Я иду искать. История вторая

— Добейте кто-нибудь, — поморщился Олег.

— Подранка одно охотник добивает, — это подошел Гоймир, чавкая кутами по грязи. — Да где ж взрывчатка?

— Зде-есь! — коротко и торжествующе крикнул Одрин из кустов. Потом ударил «наган». И ещё раз. — Живучий...

— Что, уж мечом отмахнуть лень?! — переключился Гоймир. За его спиной Гостимир сделал испуганное лицо, а Йерикка под шумок ткнул мечом в горло раненого и достал брикет тротила:

— Пошли, Гоймир, вот взрывчатка...

...— Ящики одно, — Мирослав потянул один на себя, не удержал — грохнул, и в грязь выкатились зеленоватые бутылочки. — То ж пиво!

Йерикка поднял бутылку — на желтой этикетке скрещивались два белых колоса. Прочел:

— «Самоцветное»... Четыре градуса, — стукнул кулаком в перчатке по горлышку, плеснув белую пену, потом — золотистую струю.

— Дай-ка. — Олег поднял одну, сорвал пробку, глотнул. — Хорошее пиво. Прих­ватим по штучке?

Кое-кто из горцев тоже подобрал бутылки, но особого энтузиазма никто не проявил. Олег все же положил пару в крошно, вздохнул:

— Бить жалко...

— Если б можно было в них хоть отраву залить, — ответил вздохом Гоймир. Мальчишки переглянулись — не враждебно и не дружелюбно, как раньше, а просто устало... Неизвестно, что подумал Гоймир, а Олег горько сказал себе: «Кажется, сил у нас не осталось даже на злость!» Он попытался вспомнить Бранку и чуть улыбнулся, когда она всплыла перед мысленным взором, как живая — отчетливая и улыбающаяся...

— Ты чего лыбишься? — вдруг спросил Гоймир. Олег вздрогнул:

— Представил себе, как это было бы — с отравой, — он в самом деле представил себе это и улыбнулся еще шире. И Гоймир засмеялся тоже, и серое лицо его вернуло себе свои пятнадцать лет, посветлело...

— Наособицу — отвар чемерицы, — сказал он. — А так все придётся коло­тить.

— Да сожжем его, и все тут, — предложил кто-то.

— Вообще не надо было его трогать, — вдруг сказал Йерикка. Пояснил, видя, как на него с изумлением глядят остальные: — Мы ведь уходить собирались Тут пустоши заболоченные на сутки пути. Если нас накроют на чистом месте?

— Что же теперь — вообще их не трогать? — спросил Олег.

— Или мы идем на отдых — или продолжаем драться, — резко ответил Йерикка. — Мы сейчас небоеспособны...

— Эрик, прекрати! — заорал вдруг Олег. — Меня достали твои разговоры о небоеспособности! Два дня назад мы втроем перебили шестьдесят ханагров, как сидячих уток — и впредь так будет!

— Ты, помнится, тоже ратовал за уход, — спокойно напомнил Йерикка, лишь глаза расширились тревожно.

— Но не за бегство! — крикнул Олег, и часть горцев зашумела одобрительно.

— Тише! — повысил голос Йерикка. — Вы отдохнули пару дней — и уже гото­вы рваться в бой — так вам кажется?! Ну так вы ошибаетесь! Если на нас сейчас навалятся — мы выдохнемся очень быстро! Я уж не говорю, что у нас почти нет боеприпасов!

Он уже кричал. И это было настолько необычно, что Олег первым сказал примирительно:

— Да ладно... чего ты завелся? Сожжем грузовик и уйдем, они и не допрут, что к чему... Разве нормальный человек через эти пустоши попрется?

— Если мы сейчас погибнем, — уже спокойно оказал Йерикка, — то от излишней храбрости. Поймите все это. Поймите, что нам ВЫГОДНО жить дольше — мы сможем причинить врагу больше вреда.

Надо сказать, смысл слов был жутким. Парень прикидывал, не как ему ЖИТЬ, а как ПОПОЗЖЕ УМЕРЕТЬ. Все примолкли, обдумывая сказанное.

Гоймир опомнился первым:

— Добро, кому ёще пиво требуется — берите.

Пива больше никто не хотел. Мальчишки, уходя, выпустили горючее в грязь, и Гоймир, не оборачиваясь, кинул через плечо брикет тротила с зажжённым фитилем.

