Автокатастрофа

Ее пассивность, полное приятие какой бы то ни было ситуации были именно теми качествами, которые привлекали меня к Кэтрин. Во время наших первых половых актов в анонимных спальнях аэропортовских отелей я неторопливо обследовал каждое отверстие, которое я только мог найти на ней, проводил пальцами по ее деснам, надеясь найти какой-нибудь заблудший кусочек телятины, втискивал язык ей в ушной канал, надеясь почувствовать малейший привкус серы, исследовал ее ноздри и пупок и, наконец, ее влагалище и задний проход. Мне приходилось погружать палец до самого основания, чтобы добыть слабый запах фекальной материи, что осталась тоненькой коричневой корочкой под ногтем.

Мы поехали домой каждый в своей машине. Ожидая на светофорах по дороге к автостраде, ведущей на север, я смотрел на Кэтрин – ее руки покоились на руле. Указательным пальцем левой руки она отодрала прилепленную на лобовое стекло наклейку. Стоя возле нее, я смотрел, как трутся друг о друга ее ноги, когда она нажимает педаль тормоза.

Когда мы ехали по Западному проспекту, мне вдруг захотелось, чтобы ее тело заключило в объятия салон автомобиля. В своем воображении я прижимал ее влажную промежность к каждой выступающей панели, я ласково вминал в ее грудь дверные стойки и рукоятки, медленно по спирали двигал ее ягодицы по винилу сидений, клал ее маленькие ладони на циферблаты и подлокотники. Сплетение ее слизистых поверхностей с частями машины и моим собственным металлическим телом освещалось проходящими мимо нас машинами. Этот бесконечно извращенный акт ожидал ее, словно некий почетный ритуал.

Почти загипнотизированный своими мыслями, я внезапно заметил примятое крыло «линкольна» Воана всего в нескольких футах от спортивной машины Кэтрин. Воан то обгонял меня, то отставал, следуя за нами по автостраде, словно ожидая, что моя жена допустит ошибку. Перепуганная Кэтрин нашла спасение, пристроившись на крайней полосе впереди автобуса. Воан поравнялся с автобусом и, используя сигнал и фары, заставил водителя притормозить, а сам снова втиснулся за Кэтрин. Я двигался по одной из центральных полос и пытался окликнуть Воана, обгоняя его, но он сигналил Кэтрин, освещая задний бампер ее машины своими фарами. Кэтрин, не раздумывая, свернула на стоянку бензозаправки, вовлекая Воана в резкий V-образный разворот. Под визг покрышек он обогнул орнамент цветочного газона с невзрачными домашними растениями, но я загородил ему путь своей машиной.

Взволнованная этим всем Кэтрин сидела среди алых топливных насосов и испепеляла Воана взглядом. На моей груди и ногах разболелись шрамы от усилия, которое мне пришлось приложить, когда я за ними гнался. Я вышел из машины и подошел к Воану. Он глядел на меня так, словно мы никогда раньше не встречались, его рот в рубцах трудился над куском жвачки. Время от времени он поглядывал на авиалайнеры, поднимающиеся из аэропорта.

– Воан, каскадер чертов, ты не на съемочной площадке.

Воан изобразил одной рукой короткий примирительный жест. Он переключил передачу на задний ход.

– А ей понравилось, Баллард. Это такой своеобразный комплимент. Можешь спросить у нее.

По широкой дуге он сдал назад, едва не сбив проходившего мимо работника заправки, и отчалил с послеобеденным потоком машин.

Воан был прав. Кэтрин стала все чаще вовлекать его в свои эротические фантазии. По ночам, лежа в постели, мы следовали за Во-аном через пантеон наших традиционных партнеров так же, как Воан преследовал нас по вестибюлям зданий аэровокзала.

– Нужно курнуть еще гашиша, – Кэтрин посмотрела на мигающие за окном светофоры. – Почему Сигрейв так одержим этой киноактрисой? Ты говоришь, что он хочет в нее врезаться?

– Эту идею вдолбил ему в голову Воан. Он использует его в каком-то эксперименте.

– А как же его жена?

– Она на поводке у Воана.

– А ты?

