменной скамье, согретой полуденным солнцем, и ждала прихода регента. Девушка в желтом увела борзых; другая осталась, но удалилась в дальнюю часть сада, где села на скамью под окном дворца. Из кошеля у пояса она вынула вышиванье и принялась за работу, но Мордред знал, как бдительно за ним наблюдает пара острых глаз и как быстро разлетятся по дворцу слухи: “Он выглядел мрачным; должно быть, дурные вести…” или “Он показался мне веселым; курьер привез депешу и он показал ее королеве…”
И сама Гвиневера не сидела праздно. Подле нее на каменной скамье лежала наполовину вышитая салфетка. Внезапно на него нахлынуло острое воспоминанье: сад Морганы на севере, засохшие цветы и призраки плененных птиц, и злобные голоса ведьм в окне над ним. И одинокий, напуганный мальчик, что спрятался под окном, полагая, что он тоже в ловушке и что его ждет позорная смерть. Как дикий кот в своей тесной клетке; дикий кот, который, наверное, давным-давно мертв, но благодаря ему он умер свободным в своем диком доме и с выводками котят, которых породил по собственной воле. Проблеском молнии, как просверкивают подобные мысли между вздохами, он подумал о своей “жене” на островах, о своей любовнице, покинувшей Камелот и теперь с удобствами обосновавшейся в Стрейтклайде, о своих сыновьях от этих двух союзов, что растут в безопасности, — поскольку дети одинокого мальчика легко могут теперь навлечь на себя жало зависти и злобы. Он, как и дикий кот, нашел свое окно к свободе. Больше, чем к свободе, — к власти. Одна из тех коварных ведьм давно в могиле, другая, как бы она ни похвалялась своим колдовством, все еще заточена в замке-тюрьме и сама теперь его подданная — ведь он местоблюститель в отсутствие Верховного короля.
Он опустился на колено перед королевой и взял ее руку, чтобы коснуться пальцев губами. Почувствовал, как они подрагивают. Отняв руку, королева дала ей упасть на колени, тут же сжала ее другой рукой. Со спокойствием, достигнутым с немалым трудом, она набрала в грудь воздуха и произнесла:
— Мне сказали, прибыл курьер. Из Малой Британии?
— Да, государыня.
Повинуясь ее кивку, он поднялся, но помедлил продолжать. Гвиневера жестом предложила ему сесть подле нее. Солнце пекло, и воздух полнился запахом роз. Пчелы шумно гудели в россыпях розовых цветов. Легкий ветерок качнул их и тени роз закачались и заиграли на сером одеянии королевы и ее нежной коже. Мордред сглотнул, потом заговорил, прочистив горло:
— Для опасений нет нужды. Дела там творятся серьезные, но я бы не сказал, что к нам пришли дурные вести.
— Так, значит, господин мой здоров?
— Действительно так. Посланье пришло от него.
— А для меня? Есть для меня письмо?
— Нет, госпожа, мне очень жаль. Он послал его в большой спешке. Разумеется, ты прочтешь его, но позволь мне сперва рассказать тебе суть. Тебе известно, что король Хоель и король Артур совместно направили посольство для переговоров с консулом Луцием Квинтилианом.
— Да. Ради сбора сведений и чтобы выиграть время для западных королевств и дать им объединиться против возможного нового союза Византии и Рима с германскими племенами Алемании и Бургундии. — Она вздохнула. — Случилась беда? Я догадывалась. Что же произошло?
— С твоего позволения, госпожа, я сначала расскажу тебе добрые вести. Одновременно с посольством была послана и другая миссия — тоже для сбора сведений. Посланцы отправились прощупать настроения франкских королей. Их ожидал обнадеживающий успех. Все до единого франкские королевства поднимутся, чтобы противостоять попыткам армий Юстиниана восстановить над нами владычество Рима. Уже сейчас франки собирают полки.
Она отвела взгляд, уставилась куда-то мимо ветвей лип, подсвеченных сзади и позолоченных уходящим солнцем. Молодые листочки, похожие на облатки листового золота, сияли собственным светом, а в верхушках деревьев, которые уже тронули тени, гудели пчелы.
“Добрые вести” Мордреда, похоже, не доставили королеве радости. Ему подумалось, что глаза Гвиневеры наполнились слезами.
Все так же глядя на сияющие липы, украшенные мозаикой позолоченных листьев, она спросила:
— А наше посольство? Что там случилось?