Страница 5 из 64
Марта давно прочитала «Пепельную розу Луизианы». Дед, застав ее с этой книгой, погладил внучку по голове: «Я ее хорошо знал, мисс Фримен. Когда-то, давно. Она была замечательный человек, как отец ее. Он с твоим дедушкой Дэниелом служил, во время войны за независимость». Марта вспомнила, как два года назад, они, вместе с тетей Бланш и Бет Фримен, сидели на галерее Верховного Суда Массачусетса. Дед был внизу, в черной мантии судьи. Марта, искоса взглянув на женщину, увидела, как блестят ее большие глаза. Бланш пробормотала что-то и вытерла лицо кружевным платком.
Марта только сильно пожала ее руку. Клерк читал постановление Верховного Суда штата об отмене запрета на межрасовые браки. Потом, в детской у Бет, сидя на ее кровати, Марта сказала: «Ты, наверное, рада. Теперь тебе не обязательно ездить в Пенсильванию, чтобы выйти замуж».
Щеки цвета нежной, сливочной карамели покраснели. Бет, встряхнув пышными, вьющимися волосами, процедила: «Никогда в жизни я не опущусь до того, чтобы выйти замуж за белого мужчину, Марта. У меня есть черная гордость, и у Теда тоже. Зря, что ли и дедушку Фримена белые убили, и тетю».
Марта удивленно хмыкнула: «А если ты полюбишь белого?»
Бет покраснела еще сильнее. «Бабушка Салли любила дедушку Дэниела, а он все равно на ней не женился. И хватит об этом, - попросила девочка, - я все равно зарок дала. Пока у нас не отменят рабство, я замуж не выйду».
Марта только присвистнула: «До этого долго еще, как мне кажется».
- Значит, - черные, красивые глаза похолодели, - мы будем бороться, вот и все.
В Бостоне, гуляя с дедом по берегу океана, Марта услышала его смешок: «Когда-то давно, милая, еще в прошлом веке, я себе пообещал три вещи. Стать судьей Верховного Суда, добиться признания межрасовых браков, хотя бы в Массачусетсе, и вот видишь, - Тедди затянулся сигарой, - я исполнил обещания».
- А третье, дедушка? - спросила Марта. Он только улыбнулся и ничего не ответил.
Марта прислушалась - голоса в библиотеке утихли. «Спать пошли, - поняла она, - завтра похороны рано утром. Потом траур начинается. Хорошо, что мы с Бет здесь. Слуг много, но все равно бабушке Батшеве и тете Бланш помочь надо. Дедушка Натан сказал, сотня человек соберется».
Закрыв дверь, покрутив ручку газового светильника, Марта устроилась на подоконнике, распахнув окно. Дождь закончился, было прохладно, с океана тянуло соленым, легким ветром. Марта порылась за корсетом и достала сигарку. Девочка стянула ее в будуаре у тети Эстер, перед ужином. Чиркнув спичкой, Марта закурила, выпуская дым в окно. Глядя на прозрачное, темное небо, на большую, бледную луну, что вставала над морем, она задумалась: «Интересно, как будет, в Лондоне? Там и ровесников моих нет. Только кузены Кроу, а они меня на пять лет старше. Но там ведь бабушка». Она, невольно, улыбнулась: «С такой бабушкой ничего не страшно». Над особняком пролетела сова, мягко хлопая крыльями. Марта, потушив сигарку, завернув ее в салфетку, напомнила себе: «Завтра выбросить». Она походила по комнате, нажимая на грушу серебряного флакона с ароматической эссенцией. Запахло жасмином. Марта, присев на кровать, стала расчесывать волосы. Она заснула, обложившись шелковыми подушками, свернувшись в клубочек, крепко, как в детстве.
Тед Фримен вышел из библиотеки и замер. Дом спал, наверху, в детских, царила тишина. Он оглянулся на закрытую дверь. Отец, грея в руках серебряный стакан с виски, только усмехнулся: «Юному Теду, то есть тебе, пора отдыхать. Мы еще посидим, по-родственному».
Тед, было, хотел что-то сказать. Дядя Тедди так посмотрел на него, что молодой человек сразу поднялся. При Теде они ничего интересного не обсуждали. Юноша знал, что отец финансирует Подпольную Дорогу. Однако Натаниэль Фримен был против побегов из рабства. Адвокат говорил, что положение цветных можно изменить только кропотливым и долгим трудом, представляя их интересы в судах, и освобождая рабов по закону. Бет, как-то за обедом, дерзко заметила: «Пока вы будете корпеть над бумагами, папа, на юге погибнет в оковах еще тысяча наших братьев. Слава Богу, бабушка умерла, когда мне было шесть. Она успела мне рассказать о рабстве».
