Страница 23 из 96
— Они хотели меня изнасиловать, а потом зарезать, как свинью, и съесть, — Олег сплюнул. — На что ты жалуешься, идиотка?! Я должен был дать им с собой расправиться?!
— Да! Должен был! Должен! — старуха била кулаками в пол, головной убор слетел, седые пряди мотались вокруг её страшного лица. — Они были добрые! Добрые! Добрые — мои дети, мои сыно...
Она внезапно вскинулась, перекосила рот и без единого звука кучей тряпья повалилась на пол. Теперь уже настоящей кучей тряпья — совершенно безжизненной.
— Инфаркт. Вредно волноваться в её возрасте, — пробормотал Олег и на миг испытал острое отвращение к самому себе — только что убившему трёх человек. Но разжевать эту мысль он уже не успел, потому что услышал стук.
Сперва Олегу показалось, что размеренно и целеустремлённо барабанят в дверь. Натянутые нервы отозвались, как гитарные струны — не сводя с неё глаз, парень откинул защёлку барабана, выдвинул шомпол, начал поспешно выколачивать гильзы, чтобы перезарядить оружие и встретить ночных гостей огнём, кто бы они ни были. Но не успел он затолкать в освободившееся гнездо первый длинный цилиндр патрона, как понял — стучат не в дверь, а где-то за его спиной.
Олег повернулся, готовый встретить нападение. Удары продолжались — и он наконец понял, что они несутся из-за кровати, а точнее — из-под неё. Впечатление было такое, что кто-то колотит ногами в доски пола, как во входную дверь.
Сунув револьвер в кобуру, мальчишка подошёл к кровати и, взявшись обеими руками за край, потянул на себя. Кровать повернулась неожиданно легко. Если был Олег был любителем былин, он бы нашёл сравнение — примерно так действовала ловушка, в которую пытались поймать Илью Муромца во время его знаменитых трёх поездок. Но Олег этой былины не читал — он увидел просто люк в полу, даже дверь скорее, запертый на металлическую вертушку. Это люк вздрагивал от ударов. Кто бы там ни был — его дух заключение не сломило.
Олег снова достал револьвер и, ногой откинув вертушку, предусмотрительно шагнул в сторону. Очень вовремя — изнутри по люку влепили особенно мощно, он со страшным грохотом откинулся, ударившись в стену, и Олегу открылась прямоугольная гробоподобная яма, аккуратно обшитая досками. В этой яме лежал человек — свет свечей был рассеянным, падал косо, и Олег не мог толком понять, что он собой представляет, этот пленник людоедской семейки. Человек дёргался, а короткое яростное мычание дало Олегу понять, что у него ещё и рот заткнут. В крышку своей «камеры» он лупцевал связанными в щиколотках и под коленями ногами — Олег успел заметить, что пленник босой и удивился силе ударов.
— Сейчас вытащу, — пообещал Олег, но почти сразу передумал.
Не убирая револьвера, он отломил от прикипевшего сала одну из свечек с остатков стола и наклонился над ямой. — Только сначала посмотрю, кто ты такой. И если ты мне не понравишься — извини, оставлю здесь. Уже поздно, я устал драться и стрелять...
Пленник ответил Олегу яростным взглядом, яснее ясного говорившим о такой постановке вопроса, но дёргаться и мычать перестал. Это оказался мальчишка — ровесник Олега, может — чуть помладше, тоненький и не очень широкоплечий, одетый в серовато-зелёную то ли рубаху, то ли куртку с широким рукавом и капюшоном, поверх которой держался распахнутый на груди жёсткий на вид кожаный жилет, доходивший до пояса. Мешковатые штаны — того же цвета, что и рубаха — задрались до колен длинных сильных ног. Цвет волос и глаз Олег понять не мог, но лицо было симпатичное, даже красивое, немного похожее на лица со старых икон. Только там лица не бывают такими перекошенными от злости. Впрочем... Олег вспомнил слова этой нечисти, которую уложил, о том, что им вчера повезло, о прошлой добыче — и ещё раз запоздало содрогнулся от омерзения и гнева. Теперь он совсем не жалел этих тварей. Они не колеблясь надругались бы и над этим парнишкой, и над ним самим, а потом просто съели бы.
— Ладно, ты мне нравишься, — сообщил Олег. — Ну-к...
