Страница 20 из 140
Тот, кто дает дурные советы
Перевод В. Шора
Вдоль по дорогам, меж дюн и болот, Рыщет и свищет Тот, кто дурные советы дает. Ездит в двуколке зеленого цвета, Ездит по хляби, где тонет сапог, И сумасшедшая ждет его где-то На перекрестках размокших дорог. Делая дело свое втихомолку, Он оставляет ей лошадь, двуколку… Лошадь пасется, а ливень молотит Ржавую воду в соседнем болоте… Тучи висят, как сырые лохмотья. В каждой деревне, как вечер придет, Ждут, что появится бог весть откуда Тот, кто дурные советы дает. С гнусной ухмылкой, со взглядом косящим Ходит он, бродит по фермам пропащим, Где поселилась лихая беда, Где безысходна нужда. Стукнет в ворота неведомый кто-то… Кто это — друг или враг? Он тут как тут, когда бледный хозяин Смотрит в тоске, нищетою измаян, На помертвелый очаг. Стерто лицо, и одежда — дрянцо… Он достает из кармана Баночки, банки, флаконы и склянки С ядами, зельями, с пакостью разной. Гаденький, сморщенный и безобразный, Вроде крестьянин, а все ж — не поймешь: Скользкой повадкой он очень похож На шарлатана. Тихо гнусавит свои заклинанья, Словно читает святое Писанье. Шепотом сладким, назойливо-страстным, Он подстрекает к поступкам опасным. Тех, чья земля — лишь коряги да кочки, Он соблазняет поодиночке; Хочет втереться в доверье, проныра, К людям, которым, когда им не спится, Мнится, что пялит пустые глазницы Смерть из просторов зловещего мира. Если заложен твой дом или продан, Крысами и нищетою изглодан, Лампа погасла и выхода нет, — Он подает тебе мудрый совет: Дескать, не худо бы броситься с ходу В омут, в стоячую, липкую воду; Выбрав местечко, где топь глубока, Плюхнуться на своего двойника! А стариков, чья бессильная плоть Вяло висит на скелете, Словно лоскут, что терзают и рвут Ветры в течение десятилетий, Не устает он шпынять и колоть: Тех — сыновьями, а тех — дочерьми, Что оставляют отца за дверьми, Как ты их в детстве ни холь, ни корми… Девушек он уговаривать мастер К пропасти сделать последний шажок. В сердце девчонки, чей взгляд — как ожог, Он распаляет порочные страсти. Ум ее бедный он держит в плену, Яд обещаний вливая ей в ухо. Хочет он, подлый, чтоб самка и шлюха В ней задушили и мать и жену, Чтобы была она только товаром, Мертвая — словно на старом погосте Камни да кости. Он присоветовал ростовщикам Соки сосать из несчастного края, Все разъедая, как опухоль злая, Все прибирая к рукам. Он им советы дает по дешевке, Учит их гнусной паучьей сноровке Стискивать жертву, попавшую в сеть; Им, превращающим в золото хлам, Льстит он, твердя, что самим королям Власти подобной вовек не иметь. Он хоть кого доведет до греха. Часто случается под воскресенье — Пламя охватит селенье: Красного кто-то пустил петуха! Сжечь все дотла! Когда колокола Спят и, бесстрастна, нема и глуха, Смотрит лишь ночь на людские дела, Он выбирает гумно иль сарай: Здесь поджигай! Ставит он метки, проворный и юркий, На штукатурке. Всех окропляет и ядом и жёлчью, В души вселяет он ненависть волчью, Мерзко хихикая: «Всем насолю!» Он отвращение к жизни внушает И на свиданье прийти приглашает К старой осине: «Припас я петлю… Дерном я холмик потом устелю…» Так он блуждает по жалким и голым Призрачным селам; По деревням, где встречают дрожа Дни платежа; Проклятый всеми и всеми хулимый, Но неизбывный и неистребимый — С клячей, с двуколкой, с безумною нищей, Что его ждет там, где по голенище В хляби сапог утопает, где хлесткий Ветер беснуется на перекрестке.Паломничество
Перевод В. Шора
Куда бредут крестьяне-старики Под тяжким гнетом страха и тоски В закатный час, по обагренным пашням? С ожесточеньем мельница вертится И, словно обезумевшая птица, Крылами хлопает, сминая ветер злой. И чаек стон издалека плывет, И гулом весь наполнен небосвод, Как будто бьет в ночи набат зловещий. Все в этот час бедою угрожает; В своей повозке Ужас проезжает. То — старый Дьявол обагренных нив. Какой же стариков влечет призыв В полях, одетых в златотканый траур? Уж, верно, порчу насылает кто-то; Тут чья-то, знать, особая забота — Раз каждый колос, как солома, пуст. Ушла вода от жаждущих семян, На выжженных полях пророс бурьян. Уж верно, кто-то шутит с родниками. Особая забота тут видна: Недаром жизнь вся выпита до дна Какой-то жадной, ненасытной глоткой. Куда ж гонимы старики, как плеткой, В полях, одетых в златотканый траур? В апреле здесь страшнейший из злодеев Прошел по нивам, плевелы посеяв, И старики почуяли его. Иные же в те дни видали сами: Он портил рожь, склонившись над ростками, Как буря, был он молний полн. Боясь, чтоб он не возвратился вновь, Чтоб жуткий хохот, леденящий кровь, Не грянул снова, дружно все молчали. Но все же старикам известно средство, Как обезвредить страшное соседство Того, кому подвластен урожай. Куда же старики бредут, дрожа, В полях, одетых в златотканый траур? Сам злобный сеятель, поодаль стоя, Глядит на это шествие немое И скалит зубы, над людьми глумясь. Он знает, что в измученных сердцах Еще таится неизбывный страх Пред грозною нечистой силой, Что стариков, вдыхавших запах серный, Религией связал он суеверной, Сияющей, как полночь цвета ртути, Что суждено им вечно трепетать: Не обесплодит ли он землю-мать, И слать мольбы и чтить его, как бога… К какому ж алтарю ведет дорога В полях, одетых в златотканый траур? Хозяин страшный выжженных полей, Владыка околдованных людей, Что крестятся тайком рукою левой, — Одет огнем и мглой, — стоит упорно, Стоит, прильнув к какой-то глыбе черной, Которая шевелится подчас. Кому могла такая явь присниться? Глаза его как угли, а ресницы Подобны мертвому чертополоху. Почувствовали пленники судьбы, Что он услышал тихие мольбы, Что разгадал он тайные надежды. Еще тесней сомкнув уста, Свершая жертвоприношенье, В знак своего благоговенья Они, не проронив ни слова, В костер из хвороста сухого Живого бросили кота. И кот издох, в мучениях стеня, От боли корчась в языках огня. Понуро побрели они потом К своим домам, продубленным ветрами, Оставив гаснуть жертвенное пламя, Не зная ничего и ни о чем.