Страница 33 из 96
Наган выстрелил. Хангар подскочил в седле и опрокинулся на круп, завязнув в стременах. Пуля ударила его точно между глаз. Конь, вытянув шею, шарахнулся в сторону...
Двадцать метров. Рука не дрожала. И казалось — в запасе вечность. Две вечности. Тот, что скакал справа, отводил руку с прижатым к боку копьём для размашистого удара. Второй чуть придерживал коня, прячась за своего соратника — трус...
— Гадина, — процедил Олег, стреляя три раза подряд. Того, что скакал первым, словно вихрем вынесло из седла, второй странно осел в нём, выплёвывая кровь простреленным горлом... — И ты подходи! — это он крикнул славянину, почти не осознавая, что кричит: — Подходи, предатель!
На скаку тот целился из винтовки.
«Вот и всё. МАМА!» — этим внутренним криком прорвался страх. И нажать на курок Олег уже не успел...
... Предсмертно, страшно завизжал, заваливаясь, конь — в его лоснящемся боку одна за другой открывались жуткие дыры от разрывных пуль. Всадник, перекосив лицо, попытался выдернуть ноги из стремян, но одна пуля взорвалась у него в груди, другая срезала левую руку, третья — снесла голову. Скакавший следом хангар, выплюнув длинный кровавый сгусток, в который превратились его лёгкие после попадания очереди, вылетел из седла мешком.
Олег, не опуская револьвера, ничего не понимая, завертелся на месте. Перебивая друг друга, стреляли сразу два пулемёта. Хангары гибли один за другим — кричали люди, страшно выли и визжали умирающие кони, рушась вместе с хозяевами кровавыми кучами рубленого мяса. Один из хангаров, успевший спрыгнуть наземь, бежал к лесу, как недавно бежал сам Олег — безнадёжно, путаясь в вереске. За ним по пятам летел — не бежал, а именно ЛЕТЕЛ, легко и страшно, невесть откуда взявшийся человек — развевались в беге густые волосы, серо зелёный плащ, мелькали крепкие, длинные ноги, убийственно сверкал широкий недлинный меч в опущенной руке. Хангар обернулся, показал перекошенное молодое лицо, страшно вскрикнул, попытался бежать быстрее, путаясь в длинных стеблях... преследователь нагнал его скорым волчьим скоком, ещё в прыжке взлетел и опустился меч, обрывая истошный крысий визг... С жутким гиканьем убийца подхватил отрубленную голову за перья на шлеме раньше, чем она скатилась наземь — и вскинул над собой, ликующе захохотав. Удар был такой силы и точности, что обезглавленное тело пробежало ещё метров десять, прежде чем поняло собственную смерть и свалилось в вереск, мелко суча ногами.
Среди вереска не осталось никого живого, кроме застывшего на месте Олега и воина, победно держащего над собой жуткий трофей. А дальнейшее походило на кадры военного фильма. В нескольких местах вереск зашевелился... его куски поднялись, словно крышки люков — оказалось, что это масикровочные сети, утыканные стеблями, а не живой покров. Под ними прямо в каменной подушке были вырублены гнёзда, из которых сейчас ловко выбирались люди. И подходили, бесшумно ступая по вереску, останавливались перед Олегом.
Это были подростки — примерно ровесники Олега, одетые почти так же, как была одета Бранка при первой с ним встрече. Только у каждого на левом локте был закреплён маленький круглый щит — кожаный, обитый по краю металлом, с бляхами. На некоторых — кольчуги с коротким рукавом (впечатление они производили жутковатое и красивое — словно ребят облили гибким жидким металлом), на остальных — кожаные жилеты с металлическими пластинками. На всех — свободные, заколотые у правого плеча плащи, кое на ком — шлемы, другие просто в головных повязках той же расцветки, что и у Бранки. Каждый был вооружён -меч и изогнутый нож на поясе, тут же, в петле — топор. У большинства в руках Олег увидел самострелы, но двое держали хорошо знакомые мальчишке пулемёты Дегтярёва (только с очень толстыми и меньшими по диаметру дисками), ещё двое — старые, потёртые «калаши», у кого-то — охотничьи ружья... У многих на поясах Олег заметил гранаты — «лимонки» и похожие на консервные банки РГ-42. Вся эта компания, сошедшая с дедовых фотографий, рассматривала Олега вполне дружелюбно. А он, чувствуя, как с каждой секундой всё больше хочется сесть или лечь на что-нибудь мягкое, пялился на них.
Ростом и сложением ребята были самые обычные — кто пониже, кто повыше Олега. У него даже мелькнула дурацкая, из прошлой жизни, мысль, что он попал в компанию из юркиного клуба, не очень старательно обрядившуюся «под старину». Вот разве что, если быть честным до конца — лица этих ребят были... ну, поблагородней и поумней, что ли, чем у большинства олеговых земляков. Загорелые, обветренные, мужественные, но в то же время с мягкими правильными чертами — такие лица, не изуродованные признаками «цивилизации», Олег часто встречал на иллюстрациях Каштанова к книгам по истории Руси — и куда реже в жизни.
Эти могут перерезать глотку. Но не подставить ножку.
До Олега не сразу дошло, что все они говорят разом, обращаясь к нему:
— Молодец, городской...
— А метко бьёшь...
— Храбрый парень...
— Откуда несёт-то вас?. .
— Мы уж и ждать перестали...
За их спинами Олег увидел Бранку. Она прижималась к груди одного из парней — единственный, он не обращал на Олега никакого внимания, одной рукой прикрыл Бранку своим плащом, второй поглаживал по волосам, склонив голову...
Олег проглотил какую-то горечь, закупорившую горло. От долгого отчаянного бега, наверное. И сказал, отвернувшись:
— Мне нужно говорить с вашими командирами. Мне и Бранке.