Он спрыгнул в яму и, одной рукой выдернув кляп, другой попытался приподнять пленника. И отшатнулся. Когда он просунул руку под плечи и помог ему приподняться, прямо в ладонь попала... коса. Не очень длинная, но мощная, в руку толщиной. А ещё через секунду он заметил и кое-что другое — под распахнувшимся жилетом и под рубахой.
— Бли... девчонка! — вырвалось у Олега так искренне-удивлённо, что злобная гримаса на лице шлёпнувшейся обратно девицы превратилась в невольную улыбку:
— Аэвяы уи, — сказала она, и Олег сперва решил, что это на чужом языке (как и положено!), но потом понял, что это было всего лишь «развя-жи руки», только очень онемевшими губами.
— Ага, сейчас, — бормотнул он и, неловко убирая револьвер (девчонка смотрела на оружие непонятно), выбрался наружу, за одним из тяжёлых ножей. Когда он вернулся, девчонка уже сидела на дне, подогнув под себя связанные ноги. Она гримасничала — разминала губы и челюсти.
Олег подсунул кривое лезвие под верёвочные стяжки (верёвка была лохматой, толстой и жёсткой), приготовился резать, но нож рассёк верёвку с одного движения. Девчонка выдвинула ноги — а длинные и сильные ноги у девчонки вызывают у нормального мальчишки совсем иные ощущения, чем такие же у пацана... короче... фу ты, чёрт...
Не сводя глаз с Олега, девчонка попеременно неловко тёрла себе то запястья, то щиколотки, то под коленками. Глазищи у неё были синие, как второй спутник этой планеты, а волосы — светло-русые, как у самого Олега. А тот крутил в пальцах нож, пока не порезался. Чертыхнулся, бросил его на край ямы, прижал палец к джинсам. Он не знал, что говорить. Спасённому мальчишке, пусть и незнакомому, он бы нашёл, что...
Девчонка тяжело поднялась, села на пол. И вдруг вскинулась, верхняя губа её приподнялась, как у зверя, она посмотрела на Олега вспыхнувшими глазами:
— Это ты побил их? — спросила она быстро, и Олег отметил, что она говорит похоже на то, как говорил Немой — по-русски, правильно, но в то же время — есть в речи что-то чужое. — Ты побил их всех?
— Я, — буркнул Олег, тоже поднимаясь на ноги и выскакивая из ямы. — А что, тебе их очень жаль?
— Жаль?! — девчонка смерила Олега горящим взглядом и засмеялась. Смех у неё оказался звонкий и недобрый. — Жаль, очень жаль, что они мертвы. Я бы хотела, чтобы они были живы. Тогда бы я их убила... — пока Олег переваривал это заявление, девчонка ещё раз потёрла запястья, поморщилась и требовательно спросила: — Какого ты рода? Какого ты племени? И как зовут тебя?
— Ну... — Олег пожал плечами. — Фамилия у меня Марычев... я русский. А зовут Олег.
— Вольг, — переиначила девчонка. — А что такое фамилия? И чей ты, как ты сказал?
— Ничей, — сердито ответил Олег. Ему показалось, что они всё-таки говорят на разных языках. — Ты лучше объясни мне, какого пальца у вас тут все говорят по-русски и что это за место?
— По-русски? — с искренним недоумением переспросила девчонка, вылезая из ямы совсем и становясь напротив Олега. — Что за слово? А место обычное. Не очень хорошее, правда. Но всё спокойней, чем юг... Постой, ты, должно, городской? Беглец? Ты не с Ломком?
— Чего? — беспомощно спросил Олег. Девчонка посуровела:
— Нет, ничего... Меня зови Бранка, — она подумала немного и добавила: — Бранка Званова из Рысей. Благо тебе, Вольг, что спас меня от сильничанья и смерти позорной. И благо, что эту нечисть, — она сплюнула в сторону лежащи трупов, — в темноту отправил, чтоб им оттуда не выйти, пока солнце светит!
Она оттолкнулась от стены и по-хозяйски, без брезгливости, переступая через трупы и лужи крови, подошла к очагу. Девчонка напомнила Олегу — очень живо! — Наташку, девчонку с «Динамо». Такая же решительная и энергичная, только Наташка одевалась лучше, а Бранка... Бранка красивее, определил Олег откровенно. И подумал, что девчонка ему нравится.
— Нашлось! — негромко, но радостно воскликнула Бранка, вытягивая наружу мешок вроде солдатского «сидора» — с завязкой в горловине. — Попрятали, пакость...