Я иду искать. История вторая

И слава богам, что идет война, и можно убить этого невинного, винов­ного больше иных виноватых!

Послышался короткий возглас и свистящий удар. Олег прыгнул в сторону, пропуская падающее тело второго хангара — голова падала отдельно, и Святомир поддел ее ногой в полете:

— Добро ты бегаешь, а вот обок и вовсе не смотришь, — он несколько раз вонзил меч в землю, — а до тебя там всякая нечисть скребется-добирает­ся, — горец протер лезвие полой плаща и полюбовался его серым мерцани­ем.

— Благодарю, о мой спаситель, — не без шутовства отозвался Олег, поворачиваясь к стогу. — Э! — изумлённо выдохнул он. — А где эта жертва медицинского эксперимента?!

Несколько секунд он в недоумении смотрел на стог, пока Святомир, заржав дико, не объяснил ему:

— Так он же в сено зарылся, кровь Перунова!

В самом деле, стог заметно подрагивал. Мальчишки переглянулись:

— По-моему, там мышь, — задумчиво сказал Олег, извлекая меч и несколько раз наугад вонзая его в сено. — Кш-ш-ш-ш!

Святомир наугад прошил стог очередью, насмешливо спросил:

— Й-ой, кривоногий, ты там разом не окочурился?

Стог больше не шевелился. Олег еще пару раз ткнул мечом, предложил:

— Давай-ка его подпалим? — и достал из кармана зажигалку.

— А что?! — загорелся горец. — Тем часом он нам и споет, а мы послуша­ем... Й-ой, выжлок, затягивай привыванье ваше!

— Пусть лучше споет «мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем»! — непонятно для Святомира пошутил Олег, нагибаясь и поднося огонек к се­ну. Сыроватое, оно не очень охотно горело, но зато щедро дымило, мальчишки отошли, но так, чтобы видеть весь стог. Аж жёлтый, какой-то вещественный, дым смерчем поднимался вверх, как из вулкана, наводя на мысли о некоей вселенской катастрофе. Кончилось тем, что из веси примчался Йерикка — мо­крый и, против обыкновения, злой до истерики. Ещё «на подходе» он завопил что-то ругательное, а, подойдя ближе, продолжил уже понятнее, но с ничуть не меньшим темпераментом:

— Вы что, ублюдки, ополоумели, разрази вас Перун?! Этот дым, наверное, с Невзгляда видно! Последние мозги по горам растрясли?!

— Да вот, — пояснил Олег, апеллируя к бессмертному авторитету «Белого солнца пустыни» — один друг забрался, а вылезать не хочет... Ты чего мокрый такой?

— Дура одна ведром с водой запустила, перепутала, — пояснил Йерикка. — Погодите, кто-кто там у вас?!

— Да выжлок, — пояснил Святомир. — В мышку-норушку из припевки играется...

— А если он твердокаменный? — Йерикка, кажется, заинтересовался.

— Не похож, — усомнился Олег, а Святомир добавил:

— Соплив...

Как бы в подтверждение этих слов в боку стога словно бы открылась пышущая удушливым дымом топка, и оттуда кубарем выкатился отчаянно каш­ляющий и плачущий хангар. От него тоже валил дым. Святомир без церемоний врезал ему кулаком в ухо и придавил к земле, наступив на горло:

— Приехали, прр, — довольно сказал он. — Одно поднимешься, не то помочь?

— Зачем ему вставать? — удивленно спросил Йерикка, и Святко отозвался:

— А чтоб я глянул, как он упадет.

— Да как он встанет, если его ноги не держат, — добавил Олег.

— Так скрутим его, да и кинем в обрат, — Святомир с наслаждением повоз­ил ногой на горле хангара, который закрыл глаза; веки у него трепетали.

— Верёвка пропадёт, — оспорил Йерикка, и Святомир внес новое предложение:

— Так часом руки-ноги ему порубить, оно и вязать не потребуется!

Йерикке предложение понравилось, но Олег возмутился:

— Дикость какая-то, чесслово!

— У тебя есть своё предложение? — заинтересовался Йерикка.

— Угу, — Олег воткнул хангару в грудь конец меча и несколько раз пове­рнул оружие, вызывая с каждым поворотом новый фонтан крови изо рта. — Вот и все, — он наступил на грудь убитого и вырвал клинок. Хангар захрипел негромко и застыл.

