Страница 42 из 164
История празднования одного шестнадцатого дня рождения, или Явление Григория
В общежитие я возвращалась с одним желанием: залезть на третий этаж к Вепрю, чтобы точно никто не нашёл, и завалиться спать до понедельника. Никого не видеть, никого не слышать, спрятаться, может быть, пожалеть себя немного...
Но шум я услышала ещё на лестнице, где-то между вторым и третьим этажом. В груди что-то дрогнуло, но я решительно велела своему плохому предчувствию заткнуться. В конце концов, не обязательно же шумели в нашей комнате! Мы же с Могилой не одни в общежитии живём!
К четвёртому этажу звуки стали ярче, сильнее, и я засомневалась, идти ли дальше. Может, сразу вернуться в общий холл? А лучше на барбакан. Там тихо и нет никого. В конце концов, решив, что сбежать я всегда успею, я завернула на свой этаж и сразу же поняла: ни при каких обстоятельствах, никогда нельзя оставаться глухой к интуиции. Не с моим везением полагаться на случай. Потому что, во-первых, шумели всё-таки у нас. А во-вторых, двери были нараспашку, и на пороге комнаты возлегал развесёлый Динь-Дон.
И пройти мимо него не замеченной было совершенно невозможно.
– Ага! – прокричал джинн по-пьяному радостно, заметив мою помятую фигуру. – Вот и она!
– Слушай, когда ты успел так набраться? – поразилась я. – Десять утра!
– А мы с ночи празднуем, – поделился синекожий, поднимаясь на ноги. – Такое событие!
Приятно, конечно, что мой день рождения студенты Школы Добра считают «таким событием», но хотелось бы, наверное, чтобы празднование проходило в присутствии именинницы.
– Без меня? – спросила хмуро.
Что он вообще делает в нашем крыле? И я уже не говорю о своей комнате...
– Без тебя. Но проходи, не стесняйся, – разрешил Динь-Дон и рукой махнул, приглашая меня войти в мою собственную комнату. – Ты, конечно, звезда, никто не спорит. Но и мы не лыком шиты!
– А?
– Или ты считаешь, что нашей заслуги во всем этом нет? – Он подозрительно сощурился, глядя на мое недоумение. – Думаешь, мы только примазались к твоей славе?
Проклятье, о чём он говорит? Удобно ли уточнить? Как может отреагировать пьяный джинн на неадекватный вопрос?
– Не думаю, – ответила осторожно, но Динь-Дона ответ полностью устроил, он осклабился совершенно пьяно и возвестил громогласно:
– Тогда надо немедленно выпить. За победу.
Зараза! Я от стыда и расстройства даже зажмурилась. Неприятно-то как! Я подумала, что они мои шестнадцать отмечают, а они поражение Годрика Воинственного празднуют...
– Ну, и за тебя, конечно, – хохотнул синекожий за границей моего зрения. – Тебе сколько вообще стукнуло? Пить-то тебе можно?
И захохотал громогласно, свинтус.
– Юла, ну, правда! – Приобнял меня за плечи, подталкивая в комнату, где я заметила тонкую фигурку Зарянки, почему-то сидящую на коленях у Тищенко. – Не думала же ты, что получится зажать банкет.
– Нет?
Я, если честно, вообще ни о чём таком не помышляла. Но не признаваться же в этом. Под прицельным огнём любопытных глаз спрятала шкатулку ректора в тумбочку (знали бы вы, как гармонично она смотрелась с бонбоньеркой Александра!)
Молниеносная оценка ситуации подсказала: в комнате из трезвых людей только я. Ну, ещё Аврору, наверное, можно считать условно трезвой, потому что за час моего отсутствия она никак не могла напиться до состояния аут. Или могла?
В момент моих размышлений Зарянка горестно всплеснула руками и воскликнула:
– Ох, мамочки! Мы, кажется, Григория забыли?
Кто мы? Где забыли? И кто такой, разорви меня дракон, Григорий?
– Не забыли! – отмахнулся от ее паники Веник. – Гир... Геор.. Гирго... Черт, кто вообще ему такое имя дурацкое дал?
Староста окинул присутствующих мрачным взглядом, и я поняла, что Динь-Дон ночью праздновал не один.
– Ты и дал, – проворчал Тищенко. – Когда кричал о том, что пить втроём пошло.
– Ага, – поддакнул Динь-Дон. – Втроём пошло, а в компании с говорящим соленым огурцом – оху… охе… ээ… круто очень короче. Странный вы народ, предметники.
– Да сколько можно! – возмутился писклявый голос. – Я уже сто раз говорил, что я не огурец! Я ка-ба-чок!
Я повернулась на голос и увидела его. Огурца? Кабачка? В общем – Григория. И мне стало немного дурно.
Короткая История появления Григория, рассказанная сторонним наблюдателем
Барбакан оставляли с песнями. Ну, а как не петь-то? Потому что эмоции хлестали через край, а душа хотела праздника. И даже шиканье капитана и его требования вести себя прилично не смогли испортить настроения. А потом Тищенко сказал: