Страница 87 из 96
— А ты мне что посоветуешь? Ты же пришёл сюда советовать!
— Не советовать, а поговорить, — возразил Йерикка, — и открыть тебе глаза.
— Открыл, радуйся. Дальше?
Йерикка почувствовал, что перебрал пафоса и словно бы немного сник:
— И ничего... Олег, держись от неё подальше.
— Ага. Только тогда я до зимы точно застрелюсь. Ты хоть можешь представить, ЧТО советуешь?
— Да-а... Может, перейдёшь жить ко мне?
— Боишься, что всё-таки застрелюсь? — насмешливо спросил Олег. Йерикка не принял тона:
— В таком состоянии, как у тебя? И стрелялись, и на меч бросались, и не только в баснях, но и в жизни.
— Не беспокойся, — уже совершенно серьёзно и спокойно возразил Олег. — У вас тут война, и я могу, если припрёт, не дожить до её конца, не прилагая к этому личных и лишних усилий.
Йерикка на миг обрадовался, что Олег смотрит в окно. Иначе он увидел бы, как его друг на миг не совладал со своим лицом — и оно стало обречённым и больным...
Пять овец потерялись на вересковых пустошах в восемнадцати верстах от города. В полном соответствии с Евангелием от Матфея, как пошутил Йерикка[47], Гоймир и Олег отправились верхами их разыскивать, оставив ещё нескольких парней со стадом — и вынуждены были заночевать на пустошах. Белая ночь, безраздельно господствовавшая надо всем Севером, позволяла искать и дальше, но от усталости в седле плохо держался не только Гоймир, но и Олег.
— По-ночь их волки могут прибрать, — угрюмо сказал Гоймир, снимая с седла сумки и самострел — ППШ он с собой не взял.
Олег молча кивнул. С волками у горцев были неплохие взаимоотношения, но несколько дней назад откуда-то с юго-запада пришёл одиночка — его несколько раз видели — который беспощадно резал овец, даже не съедая их. Очевидно, Южака — так прозвали волка — чем-то обидели люди, и он вымещал злобу на скотине...
...Скоро на каменной плите, выступавшей из вереска, горел небольшой костерок, а мальчишки, лёжа около него на плащах, хрустели луком, жевали хлеб и копчёное мясо. Гоймир выглядел хмурым, и Олег не выдержал:
— О чём задумался? — встав на колени, он подбросил в огонь сушняка. — Найдём мы завтра этих овец, никуда не денутся.
— Не за овец я, — Гоймир потянулся. — Недобрые мыслишки бродят.
— Какие? — спокойно, но внутренне натянувшись тетивой лука, спросил Олег.
— Как положишь, — Гоймир перевернулся на бок, — пойдут данваны на нас?
«Да ну его на фиг, это дубло! — раздражённо подумал Олег. — Вот комсомолец, он что, слепой совсем, что ли?! Или и правда никто ничего не замечает, кроме меня?» Но серьёзность вопроса перебила эти мысли, и Олег с заминкой ответил:
— Не знаю... Наверное, на это нужно много людей?
— Числом-то они не поскупятся, — мрачно спрогнозировал Гоймир. — Кинут тысяч сто — и станется для нас выбор: на нашей земле лечь, в море со скал племенем падать или... или бежать — а куда бежать-то? — он отвернулся и глухо добавил: — Пуще смерти бессилие ненавижу.
И замолчал. Глядя на огонь, Олег доел оставшийся хлеб и улёгся, накинувшись плащом. Но не успел даже задремать, когда услышал:
— Вольг.
— М? — не очень охотно вернувшись к реальности, откликнулся он, повозившись.
— Спишь ли?
— Нет.
— Бранка пригожая?
Вот тут Олег проснулся. И сделал вид, что ещё не проснулся.
— Чего?
— Да протри глаза! — Гоймир даже затормошил его. — Бранка пригожая?
— Я не рассмотрел, — ответил Олег, мысленно похвалив себя за то, что лежит спиной к Гоймиру.
— Да вот тебе! — обиженно воскликнул Гоймир. Слышно было, как он шуршит возмущённо плащом. — Слепыш, вот право! Бранке и Лель сама вровень не станет, а он не рассмотрел...
— Заткнись и дай мне спать хотя бы здесь, — оборвал его Олег. На самом деле спать ему расхотелось.
— Спи, спи, — сердито фыркнул Гоймир.
Похоже, он сам и правда уснул через какую-то минуту. А Олег лежал, чертыхаясь про себя и глядя в пустоши, расстилавшиеся перед ним. Потом — сел и громко, прочувствованно сказал несколько слов — не оригинальных, но выразительных.