Отец тогда посмотрел на Теда. Юноша подумал: «И мне успела». Бабушка пела им протяжные, тоскливые южные песни, говорила о плантациях табака, о бараках, где жили негры. Салли показала им старые, почти стершиеся шрамы на своем плече.
- От хозяина, - заметила она, поджав губы, и замолчала. Они знали, что бабушку спасла мать дяди Тедди, миссис Марта, увезя ее с юга. «Но все равно, - настаивал на своем отец, - хватит. Никаких восстаний. Они заканчиваются только пролитием крови невинных людей».
- Скоро примут закон о возвращении беглых рабов хозяевам, - зло подумал Тед, взбегая по лестнице на третий этаж, в гостевые спальни, - и тогда нигде не спрятаться будет. Даже у нас, в северных штатах. Только в подполье оставаться, или в Канаду их переправлять, но что это за жизнь?
Дверь в комнату родителей была приоткрыта. Мать читала в постели. Тед просунул голову внутрь: «Я пойду, прогуляюсь, воздухом подышу, мамочка. Папа в библиотеке, они там надолго».
Бланш отложила папку с документами: «Миссис Стэнтон и миссис Мотт настаивают, чтобы я выступила на этой конференции по правам женщин, в июле, в Сенека-Фолс. А что я скажу? - Бланш развела руками. «Я не оратор, так только...»
- Ничего не «только», - Тед присел на постель и поцеловал мягкую, пахнущую ванилью, такую знакомую руку. «Ты много делаешь, а лучше делать, чем говорить. Расскажешь о своих классах для цветных, о борьбе за трезвость..., В конце концов, мы с папой поможем тебе речь написать, - он подмигнул матери.
- Еще чего, - ворчливо отозвалась Бланш. «Сама справлюсь. Я хоть и не выпускник колледжа, - она погладила сына по щеке, - но это сделать могу. Бет со мной поедет. Хочу, чтобы она познакомилась с миссис Мотт и другими женщинами».
- Мужчин, как я понимаю, туда не пускают, - смешливо сказал сын. «Нам с папой даже и проситься не стоит».
- Почему? - Бланш лукаво улыбнулась. «Мистер Фредерик Дуглас будет выступать, твой приятель. Он из Англии вернулся. Мне миссис Мотт его письмо переслала, - Бланш потянулась за папкой и прочла: «Как цветной, я отказываюсь пользоваться правом, избирать и быть избранным, до тех пор, пока таким же правом не будут наделены женщины».
Бет все смотрела на сына: «Если у тебя и папы будет время, приезжайте. Там хорошо, леса вокруг, озера, на лодке покатаемся. Лето же, - она потрепала сына по черным, вьющимся волосам.
Тот поцеловал ей руку: «Приедем. Я пошел, мамочка».
- Осторожней только, - велела Бланш сыну. Тед закатил глаза: «Мама, мы в Род-Айленде, в свободном штате. Здесь пятьдесят миль от Бостона. Безопасней только дома, в кровати».
- Все равно, - вздохнула Бланш и добавила: «Бет спит. Они сегодня с Мартой молодцы были, очень нам помогли. И всю неделю так, - она покачала головой, - завтра сотня человек появится. Иди, конечно, милый».
В своей спальне он переоделся, достав из саквояжа штаны и суконную куртку рабочего. «Слуги спать пошли, - пробормотал Тед, - никого этим нарядом не удивлю, - он повесил в шкап кедрового дерева траурный, тонкой английской шерсти сюртук.
Юноша засунул в карман куртки оловянный портсигар, и спички. Стараясь даже дышать как можно тише, Тед вышел в коридор.
Она, конечно, высунула свой любопытный нос наружу. «Спать иди, - покровительственно велел Тед младшей сестре, - у тебя глаза слипаются. Я погуляю, и вернусь».
- А почему в обносках? - удивилась Бет. Она куталась в кашемировую, отделанную кружевами шаль. Черные косы падали на прикрытые бархатным халатом плечи.
- Здесь деревня, - Тед поднял бровь, - а не Бикон-хилл. Щеголять не перед кем. Спать, - он щелкнул ее по лбу. Бет подмигнула ему: «Мисс Голденберг, из Нью-Йорка, сегодня, за обедом, в тебе чуть дырку не проглядела. Правда, тетя Батшева ей сразу сказала, что ты не еврей».
Тед рассмеялся, и развернул ее в сторону спальни: «Маленьким девочкам пора в постель».