— Стал быть, погиб Немой. И все люди добрые в Трёх Дубах погибли.
Олег кивнул, хотя ответа от него не требовали. Кивнул машинально. Он сидел за столом, держа на нём забинтованные мягкими льняными полосками руки — сбитые пальцы тупо ныли. Перед ним дымилась на вышитой скатерти — вышивка варьировала рысь в разных положениях — деревянная миска, доверху полная кашей с кусками жареного мяса и луком, и крепкая, уже немолодая женщина ворчала, что мальчику не дают поесть. Олег почти не слушал её. Впервые за много дней он находился в полной безопасности, в абсолютном покое, и эти ощущения словно выдернули из него стержень, незримо поддерживавший мальчишку. Он хотел спать. И хотел плакать.
Князь Крук — угрюмый, седоволосый, но с неожиданными чёрными усами, спускавшимися на грудь — выслушал его очень внимательно, с не дрогнувшим лицом, как до того выслушивал Бранку, которую пото отослал движением бровей. Олег не мог понять, что думает о нём князь. Жалеет? Сочувствует? По глазам — синим, не старческим — не поймёшь даже движение мысли...
— Что не ешь? — спросил Крук, и Олег вздрогнул. Покачал головой:
— Спасибо... то есть, благо (князь неожиданно улыбнулся — зубы крепкие, ровные, только левый верхний клык сломан пополам). Спать очень хочется...
— Потерпи уж... — Крук придвинул к себе лежащий на столе пульт, повертел, положил обратно. — Мне говорить с тобой надо.
— Вы можете мне помочь? — быстро спросил Олег, поднимая голову.
Князь смотрел ему прямо в глаза. Олег не отвёл взгляда, повторил требовательно, голосом, ставшим очень высоким даже для его лет:
— Вы можете мне помочь?
— Я знал деда твоего, Вольг, — вместо ответа негромко сказал Крук. — Он меня вынес с поля битвы нашей последней, смертной — от Чёрных Ручьёв...
— Вы знали деда? — недоверчиво спросил Олег. — Сколько вам лет?
— Да уж за девятый десяток, — спокойно ответил князь. — У нас стариков-то немного, да уж те, кто есть, дряхлости долго не поддаются...
— Вы знали деда... — повторил Олег. — Вы знаете, как работает машина для переноса?!
— Не знаю, — покачал головой князь. — И боюсь я, Вольг — у нас того никто и не знает.
— Никто, — Олег обмяк. Слёзы подступили к самым глазам, ресницы набухли, мир расплылся и задрожал. — Значит...
— То ничего не значит, — возразил Крук. — Вот слушай, что говорить стану. Не умею я красиво-то, ну да захочешь — послушаешь песни наши, там складней... А пока меня слушай. В Мире-то ходы на Землю есть где-нигде. Кто говорит — на севере (Олег обратил внимание, что Крук оперирует привычными ему, Олегу, названиями сторон света), — кто на юге, кто — в горах, а кто и вовсе — на дне морском! Одно стать верно — есть они. В давние времена жил тут народ ариев, в Мире жил. Потом часть его теми ходами на Землю ушла, а часть в Мире осталась. От тех, кто остался, анласы пошли, кочевники с северо-запада. Тому две тысячи лет прошло, как народ наш, славяне, теми же ходами на старую родину — в Мир — вернулись. Снова жить здесь стали, а где те хода — забыли. То ли зло какое по их следу шло, то ли просто время знание унесло с собою... Неполную сотню лет назад на юге вновь наши родичи объявились. Было то за считанные до моего рождения годы. Они-то не ходами пришли. Построил кто-то на Земле ту машину, которую ты видел. Такую же. И пошли они, как в тёмный лес, наудачу — и выпало им родину предков найти... Только не задержались они тут — ушли, а машины оставили. Потом — уже при моей жизни — снова люди с Земли сюда приходили. Другие люди, но тоже родину предков искали, на их языке — «ФАТЕРЛЯНД». Данваны уж были на нас в то время. Дрались мы и с данванами, и с теми людьми, и промеж собой они дрались тоже. Люди те не лучше данванов были, как звери, жестокие, беспощадные, хоть и храбры в бою... Ушли они обратно, а данваны стали те машины искать и рушить. И пришёл твой дед, а с ним иные прочие, разноязыкие, не только славянского корня. Мы взметнулись тогда — всем миром на врага пошли. Они нам помощь давали и сами бились, как за свою землю. Нас пятеро было побратимов — кэйвинг анласский Аратас, дед твой, Ян ван Лоомб, Ялмар Берг и я... Долго мы сражались. Целые земли великие от врагов на годы освободили. Да только переломили данваны нашу силу. Великую рать на нас подняли, и почернело небо от их кораблей... — Крук замолчал, и Олег с изумлением увидел в глазах князя искорки слёз. — Ян погиб, детишек лесовиков спасая — сожгли его вместе с малыми... Аратаса данваны живым взяли, под ранами — и страшной мукой домучили, сняли с него кожу... Ялмар в Трёх Дубах укрылся, а дед твой вернулся домой, да через него ещё долгие годы нам пособлял. А теперь, выходит, один я остался. Один... — он смотрел куда-то мимо Олега и продолжал говорить: — Машинку эту, что ты принёс, Ялмар в те дни надумал. Был он великого ума и великой жестокости человек, на Земле его петля ждала, а для нас сколько добра сделал... Понимаешь, те, первые машины, тяжёлые. С места на место их не повозишь. Потому те, кто сюда первым пришёл и машины ставил, ставили их и тут, и на Земле. Как их наводить — не знаю я, помню только, что Ялмар их называл... — Крук сморщился, — фиксированный телепортатор. А это, — князь указал на пульт, — не фиксированный.