Кэтрин лежала ко мне спиной, прижавшись ягодицами к моему паху. Когда я двигал членом, то смотрел мимо своего, отмеченного шрамами пупка на расщелину между ее ягодицами, безупречную, как у куклы. Я держал в руках грудки, ее грудная клетка вдавила часы мне в запястье. Пассивная поза Кэтрин была обманчива; я давно уже понял, что это было только прелюдией к эротической фантазии, к медленному циклическому поиску свежей сексуальной добычи.

– Я у него на поводке? Нет. Мне трудно понять, что им движет.

– Тебя не возмущают все эти фотографии? Похоже, он и тебя использует.

Я начал забавляться правым соском Кэтрин. Еще не готовая к этому, она взяла мою руку и просто положила себе на грудь.

– Воан завоевывает людей для себя. Во всем его стиле еще остались сильные элементы телевизионщика.

– Бедняга. Эти девочки, которых он цепляет… некоторые из них просто дети.

– Ты все еще думаешь о них? Воана интересует не секс, а технология.

Кэтрин сильно прижалась головой к подушке – знакомое движение концентрации.

– Тебе нравится Воан?

Я опять взял ее сосок и начал его возбуждать. Ее ягодицы двигались по моему члену, голос спустился к низким, медлительным нотам.

– В каком смысле? – спросил я.

– Он тебя возбуждает, правда?

– В нем что-то есть. В его одержимости.

– Его эффектная машина, его манера вождения, его одиночество. Все эти женщины, которых он там трахал. Она должна пахнуть спермой…

– Она так и пахнет.

– Он тебе кажется привлекательным?

Я вытащил член из ее влагалища и прижал головку к ее заднему проходу, но она проворной рукой вернула его обратно.

– Он очень бледный, весь в шрамах.

– И все-таки тебе хотелось бы его трахнуть? В его машине?

Я чуть приостановился, пытаясь оттянуть оргазм, поднимающийся приливной волной по стеблю моего члена.

– Нет. Но в нем что-то есть, особенно когда он за рулем.

– Сексуальность… сексуальность и этот автомобиль. Ты видел его член?

Когда я описывал ей Воана, то прислушивался к собственному голосу, чуть приподнимающемуся над звуками наших тел. Я перечислял элементы, из которых состоял сложившийся в моем представлении образ Воана: его твердые ягодицы, обтянутые потертыми джинсами, когда он, выходя из машины, приподнимает одно бедро; желтоватая кожа живота, открытая почти до треугольника лобковых волос, когда он потягивается за рулем; бивень полувзведенного члена, прижатый к кромке руля сквозь влажную ткань его джинсов; миниатюрные шарики грязи, которые он вынимает из острого носа и вытирает о гладкий пластик дверной панели; ссадинка на левом указательном пальце, которую я заметил, когда он протягивал мне зажигалку; твердые соски, трущиеся о клаксон сквозь глаженую голубую сорочку; треснувший ноготь на большом пальце, соскребающий пятнышко семени на сиденье между нами.

– Ему делали обрезание? – спросила Кэтрин. – Ты можешь себе представить его задний проход? Опиши мне его.

Мое описание продолжалось скорее к удовольствию Кэтрин, чем к моему. Она глубоко втиснула голову в подушку, ее правая рука бешено затанцевала, заставляя мои пальцы теребить ее сосок. Хотя меня и вдохновила идея соития с Воаном, но мне казалось, что в описываемом мною половом акте участвует кто-то другой, а не я. Воан возбуждал некий скрытый гомосексуальный импульс, только находясь в кабине своей машины или мчась по автостраде. Его привлекательность состояла не столько в наборе стандартных анатомических возбудителей – изгиб обнаженной груди, мягкая подушечка ягодицы, очерченный волосами изгиб влажной промежности, – сколько в выразительных композициях, которые складывались из Воана и автомобиля. Оторванный от автомобиля, в частности от его символического крейсера автострад, Воан уже не представлял ни малейшего интереса.

– Ты хотел бы поучаствовать в половом акте с ним? Поместить, например, свой член прямо ему в задний проход, протолкнуть его вверх по горячему каналу? Расскажи мне, расскажи об этом. Расскажи мне, что бы ты делал? Как бы ты целовал его в этой машине?

Опиши мне, как бы ты протянул руку и расстегнул его брюки, потом достал его член. Ты бы его поцеловал или сразу начал бы сосать? В какой руке ты бы его держал? Ты когда-нибудь сосал член?