Белая ночь плыла над вересковыми пустошами. Всё вокруг казалось чётким и нереальным, как во сне. В небе между звёзд бесшумно и многоцветно горел Большой Сполох. Еле слышно шелестел вереск, а потом вдруг очень-очень далеко послышался жутковатый, заунывный волчий вой. В вышине, кажется, дул ветер — на фоне Сполоха, пригашивая звёзды, быстро проносились, меняя цвет, лёгкие, раздёрганные перья редких облачков.
Было прохладно, не больше +8, но Олег с каким-то упрямым наслаждением сидел, не натягивая плаща, цедил сквозь зубы холодный воздух. И не понимал, что чувствует.
— Я пропал, — сказал он вслух. — Со мной всё. Всё ясно. Я пропал, — и засмеялся не очень хорошим смехом.
Он ещё не знал, что и как будет делать. Но жить так дальше было нельзя. Обманывать себя, обманывать Бранку, Гоймира, всех — всех кругом. Надо было подумать, и Олег, достав из кармана блокнот, с запинкой, морщась и припоминая значки, написал строчку глаголицы:
НЕ СПИТСЯ . УШЁЛ ЗА ОВЦАМИ . ВОЛЬГ .
Записку он положил в ногах Гоймира, прижав камнем. Тихо обулся, затянул ремни чуней и, подойдя к коням, погладил своего по гриве, шепча:
— Тихо, тихо, шуметь не надо... Я понимаю, что ты не отдохнул, ну да мы спешить не будем...
Оглядываясь на спящего друга, оседлал и взнуздал коня. Гоймир не просыпался — очень устал днём. Он не проснулся и когда Олег отвёл коня в поводу подальше, вскочил в седло и пристукнул свой транспорт пятками по рёбрам...
... Если честно, Олег не знал, зачем уехал — может быть, чтобы просто побыть одному. Конёк никаких признаков усталости не выказывал — подчиняясь хозяину, неутомимо шёл то рысцой, то шагом, поматывая косматой гривой и тихо фыркая.
Началась пологая горная осыпь — граница между землями племён, это Олег знал. Дальше — земли Вепрей, давних союзников Рысей. Говорят — Йерикка рассказывал — раньше на этой осыпи каждые десять лет торжественно пороли княжичей обеих племён — чтобы, став князьями, не забывали, где проходит племенная граница, кто сосед и как следует границу соблюдать: на чужое не зариться, своего не отдавать. Вспомнив об этом, Олег улыбнулся. А неплохой был обычай. Можно его у Олега ввести, на Земле... только вот поди узнай, кто президентом станет, кого лупить на границе? Проблема...
Странный цокающий звук отвлёк его от этих мыслей. Олег вскинул голову, взялся за револьвер уже привычным движением, но никого не увидел. А звук усиливался, множился, и Олег узнал цокот копыт — конь скакал вдоль каменной гряды на той стороне.
Мальчишка соскочил на землю. Первое, что пришло ему в голову — Гоймир проснулся и отправился его искать. Олег поспешно вскарабкался по осыпи, заранее поднял пуку и...
И застыл, окаменев.
Никакого Гоймира за насыпью не было.
Олег стоял на гребне скалы, с этой стороны обрывавшейся отвесно вниз. На высоте (или глубине?) примерно двухэтажного дома в каменном кольце лежала почти идеально круглая площадка — большая, размером с половину футбольного поля или около того. От её центра радиально расходились к краям восемь похожих на лодки углублений. Размеры увиденного были настолько велики, что Олег не сразу понял — он видит перед собой огромную перунику — восьмиконечный символ. А в центре перуники поднимался Дуб.
Дуб не был очень уж высок — его вершина едва достигала края гряды, на котором стоял Олег. Но зато он был неимоверно, невероятно, невозможно кряжист. Широко раскинутые его ветви осеняли собой без малого всю площадку. У основания выступали из земли узловатые могучие корни толщиной в туловище быка.
Вид благородного дерева настолько зачаровал Олега, что он не сразу сообразил и то, что внизу находятся люди. Восемь коней стояли у дальнего конца, где угадывался проход в скалах. Семь человек замерли на семи концах перуники. А восьмой — только что подъехавший — размашисто шёл к последнему лепестку.
47
«Как вам кажется? Если бы у кого было сто овец, и одна из них заблудилась, то не оставит ли он девяносто девять в горах и не пойдёт ли искать заблудившуюся?» — Евангелие от Матфея, 18 : 12 .