Страница 41 из 64
- Туда и ползти, - они стояли на сухой земле. Аарон указал жене на редкие огоньки русских укреплений на вершине Малахова кургана: «У подножия, несколько трупов наших лежит, со вчерашнего дня. Очень сильный огонь был с их стороны, решили не рисковать. Я с вами, разумеется, отправлюсь, - невзначай, добавил он.
Мэри приподнялась на цыпочки и погладила мужа по загорелой щеке. «Рано он поседел, - внезапно подумала женщина, - ему сорок три только. Но ведь он, как сан принял, с двадцати одного года, на севере служил, в приютах, а сейчас вообще в армии. Хоть бы отдохнул, бедный мой».
- Нет, - она твердо помотала головой: «Договорились ведь, милый. По женщинам они стрелять не будут, несмотря на наш огонь. А если тебя увидят, то могут и ответить».
Аарон ничего не сказал, только подержал ее за маленькую, крепкую руку: «Пошли, чаем вас напоим, напоследок».
Солдаты сидели у медной кухонной тележки. Кто-то, завидев их, крикнул: «Падре! И миссис Корвино с вами, вот и встретились! Сестра Марта с нами закончила. Садитесь, чай горячий».
- Падре, - усмехнулась Мэри. Аарон развел руками: «Итальянская фамилия, дорогая моя. Я здесь и за англикан, и за католиков. За всех, в общем».
Марта сидела, отхлебывая чай из оловянной кружки, перешучиваясь с солдатами. Пистолет, вместе с паспортом, был надежно спрятан под одеждой.
- Они не будут обыскивать женщину, - подумала Марта: «Меня отвезут в их штаб. Как этот город называется? Симферополь, да. Там я покажу паспорт. Я гражданка нейтрального государства. Они меня обязаны отпустить. Деньги у меня есть...».
Дядя Мартин, рассмеявшись, положил перед ней записку: «Запоминай. Придешь к этому человеку, в Симферополе. Зовут его Синани, он купец. Говорит по-французски, вы объяснитесь. Твой дядя Исаак Судаков послал ему письмо, он предупрежден. Он тебя, то есть нас, - поправил себя дядя, - ссудит деньгами».
- А он еврей? - Марта подняла зеленые глаза.
- Почти, - Мартин Кроу повел рукой: «У них это называется «караим».
- Синани, - повторила она. Девушка взглянула на темную громаду кургана, на огоньки, что виднелись на палубах английских кораблей, стоявших в открытом море. Стая воронов, мягко шурша крыльями, кружилась в багровом, закатном небе. На вершине холма Марта заметила какое-то движение. Аарон успокоил ее: «Русские тоже ужинают сейчас».
Полковник Воронцов-Вельяминов осмотрел в бинокль английские укрепления. Он повернулся к пехотным офицерам: «Вряд ли они настолько выжили из ума, господа, чтобы штурмовать склон горы. Можете не беспокоиться, вы в совершенно безопасной позиции».
Степан обвел глазами море: «Я могу возвращаться к своим непосредственным обязанностям. Нам предстоит отражать атаку их флота».
Он был, как обычно, в мундире без погон. На передовой, только высшие офицеры знали, как его зовут на самом деле. Для остальных он был просто полковником, даже без фамилии.
Его отпустили из Кронштадта, как только началась война. Федор остался в Санкт-Петербурге, он служил по ведомству внутренних дел. Степан благодарил Бога за то, что младший брат отделался только одним допросом по делу петрашевцев. Федора для этого вызывали из Пензы, куда его отправили после университета. Потом юношу оставили в столице, как он говорил: «по юридической части».
Степан так и не знал точно, чем занимается брат.
- Впрочем, - усмехнулся он сейчас, принимая от солдата кружку с чаем, - Федя тоже не знает. Он ведь и не инженер.
Здесь за ним не следили. Степан был непосредственно в подчинении у генерала Тотлебена, командующего инженерными войсками. Он занимался закладыванием минных галерей под бастионами, на случай, если англичане все-таки решатся брать штурмом город.
Он каждый день думал о том, что можно было бы перебежать на сторону противника. Плавал Степан отлично, надзора за ним не было. До английских корабли было рукой подать, не больше пяти миль в открытое море.
- Федю не пощадят, - угрюмо думал он, затягиваясь папиросой, глядя на далекие флаги.
- Не могу я так с ним поступать. Надо все по-другому обставить. Пропал без вести и пропал.
