Страница 54 из 164
Зимние каникулы. Выдержки из мемуаров завхоза Института имени Шамаханской царицы
В первый день зимних каникул, который в тот год пришёлся на послепраздничную субботу, в зеркальном холле главного корпуса Института имени Шамаханской царицы, ровно в три часа пополудни появились две девицы, одетых бедно и до издевательства грустно. Блондинка в черном платье и сером жилете выглядела как горничная, а брюнетка из-за прозрачности кожи на фоне невзрачного одеяния походила на недокормленного эльфа.
Стоит ли говорить, что все наши кумушки бросились к бедняжкам с матриархальными воплями, с сокрушительными писками и в абсолютном стремлении накормить и обогреть. Особенно брюнетку, которую за глаза все называли бедным Цыплёночком. Бабьё, что с них взять. Лет через пять этот Цыплёночек их всех пережует с костями и выплюнет, не заметив. Потому что у Цыплёнка были ноги длинные, грудь высокая, глаза большие и беспомощные, а на рот нормальный мужчина без внутреннего содрогания смотреть не мог, потому что цыпленочку, по виду, было лет пятнадцать, а вот желания он вызывал весьма неоднозначные.
Девицы приехали по приглашению декана кафедры Абсолютного преклонения, чтобы зарядить устаревшие артефакты, но мы-то знаем, с какой целью в Институт приглашают школьниц-первокурсниц... Поэтому вид Цыплёночка немного испугал ещё в первые минуты знакомства.
Что ж, посмотрим, как оно пойдёт.
Приезжих устроили в гостевой комнате. Хорошая комната: потолки высокие, окна светлые, мягкие кровати, пушистый ковер. Пусть сравнивают, сокрушаются, завидуют, возможно. Зависть – хорошее чувство. Блокирует работу мозга и играет на руку практиканткам.
Перед ужином Цыплёночек постучался в дверь.
– Евпсихий Гадович, – и даже не ухмыльнулась и не споткнулась ни разу, произнося сложное имя. – У нас с Авророй маленькая проблема возникла. А Липа Валентиновна велела к вам обращаться по всем вопросам.
– И что у вас?
– Куда-то пропали наши сумки... А там же все вещи, одежда...
Цыплёнок расстроенно шмыгнул покрасневшим носиком. Отлично сработали девочки, а главное вовремя! Не хватало нам двух ворон в бальном зале.
– Ай-ай-ай! – проворчал сокрушенно. – Затерялись где-то. Будем искать. А вы не переживайте, найдутся ваши вещички. До отъезда – так точно.
– Ка-ак до отъезда! – пискнула и испуганно затрепетала ресничками. – Но нам же сейчас надо... Там же одежда наша, зубные щетки... пижама... всё! Не можем же мы десять дней в одной форме ходить? – И покраснела слегка, но очень волнительно. – А спать в чём?
На секунду я даже перепугался немного, не перестарался ли? Потому что дымчатые глаза влажно заблестели, и девица определённо собралась разреветься на моем пороге.
– Ну, не надо так расстраиваться, – поспешил утешить и поймал двумя руками ее маленькую прохладную ладошку. – Ничего непоправимого не произошло. Не бросим же мы вас на произвол судьбы! Плакать не надо...
Пока не надо. И уж точно не здесь.
– Ступайте к Венере Ниловне, кастелянше, она вам выдаст что-нибудь из вещей, пока ваши одежки не отыщутся.
И еле удержался от того, чтобы поморщиться брезгливо. Моя бы воля, я бы их форму сжёг в лунную ночь, вместе с тем, кто её придумал.
Визит в святая святых Института не помог. На ужин девицы явились в чёрном. У директрисы дёргался глаз, Венера в чем-то клялась на ухо Липе... Цыплёнок и Горничная с важным видом пили чай за угловым столиком, хихикали и зачем-то стащили из столовой булку. А между тем, выносить еду строжайше запрещено. Хотел поймать их с поличным, но передумал.
Всю ночь не спал, размышлял о причинах своего неожиданного добросердечия и человеколюбия.
Воскресенье.
Цыпленок на завтрак явился при полном параде, Горничная пожертвовала жилеткой, оставив ее в комнате, немедленно заслал к ним домовых и, не дожидаясь окончания завтрака, сжёг отвратительную вещь, запершись в своей ванной. Немного полегчало. Настроение не испортила даже небольшая стычка с девицами, возмущавшимися фактом воровства в институте.
– У нас в Школе такого бы никогда не случилось! – бушевала Горничная, а Цыплёнок задумчиво покручивала пуговку на платье и ничего не говорила.
В обед одна из студенток, не иначе готовясь к практикуму по стервозности, случайно опрокинула на блондинку тарелку супа, до безобразия замарав форменное уродство, которое школьницы именуют гордым словосочетанием «предметницкая форма». Приезжая расплакалась, потому что местная сказала ей что-то, я не расслышал что именно, но, видимо, что-то крайне неприятное, потому что Цыплёночек нахмурился и глянул на стервочку совершенно не цыплячьим взглядом.
Я даже разволновался слегка, но не забыл отправить человечка в прачечную. Проследить за тем, чтобы платье Горничной затерялось там на веки вечные.
Сегодня же. Немного позже.
Чёрное безобразие спрятано в сундуке в моей комнате. Дождаться бы вечера – изрежу на мелкие куски и сожгу в котельной. Все лучше, чем страдать от бессонницы, размышляя о странном.