Автокатастрофа

Приближался белый кабриолет. Когда я выходил из машины, его водитель мигнул фарами. Я прохромал вперед, разминая правое колено, утомленное забытым сопротивлением педали. Под ногами валялся мусор: мертвые листья, сигаретные пачки и стеклянные кристаллы. Сметенные в сторону поколениями санитаров скорой помощи, эти осколки разбитых ветровых стекол были похожи на тонкие ручейки. Я загляделся на эту пыльную ленту со следами множества аварий. За пятьдесят лет, в течение которых здесь будет разбиваться все больше машин, тонкие стеклянные полоски соберутся в широкую ленту, еще за тридцать лет лягут колючим кристаллическим пляжем. Появится новая генерация пляжных бродяг – они будут сидеть на корточках на этих кучах разбитых окон, роясь в поисках окурков, использованных презервативов и оброненных монет. Погребенная под этим новоявленным геологическим слоем, нанесенным эрой автокатастроф, будет лежать и моя маленькая смерть, анонимная, как затвердевший рубец на окаменевшем дереве.

В сотне ярдов за нами на обочине припарковался пыльный американский автомобиль. Сквозь забрызганное грязью ветровое стекло на меня смотрел водитель, его широкие плечи громоздились на фоне дверной стойки. Когда я пересек дорогу, он поднял фотокамеру с тяжелым тубусом и уставился на меня сквозь объектив.

Рената посмотрела на него через плечо, как и я, удивленная столь агрессивной позой. Она открыла мне дверь.

– Ты можешь вести машину? Кто он – частный детектив?

Когда мы тронулись с места в сторону Западного проспекта, высокая, облаченная в черную куртку фигура мужчины прошагала по дороге к месту, где мы стояли. Мне было любопытно увидеть его лицо, и я сделал круг на развороте.

Мы проехали в десяти футах от него. Он прогуливался небрежной, рассеянной походкой вдоль следов, оставленных шинами на поверхности дороги, словно отмечая в своем мозгу какую-то невидимую траекторию. Солнечный свет выхватил шрамы на его лбу и губах. Когда он бросил на меня взгляд, я узнал молодого врача, которого я в последний раз видел, выходящим из палаты Елены Ремингтон в Эшфордской больнице скорой помощи.

В следующие дни я брал напрокат несколько автомобилей. Я испробовал каждый из доступных вариантов машины, начиная с тяжелого американского кабриолета и заканчивая престижным спортивным седаном и итальянской малолитражкой. То, что начиналось как иронический жест, направленный на то, чтобы поддеть Кэтрин и Ренату – обе женщины хотели, чтобы я больше никогда не водил машину, – скоро приобрело иной оттенок. Мое первое мимолетное путешествие к месту аварии снова оживило призрак мертвеца и – что более важно – набросок моей собственной смерти. В каждой из этих машин я проезжал по аварийному маршруту, представляя себе варианты другой смерти и другой жертвы, иные очертания ран.

Несмотря на попытки отмыть эти машины, следы предыдущих водителей продолжали цепляться за их салоны – отпечатки каблуков на резиновых ковриках под педалями, сухой окурок, запятнанный немодной помадой, пойманный комочком жвачки на крышке пепельницы; композиция странных царапин, словно хореография неистовой битвы, покрывала винил сиденья, как будто двое калек насиловали друг друга. Опуская ноги на педали, я чувствовал всех этих водителей, объемы, занимаемые их телами, их амурные встречи, попытки сбежать от обыденности, уныние – все, что они пережили здесь до меня. Ощущая эти наслоения, я силой заставлял себя вести машину осмотрительно, примеряя свое тело к выступающей рулевой колонке и солнцезащитным козырькам.

Вначале я бесцельно ездил по окружным дорогам южнее аэропорта, между водными резервуарами Стэнвелла, приноравливаясь к незнакомым рычагам управления. Потом я двигался вдоль восточного фланга аэропорта к развязке в Гарлингтоне, где движение в час пик буквально сметало меня неудержимым бегом металла вдоль переполненных полос Западного проспекта. Неизменно в час своей аварии я обнаруживал, что нахожусь возле въезда на эстакаду – или меня влекло мимо места аварии вместе с безумно рванувшимся к следующему светофору потоком машин, или я застывал в массивной пробке в десяти безумных футах от точки столкновения.

