Страница 96 из 113
Однако в последние годы стало ясно, что ситуация куда сложнее, чем казалось в 1990 или даже в 1995 г. Студенческая политическая активность и просто идейная обработка, через которую вот уже 15–20 лет проходит практически весь корейский средний класс, оставили-таки свой след. Идеи студенческих времён, пусть и в неявной форме, продолжали оказывать влияние на взгляды тех корейцев, которые когда-то участвовали в, казалось бы, игровой «политической борьбе». При этом антиамериканизм является, по-видимому, одним из самых стойких компонентов «левого комплекса» – возможно, из-за того, что он тесно связан с национализмом, столь влиятельным в Корее.
Кроме того, значительная часть бывших активистов движения «минчжун» и прочих университетских бунтарей отправилась в аспирантуру, защитила диссертации, занялась журналистикой и писательством. В результате корейский интеллектуальный мир стал стремительно леветь – и становиться всё более антиамериканским.
В результате событий последних двух десятилетий Южная Корея стала политически расколотым обществом. Правда, экономические успехи и продолжающийся стремительный рост уровня жизни не очень-то способствуют жёсткой политической конфронтации, однако деление на два лагеря ощутимо. С одной стороны, в стране действуют левые, которые предпочитают именовать себя «прогрессивными силами». Для них характерно подозрительное отношение к крупным концернам («чэболь»), требования ввести в Корее систему социальных гарантий западноевропейского образца, резкое неприятие наследия военных диктатур, которое парадоскальным образом сочетается с симпатиями к несравнимо более жестокой диктатуре Кимов в Северной Корее. Градус этих симпатий может быть довольно разным, хотя до полного обожания Великого Вождя и наивной веры в «социалистическое процветание» Севера в наше время дело доходит редко. Куда чаще левые замалчивают ту негативную информацию, что поступает из Пхеньяна. Показательно, что левая печать – в первую очередь «Хангере синмун», официоз левого движения – практически ничего не пишет о северокорейских концентрационных лагерях или о связанных с Пхеньяном политических скандалах. Если замолчать события невозможно, то левые журналисты ограничиваются короткими информационными заметками. Антиамериканизм является одной из самых заметных составляющих этого идеологического пакета. Даже проблемы КНДР южнокорейские левые объясняют происками американцев, в первую очередь – американским эмбарго, официальным запретом на торговлю с Северной Кореей (как будто бы Северной Корее было бы чем платить за американские товары, если бы никаких ограничений на торговлю не существовало!).
С другой стороны, в стране активны правые (или «консерваторы»), которые являются сторонниками свободного рынка и решительными противниками Севера. Именно правые издания сейчас печатают материалы о северокорейских лагерях, публичных расстрелах и прочих – вполне предсказуемых – ужасах пхеньянского режима. Традиционно правые относились к Америке с симпатией, но не были безусловными поклонниками США (для этого они слишком националистичны). Однако в последние годы, в пылу полемики с левыми, консерваторы занимают всё более активную проамериканскую позицию. Правые газеты порою печатают такие панегирики в честь американских «солдат-освободителей», которые по своей стилистике весьма напоминают те публикации в честь Советской Армии, что появлялись в официальной печати Болгарии или ГДР где-нибудь в 1980 г.
При этом южнокорейские левые и южнокорейские правые не имеют каких-то стабильных партийных структур. Корейские партии редко умудряются просуществовать дольше одного президентского срока. Куда большую роль в структурировании обоих лагерей играет пресса, симпатии которой весьма стабильны (о чём уже писалось), а также личности нескольких наиболее известных и харизматических политиков, журналистов и профессоров (отношение к интеллигенции в конфуцианской Корее – самое трепетное).
