Страница 40 из 164
Глава шестая
Впрочем, и утро не порадовало утомительным однообразием. Не успели мы с Авророй проснуться и привести себя в порядок, как в нашу дверь настойчиво забарабанили.
– Да что ж такое опять? – возмутилась Могила в лицо стоявшему за порогом одногруппнику.
– Волчок, в АД! – буркнул тот и смылся в сторону кухни.
А Аврора мне путь своей идеальной грудью перекрыла и говорит:
– Э, нет! Так не пойдет! До утра где-то шлялась. Ничего не объяснила, про эпическое сражение не рассказала... Имей совесть! Я же погибну от любопытства!
Ну, я в извиняющемся жесте руки сложила, мол, от меня-то что зависит, я же не виноватая! Могила подозрительно прищурила правый глаз и нехотя вынесла постановление:
– Так и быть. Иди. Но учти, что от допроса с пристрастиями тебе не отвертеться!
«Да пожалуйста! – подумала я. – Всё равно про Их Темнейшество я никому даже под пытками не признаюсь».
И убежала в АД, недоумевая, кому я там могла понадобиться.
В приемной же вместо Ирэны обнаружился Вельзевул Аззариэлевич. Он мерил комнату нервными шагами, о чём-то размышляя, но, заметив меня, обрадовался:
– Ну, наконец-то! Идём скорее!
Повинуясь жесту ректора, я почти бегом проследовала в его кабинет, добежала до распахнутого шкафа и испуганно остановилась у высокого зеркала.
– Ой! – пискнула шокированно, когда поняла, что зеркало отображает не меня, а гостиную в нашем родовом поместье, маму, папу и Сандро. Причём мама выглядела восхитительно, а у мужчин в центре лба стояло по аккуратному круглому красному клейму с красивой буквой «П».
– Ой! – повторила я, когда поняла, куда улетела вторая пуговица.
– Ой-ой-ой! – и за ректора попыталась спрятаться, когда папа поднялся с дивана и наклонился вперёд.
На мгновение мне показалось, что он выступит из зеркала прямо в приёмную и та-а-ак мне всыплет – мало не покажется.
Но нет.
– Явилась... – Сандро зажмурился и стал похож на большого довольного кота.
– Помолчи! – Бах! Это папа старшему сыну подзатыльник отвесил. – И так уже наворотил дел, остолоп!
«То есть, это что? Меня ругать не будут?» – я даже икнула с перепугу.
– Вот это что такое? – И папа, глядя на меня сквозь тонкое стекло зеркала ткнул длинным пальцем в свой идеальный лоб, а мама осуждающе головой покачала.
А нет. Нормально всё. Будут ругать. На мгновение вдруг померещилось странное...
– Детка, у нас же приём завтра...
– Эля, не сейчас! – Папа бросил на маму хмурый взгляд. Может, и ей тоже подзатыльник достанется?.. Было бы прикольно. Хотя папа после этого, несомненно не выжил бы.
– Юлчонок, – ласково окликнул меня родитель, тем самым вырывая из мыслей. – Ты как это сделала?
– Ты о чём?
Вместо ответа Сандро провёл пальцем по своему лбу, и я, вздохнув, с грустью призналась:
– Я просто разозлилась сильно. И ещё обиделась немножко. А так вообще ничего не делала. Пап, тебе очень больно было? Меня полуорк заставил. Прости, пожалуйста!
– Больно? Малыш, больно мне было, когда ты из дому сбежала. А всё остальное – ерунда.
И улыбнулся так ласково, так по-дружески, что я вмиг вспомнила о том, что я вообще-то папина дочка, и что папа мой – он же самый лучший в мире папа!
– Принцесса, вернись домой.
Хотя, конечно, при этом и тиран.
Я захлебнулась горечью разочарования и обиды, а папа продолжил, не замечая моего состояния:
– С этим надо разобраться, малыш. Ты не понимаешь пока, но это твоё заклинание – это что-то удивительное просто! Твоя пуговица... она...
Папа поднял с пола небольшую баночку, в которой что-то мельтешило, суетилось и агрессивно звякало. При ближайшем же рассмотрении я поняла, что этим чем-то была золотая Александровская пуговица.
– Она какая-то агрессивная... – заметила мама, скривив красивые губы.
– Просто она на тройственный цикл завязана, мамуль, – извинилась я, переводя взгляд. – По логике, не успокоится, пока не завершит три круга...
– Да? – Папа с интересом рассматривал обитателя стеклянной банки. – Очень интересно... Так, домой не вернёшься?
Я покачала головой.
– Прости.
Папа пожал плечами.
– Принцесса, не за что. Это твой выбор. Мы с мамой...
Изображение в зеркале моргнуло, покрылось рябью, и уже через секунду я смотрела в свои растерянные глаза. О том, что папа с мамой думают по поводу моего бунтарства мне узнать не пришлось. Они отключились.
Я с минуту проторчала у шкафа, осмысливая произошедшее и борясь с собой. А потом в кабинет вернулся Вельзевул Аззариэлевич.
– Поговорили? – Ректор подмигнул мне заговорщицки.
– Э-э-э... ну, да...
– Подвинься-ка.
Начальство оттеснило меня от шкафа, закрыло дверцы, пряча зеркало, выдвинуло левый нижний ящик, покопалось в нём раздражённо и скрючив спину, а после извлекло на свет резную деревянную шкатулку.
– А вот и ты! – Вельзевул Аззариэлевич любовно погладил крышку и ещё раз мне подмигнул.
Я же окончательно растерялась, не ожидая от умудренного сединами руководителя Школы Добра такого панибратства в адрес обычной студентки.
– Всю жизнь собирал, так и знал, что пригодится однажды, – полушёпотом поделился со мной ректор. – Короче, держи, Юлиана! С днём рождения! Поздравляю, желаю... в общем, все остальное сама себе додумай!
И он вручил мне коробочку.
Я с тоской подумала: «Интересно, в этом мире есть хотя бы один человек, кроме моих родителей, кто не знает о том, что у меня сегодня день рождения?»