Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 93

С каждым словом отец словно уменьшался у нее на глазах. «Ты так долго жил с ненавистью, отец, что она стала частью тебя самого, подобно тому как вещества в крови руководят нашим сознанием».

— Не волнуйся, отец, великий Мираборг не проиграл в противоборстве силы воли какому-то там наемнику. Я не вступаю в ряды Гончих Келла, хотя их предложение оказалось для меня большим искушением. Я твоя дочь до мозга костей и не поступлю так.

Глаза Мираборга сузились.

— Если бы это было так, дочка, то прежде всего ты не стала бы связываться с ним.

Она пристально смотрела на него с недоверием.

— Ты что, все еще не понял? Я встретила Фелана в Алт-Ингаре в ту ночь, когда там давал представление Ларе Пеконин. Мы ничего не знали друг о друге. А если бы знали, то наши предубеждения с самого начала превратили бы нас в злейших врагов. Какой наемник позволил бы себе увлечься дочерью ганцбургского Железного Ярла? И уж тем более это относится к Фелану! Мы беседовали с Феланом о музыке, о конструировании синтезаторов и многих других проблемах, о которых я, выросшая здесь, на Ганцбурге, не имела ни малейшего представления. В ту ночь я только узнала его имя, но часто думала о нем, пока мы не встретились снова.

Только спустя две недели, когда Гончих Келла официально представили в Школе боевых летчиков, я узнала, кем он действительно является. Никто из нас не предполагал, что события примут такой оборот, но мы и не пытались избегать друг друга. Когда капитан Вилсон сделал мне предложение вступить в ряды Гончих Келла, я знала, что не смогу принять его. Но у меня возникло сильнейшее желание покинуть Ганцбург.

Лицо ее отца побагровело.

— Почему? Я же всегда старался, чтобы тебе было хорошо.

Тира сочувственно посмотрела на отца.

— Да, отец, ты делал все, что мог, особенно после смерти мамы. Ты был любящим и заботливым, но ты изменился.

Мираборг погладил стальное кресло, служившее ему постаментом.

— Мне требовалась адаптация после инцидента. Тира кивнула:

— Знаю, но это было только началом изменений. Ты стал более строгим, авторитарным и требовательным.

— Кто-то ведь должен нести ответственность? — Он повернулся, всматриваясь в стеклянную стену позади себя. — Независимость принесла хаос. После ухода администрации Куриты каждый слабоумный утопист норовит выделить себе кусок нации и провозгласить себя императором до гробовой доски. — Движением левой руки он обвел панораму Стортолар-Сити. — Здесь постоянно не хватает продовольствия и поднимаются бунты. Я должен предпринимать соответствующие меры.

— Я понимаю, отец. Я помню, как гордилась тобой, когда однажды утром ты уходил, сказав, что восстановишь порядок. Ты объединил людей, поверивших в тебя, и изменил общественный строй...

Мираборг съежился и произнес:

— Но...

— Да, но... — повторила Тира. — Ты стал символом. Народ воспринимал тебя как вождя и принимал твои заботы и тревоги. Они стали ненавидеть наемников, потому что думали, что ты их ненавидишь. Нет, не отводи взгляд. Я все помню, отец. Я помню, что ты не винил всех наемников в своих ранениях, а однажды ты даже сказал мне, что капитан Вилсон был прав, выслав Линчевателя, когда истек срок его контракта. Один раз в жизни ты признал-таки этот факт. — Тира покачала головой. — Ты достаточно хитер, чтобы понимать, что вождь должен прислушиваться к своему народу, но ты позволил их чувствам и впечатлениям влиять на твои. Из-за их ненависти к наемникам твое недоброжелательное отношение к ним, казалось, усугубилось. Ты стал главным поборником необходимости приносить жертвы во имя нашей неокрепшей нации и стал образцом для всякого, кто был горд последовать твоему примеру. К сожалению, ты получал удовольствие от того, что этот символ извратили. — Она указала на рубец на левой щеке его лица. — Молодые парни и девушки обезображивали свои лица, чтобы походить на тебя, и заявляли о своем желании пожертвовать собой подобно тебе во имя Ганцбурга. — Правой рукой она смахнула слезу со своей безупречно красивой левой щеки. — Я не сделала этого, потому что надеялась, что ты и так знал, как сильно я люблю нашу планету и нашу нацию и поэтому не нуждаюсь в показухе.