Как в очередной раз продемонстрировали последние президентские выборы в декабре 2002 г., силы обоих лагерей примерно равны. Однако линия раздела между ними, в общем и целом, возрастная: левые – это в основном те, кто моложе 40–45. Похоже, университетская «игра в политику» оказалась не совсем игрой. Именно молодые избиратели привели к власти администрацию президента Но Му-хёна, самую левую – и самую антиамериканскую – в истории страны. Но Му-хён ещё в начале 1990-х гг. выступал за полный вывод американских войск из страны. Сейчас он, как считается официально, изменил свою позицию по данному вопросу, однако общий настрой его правительства очевиден.
В последние годы появились и дополнительные обстоятельства, которые способствуют росту антиамериканизма. Во многом они связаны с Северной Кореей. Жёсткий американский подход к Пхеньяну вызывает в Сеуле беспокойство. Во-первых, корейцы элементарно боятся вооружённого конфликта, резонно считая, что в любом случае от войны в первую очередь пострадают именно они. Во-вторых, в Сеуле на всех уровнях куда менее склонны считать Север источником угрозы. Немалую роль играет и выработавшаяся за полвека привычка к опасному соседству, но на левом, антиамериканском, фланге это спокойствие во многом питается тем же самым национализмом – наивной уверенностью, что «корейцы не будут применять ядерное оружие против корейцев» (воистину, уроки кровавого лета 1950 г. забыты основательно!). Поэтому американский подход вызывает беспокойство и раздражение. Левым Вашингтон кажется более «чужим», чем Пхеньян (как говорят в Сеуле: «американцы нам, возможно, и друзья, но северокорейцы нам братья!»). Позиция, конечно, наивная, чтобы не выразиться жёстче, однако весьма и весьма типичная. Некоторые из левых националистов идут дальше и считают, что ядерные проекты Пхеньяна, по сути, не такая уж плохая вещь: против своих корейских братьев северяне его всё равно применять не будут, а когда Корея рано или поздно объединится, она получит в своё распоряжение ядерное оружие!
Поскольку Север не воспринимается новым поколением корейцев как серьёзная угроза, то они не видят и особой нужды в военном союзе с США, который на левом фланге вообще часто считают оккупацией. Динамика настроений очевидна. В 1999 г. 89% опрошенных выступали за сохранение союза. В 2002 г. сторонниками союза с США назвали себя всего лишь 56% корейцев.
Никуда не делись и иные источники проблем: американское военное присутствие, внешнеторговые конфликты. Например, самый крупный за последние годы взрыв антиамериканских настроений был вызван гибелью двух корейских девочек, которые в июне 2002 г. попали под колеса американской бронемашины в окрестностях Сеула. Поскольку по действующим соглашениям американские военные неподсудны корейскому суду, они предстали перед судом американским, который их, конечно же, оправдал. Следствием стали беспрецедентные по своему размаху антиамериканские демонстрации, в которых участвовало до 100 тысяч человек. В ответ правые провели достаточно массовые проамериканские демонстрации, однако даже на первый взгляд было видно, что это были выступления «тех, кому за 40»...
Однако главные причины антиамериканизма не связаны с подобными инцидентами. Причины эти очевидны: рост уверенности в своих силах, усиливающийся национализм, а также исторически сложившаяся связь между антиамериканизмом и идеологией т.н. «прогрессивных сил», которым просто по демографическим причинам принадлежит будущее (по крайней мере, ближайшее).
Означает ли это, что американским войскам в обозримом будущет придётся укладывать чемоданы? Вполне возможно. Я даже подозреваю, что многие российские читатели не очень-то расстроены такой перспективой. В последнее десятилетие Россия тоже перешла от массового обожания американцев к массовому неприятию США (оба чувства, замечу, отражают не столько реальность, сколько мифы и эмоции россиян). Однако я бы не стал слишком бурно радоваться по поводу всё более реальных перспектив вывода американских войск и утраты американского влияния в Корее. Дело в том, что американское присутствие в последние 10–15 лет направлено не столько на предотвращение северокорейского нападения, сколько на сдерживание стремительно растущего Китая. Того самого Китая, который, в отличие от Америки, является соседом России, и у которого к Российской Федерации есть старые территориальные претензии.