Степан жалел, что не он топил старые корабли у входа в гавань. Там исчезнуть было бы легче легкого. «Придумаю что-нибудь, - успокоил он себя. «Я не собираюсь продавать никаких военных секретов. Я это делаю для того, чтобы найти семью, вот и все. Федя меня поймет, как только с ними познакомится. В Россию, я, конечно, не смогу вернуться после такого..., - он тяжело вздохнул. Степан, в последний раз, посмотрел в бинокль на английские позиции. Две женщины в серой форме сестер милосердия стояли на бруствере траншеи, разглядывая курган.
- Лиц, конечно, не увидеть, - пожалел Степан: «Две мили до них, не меньше. Какой вечер сегодня красивый. Однако, надо и собираться, возвращаться в ставку».
Он ездил налегке, но всегда брал с собой два потрепанных томика, Пушкина и Достоевского. Достоевский был на каторге. Степан, вспомнив, что Шильдер рассказывал ему о казни петрашевцев, едва сдержался, чтобы не выругаться. «Федор Михайлович, наверное, так и сгинет в Сибири, - грустно подумал Воронцов-Вельяминов, - не напишет ничего больше».
Над Малаховым курганом, летали, каркая, вороны. Он, отдав бинокль, пожал руки офицерам: «Успешной вам обороны, господа. Мы, инженеры, всегда на помощь придем».
Уходя, он обернулся. Совсем стемнело. Степан увидел, как медленно перемещается свет фонарика вдоль английских позиций. Он отчего-то вспомнил, давнее, детское, дедушку Федора, что рассказывал ему о волшебных огнях в шахтах, глубоко под землей.
- Это разведчики, - сказал кто-то из офицеров: «Надо их поближе подпустить, потом огонь откроем».
Командующий турецкими фрегатами, Мушавер-паша, принял подзорную трубу и навел ее на английский флагман, «Принц Альфред». Паровой фрегат стоял на якоре в миле от других кораблей, почти у самого входа в бухту.
Палуба корабля была затянута холстом. Мушавер-паша усмехнулся и сказал себе под нос, по-английски: «Посмотрим, что у них, то есть у нас, там за оружие».
Его звали капитан Адольф Слейд, он уже пятнадцать лет служил Оттоманской империи. Слейд, в отличие от других военачальников Абдул-Меджида, не принимал ислам. Многие из тех, кто сейчас воевал на суше, начали свою карьеру в прусской или французской армиях, а потом перебрались в Стамбул. Однако он носил турецкую одежду, для того, чтобы не отличаться от других офицеров.
Слейд снял темную феску. Почесав в седоватой голове, он приказал вестовому: «Кофе мне принесите, и позовите сюда первого помощника».
Он еще раз осмотрел запертую гавань. Чайки сидели на мачтах затопленных русских кораблей. На берегу было тихо, над морем разносился звук корабельного колокола, били склянки.
Распоряжение султана было простым. После Синопского сражения, когда русские сожгли почти весь турецкий флот, Абдул-Меджид вызвал Мушавер-пашу в Стамбул. Серые глаза султана били яростным, холодным огнем.
Абдул-Меджид прохаживался по бескрайнему, выходящему окнами на Босфор кабинету, устланному мягкими, драгоценными персидскими коврами и львиными шкурами. Он повернулся и смерил Слейда взглядом, с головы до ног.
- Тридцать лет ему всего, - подумал Слейд, - мальчишка еще. Хотя он с шестнадцати лет на престоле сидит. Конечно, ее величество валиде-султан первое время управляла. Да и сейчас он с ней всегда советуется. Но вырос, вырос, конечно.
Он был высокий, широкоплечий, но гибкий, и двигался легко, неслышно, будто кошка. Темные, коротко стриженые волосы были непокрыты. Абдул-Меджид носил османский костюм, тяжелый, расшитый, парчовый халат. На длинном пальце сверкал алмазный перстень.
- Я бы мог отрубить вам голову, - заметил султан: «Благодарите ее величество Безм-и-Алем. Она проявила свое милосердие, и упросила меня, вас помиловать. Однако…, - султан усмехнулся тонкими, красивыми губами.
- Однако Англия и Франция теперь на нашей стороне, благодаря вашему блистательному провалу в Синопе. Флота, конечно, жалко, - Абдул-Меджид взял серебряную чашку с кофе, - но мы построим новый, паровой. Вы, адмирал Слейд, - султан перешел на английский, - привезете мне лучшего инженера, который только будет там, - он махнул рукой на север, - в Крыму.