Когда Тор Мираборг медленно кивнул, над ним воцарилась атмосфера поражения. «Я предвидел это». Он развернулся на инвалидной коляске лицом к дочери.

— Сейчас ты сказала, что уезжаешь. Как посмотрят люди на то, что моя дочь сбежала от меня?

— Не бойся, отец. Ты будешь гордиться мной. — Она распрямилась. — Я обратилась с просьбой, которую удовлетворили, о переводе в Первый драгунский полк Расалхага.

Некое подобие улыбки мелькнуло на губах ее отца.

— Почетная гвардия принца... Тира торжественно кивнула.

— Продвижение по службе, которым ты можешь гордиться. И вновь ты пожертвовал частью своей жизни во имя лучшего блага Свободной Республики Расалхаг. Аника Дженсен отправляется вместе со мной. — Она бросила взгляд на зеркальные солнцезащитные очки, лежащие на его столе. — Догадываюсь, что ты поставишь на мое место Хансена Куусика.

Тор Мираборг посмотрел на очки и стыдливо опустил глаза.



— Ты когда-нибудь вернешься домой?

«Твой дом там, где твое сердце», — подумала Тира и вздрогнула, осознав, что больше не считает Ганцбург своим домом.

— Не знаю. Мне надо о многом подумать и многое увидеть. Возможно, когда-нибудь ты поймешь.

Она ждала, что скажет отец, но эмоции, отразившиеся на его лице, говорили сами за себя. Он пристально посмотрел на дочь, затем закрыл глаза и развернул инвалидную коляску так, чтобы она не увидела его слез.

Сжигая последний мост, связывавший ее с Ганцбургом, дочь Железного Ярла покинула планету, на которой родилась.

V

Эдо, Залив Черепах, округ Пешт,

Синдикат Драконов

1 июня 3049 г.

Тай-и Шин Йодама сорвал с плеча вещевой мешок и швырнул на железную койку-развалюху, пружины которой визгливо заскрипели, словно протестуя. Кашира Кендзи Йамашима тревожно поднял глаза.

— Сумимасен, Йодама-сан, — произнес он. — Тай-и Бафорд предпочитал койку... — Он дернул плечами, демонстрируя неприязнь к прежнему хозяину комнаты со стенами пепельного цвета. — Если желаете, я достану для вас подходящий матрас.

Шин улыбнулся про себя и слегка поклонился.

— Да, татами, пожалуйста, Йамашима-сан. Когда мои остальные вещи выгрузят с «шаттла», ты проследишь, чтобы их принесли сюда?

Йамашима склонил свою седеющую голову.

— Хай. Вы позволите презренному слуге распаковать ваш багаж?

Шин улыбнулся. «Твоя вежливая манера говорить услаждает мой слух, словно музыка, после стольких недель, проведенных на независимом транспортном корабле, с которым я прибыл сюда». Шин заметил, что на мизинцах парня не хватало нескольких фаланг, а на желтой коже у горла красовалась разноцветная татуировка змеиной головы. «А что ожидать от него?»

— В этом нет необходимости, — ответил Шин, — но я признателен тебе за заботу. Вещи будут распакованы позже.

Бросив взгляд в зеркало размером во всю длину двери, он распрямился, пытаясь сбросить груз усталости, оставленный недельным полетом к Заливу Черепах от точки входа в систему звезды после гиперпространственного прыжка. Под глазами легли легкие тени, впрочем малозаметные для посторонних. Пальцами, как гребнем, он провел по черным, коротко стриженным волосам и улыбнулся, посмотрев на Йамашиму:

— Думаю, мне следует засвидетельствовать свое почтение.

Йамашима улыбался, подобно наставнику, который доволен учеником, хорошо выучившим урок.

— Тай-са Тарукито Ниро просил вас присоединиться к нему, когда вы обустроитесь. Пока вы будете у него, я договорюсь, чтобы вас принял Старейший.

Шин вопросительно вскинул голову:

— Старейший?

Йамашима заговорил и осекся. Его темные глаза метнулись с холеных рук Шина на лацкан черного кителя.

— Извините, тай-и. Я осмелился воспользоваться слухами вместо знания. И невольно оскорбил вас. Шин принял глубокий поклон сержанта.