Они подошли к тому месту, где в Темное озеро впадала одна из многих мелких безымянных речушек, берущих начало на болотистых пустошах к полдню. Здесь, в прибрежных скалах, Холод и Морок наткнулись на могилу одного из парней Квитко — каменный холмик с лежащим поверх него налокотным щитом, украшенным символом племени.

Какое-то время братья стояли возле нее. Морок, неловко качнувшись, смахнул ладонью воду со щита. Посмотрел на старшего брата. Тот успокаивающе потрепал младшего по волосам:

— То добрая смерть...

— Слово мне дай... — попросил Морок, — одно что — схоронишь меня... — он зябко передернулся: — Нету охоты валяться... что ТЕ.

— Слово, — Холод вскинул руку, призывая Дажьбога в свидетели: — А и дождь кончился, смотри.

Дождь в самом деле перестал. Но тучи не разошлись, и ясно было, что они лишь собираются с силами, намеренные продолжать лить слезы по ушедшему лету.

А лето и правда ушло. Да и было ли оно по-настоящему?.. Так думал Олег, глядя на прибрежные камыши.

— Могилу сыскали, — сказал, подходя, Богдан. — Кто-то из наших.

Олег кивнул. Они стояли и смотрели, как вдали закипает вода — там уже вновь шел дождь, спешил сюда, не желая оставлять без присмотра этих странных ребят...

— Мне про ночь сон снился. Что мы не вернулись, — вдруг сказал Богдан, трогая носком кута чёрную, насыщенную торфом воду у берега.

— Это был страшный сон? — тихо спросил Олег, не отрывая взгляда от при­ближающейся серой стены.

— Нет... Тоскливый одно. Нас-то уж не было, страшно быть не могло. Я в том сне умер — так хуже, чем страшно. Тос-кли-во. Вот что дождь этот... Ты умирал во сне, Вольг?

— Я умирал наяву. И ты тоже.

— Слушай, — Богдан подернулся к Олегу, глаза у него были шальные, — а ну как что мы и умерли? Тогда, в плену-то? А часом...

— Прекрати, — Олег почувствовал, как по спине прошла дрожь.

— Так по чести? — настаивал мальчишка. Казалось, ему доставляет удовольст­вие пугать себя самого.

— И что же это — вир-рай? — спросил Олег. Богдан хмыкнул:

— Высоко летаешь!

— А у тебя выросли зубы... — заметил Олег.

— Жизнь уж такая...

Подошел Йерикка — сзади, а спереди подошел дождь. Олег спросил, не поворачиваясь:

— Что там?

— Сейчас будем переправляться.

— Широко тут?

— Сажен сто.

— Господи...

— Вот и я то же сказал — не помогло.

— Ладно, — вздохнув, Олег начал снимать плащ. Йерикка и Богдан смотрели на него в изумлении. Наконец Йерикка спросил вкрадчиво:

— А что это ты делаешь?

— Тьфу! — Олег сплюнул. — Дошёл!

— То он, чтоб не замочиться, — сказал Богдан. Йерикка поддержал:

— В мокром ходить так неприятно...

— Смешно до уссачки, — с отвращением сказал Олег.

Гоймир отдал приказ ломать сухой камыш для плотиков — переправлять оружие и крошна. Ругаясь и проваливаясь в жижу до колен, мальчишки камасами и чеканами рубили хрусткие серые стебли, увязывали их веревками... Кое-кто уже разувался — плыть в обуви было, конечно, глупо — и с отвраще­нием ступал босыми ногами в прибрежную мерзость.

— Холодно, сучий потрох, — оповестил всех Мирослав. Ему предложили помол­чать. В воду пока никто не шёл — все всматривались в пики гор впереди, верст за пятнадцать — Моховые горы...

...И вдруг Олег ощутил отчетливое, странное и заманчивое желание. Сбросить с плеч автомат и винтовку, оттолкнуть ногой крошно, повернуться и... уйти. Идти, идти идти, пока впереди не появится Рысье Логово. Оттуда — на юг. Как обещано. И — домой. И пусть все идет к черту. К черту. Он добере­тся, его не убьют по дороге. Он больше не хочет ни этого неба, ни этой мо­крой, холодно земли, ни этих парней вокруг. Он отказывается от них, он вычеркивает себя из их мира — а значит, и этот мир не будет иметь власти над ним! Мальчишка молча смотрел себе под ноги, глядя, как между пальцев просачивается жидкая грязь.

К черту. К черту. К черту.

Сейчас он уйдёт.

19

 Стихи Дж. Р. Киплинга.