— Скучно и неинтересно,— разочаровался Йерикка и процитировал смутно знакомое:

— Ладно, пошли в весь.

Они неспешно двинулись огородами, на ходу сшибая кончиками ножен верхушки сорняков. Было ясно, что все уже закончено — горели еще два до­ма, лежали новые трупы, горцы и лесовики рыскали в поисках попрятавшихся врагов, но наружу выводили немногих, чаще убивали на месте. Кое-где смея­лись, где-то плакали.

— Здесь кто-то поработал пулеметом «дегтярев» от Тульского Оружейного За­вода, — рекламным голосом заметил Олег.

— Я, кто же еще, — ответил Йерикка, ловко перескакивая через очередной труп.

Гоймир разговаривал в центре веси с войтом — стоял, вытянув левую руку, и Гостимир быстро и ловко зашивал длинный порез, шедший наиско­сь от локтя к запястью.

— Приглашают остаться, — сипло пролаял Гоймир. Подошедший Морок поспешно поднес к губам князя баклажку, тот побулькал водой и добавил уже нормальным голо­сом: — Обещают все лучшее отдать.

— Да им самим уходить пора, — ответил Йерикка и, повернувшись к войту, заговорил: — Отец, вам надо уходить. Тут скоро будут враги, спрячьте, что можно, и сами уходите в леса.

— Дома бросать, скотину? — войт перекрестился: — Господи, спаси и по­милуй нас, грешных... Может, обойдется, сынок?

— Отец, — терпеливо сказал Йерикка, — мы тут перебили не меньше сотни этой сволочи. Чего тут «обойдется»? Сам думай...

Войт сгорбился. Устало глянул на горцев — уверенных мальчишек, неб­режно державших оружие, и понял — бесполезно им объяснять, что такое в чужом пиру похмелье...

— Хорошо, — негромко сказал он. — Мы уйдем. К вечеру уйдем. Если вам что нужно — вы берите сами...

Потом повернулся и медленно побрел по улице.

— Кончал бы, — покосился Гоймир на Гостимира.

— Часом, — тот перекусил нить и полюбовался на свою работу: — Вот и ла­дно.

— Угу, — кивнул Гоймир, влезая в рубашку. — Глянем, кого там побрали.

Живых пленных оказалось всего двое — хангарский офицер-кудун, избитый до неузнаваемости бабами, взявшимися обрабатывать его чем попадя — и молодой хобайн с равнодушным лицом механизма, раненый в плечо.

При виде хангара народ, собравшийся у церкви, зашумел, бабы опять заголоси­ли:

— Он это!..

— Мальчишечки, отдайте его нам ради Христа!..

— Он приказал рубить, кто из домов не выйдет!..

— Маленького моего, как дома подожгли, он на копье да прямо в, пекло... гос-поди-и-и!..

— Убийца!..

— Нам его, а уж мы...

Горцы поглядывали на князя. Гоймир хмурился, потом смерил хангара взглядом и... подняв ногу, пинком вбросил его в толпу.

Радостный рев людей заглушил поросячий визг хангара, который, впро­чем, тут же оборвался — люди яростно и сосредоточенно топтали что-то, ле­жащее на земле.

Гоймир повернулся к пленному хобайну. Тот бесстрастно смотрел в гл­аза князю — ни единая жилка на молодом лице не дрогнула. Потом хобайн дернул плечами, скривился от боли в ране и бросил:

— Убивай, чего ждешь.

— Наших-то убивал? — Гоймир неспешно достал камас.

— Убивал, — пожал плечами хобайн, — на то и война.

— А тут-то, в веске-то — одно война? — с опасной мягкостью спросил Гой­мир.

— А тут мы никого не трогали. Мы солдаты, а не мясники.

Наметанным глазом Олег определил — сейчас Гоймир ударит в живот. Уже напряглись — нет, не рука напряглась, а — мускулы на спине, свидетель­ство готовности бить. Но тут уже немолодая, хотя еще красивая женщина тронула, выйдя из толпы, Гоймира за плащ:

— Паренек...— Гоймир обернулся: — Правду он говорит. Не трогали они ни­кого. А он так с хангарами подрался, дочку мою у них отбил... Ну а что ва­ших он убивал — так простите его, ведь и правда война... Сына моего в го­рах убили, — она перевела дыхание. — Так пусть он ко мне пока идет, я его приму, полечу... Разреши, паренек...