Когда я брал американский кабриолет, сотрудник прокатной компании заметил:

– Ну и попотели же мы, вычищая его, мистер Баллард. Машину использовала одна из ваших телекомпаний – следы от зажимов камеры остались на крыше, на дверях, на капоте.

Мысль о том, что эта студийная машина в моих руках продолжает использоваться как часть воображаемых событий, пришла мне в голову по пути из гаража в Шефертоне. Ее салон, как и салоны всех остальных машин, которые я арендовал, был покрыт царапинами и следами обуви, окурками и вмятинами, отмечающими роскошную отделку детройтского образца. На розовом виниловом сиденье была дыра, достаточно большая, чтобы вставить флагшток или, допустим, пенис. Возможно, эти отметки были оставлены в процессе воображаемых драм, изобретенных различными компаниями, использовавшими эту машину, актерами, игравшими роли детективов и мелких жуликов, тайных агентов и скрывающихся от дележа наследниц. Потертый руль хранил на своих перекладинах жир сотен рук, располагавшихся на нем в позициях, диктуемых режиссером и оператором.

Повинуясь вечернему движению Западного проспекта, я думал о том, что значит быть убитым в этом колоссальном аккумуляторе художественных образов, когда мое тело будет отмечено отпечатком сотни детективных телесериалов, росчерком забытых драм; через годы после того, как их положили на полки, присвоив номер, они оставят свои координаты на моем теле.

Отвлеченный этими ассоциациями, я обнаружил, что еду не по своей полосе и нахожусь у въезда на дорожную развязку. Тяжелая машина с ее мощным двигателем и чувствительными тормозами напоминала мне, что я переоценил себя, полагая, что могу вписать свои раны и свой опыт в эти чудовищные очертания. Сидя за рулем машины такой же модели, как была у меня раньше, я свернул на дорогу, ведущую к аэропорту.

Въезд в туннель был заблокирован массивной пробкой; я пересек встречную полосу и выехал на аэропортовскую площадь – обширную зону транзитных отелей и круглосуточных супермаркетов. Выехав с автозаправки возле туннеля, я узнал трио аэропортовских шлюх, прогуливающихся туда-сюда по маленькому островку посредине шоссе.

Увидев мою машину и, вероятно, решив, что я – американский или немецкий турист, старшая из них направилась в мою сторону. Разгуливая по этому островку среди вечернего движения, глядя на проносящиеся машины, словно ожидая переправы через Стикс, они пытались между делом подцепить путешественников. Эта троица – болтливая брюнетка из Ливерпуля, которая делала все под солнцем, робкая и безмозглая блондинка, которую, очевидно, хотела Кэтрин, судя по тому, как часто она обращала на нее мое внимание, и старшая – женщина с усталым лицом, тяжелой грудью, работавшая когда-то на бензозаправке в гараже на Западном проспекте, – казалось, составляла некую элементарную сексуальную единицу, способную так или иначе удовлетворить любого клиента.

Я остановился возле островка. В ответ на мой кивок ко мне подошла старшая из женщин. Она оперлась о пассажирскую дверь, положив сильную руку на хромированную рамку окна. Усевшись в машину, она помахала своим компаньонкам, зрачки которых двигались, как щетки дворников на поблескивающих отраженным светом ветровых стеклах проезжающих машин.

Я влился в поток машин, текущий сквозь туннель аэропорта. Плотное тело женщины, сидящей возле меня в арендованной американской машине – неизвестной героине столь многих второсортных телесериалов, – неожиданно заставило меня вспомнить о моих больных коленях и бедрах. Несмотря на дополнительные тормозные рычаги и мощную трансмиссию руля, вести американскую машину было утомительно.

– Куда мы едем? – спросила она, когда мы выехали из туннеля и направились к зданиям аэровокзала.

– На многоэтажную автостоянку – верхние уровни по вечерам пусты.

Аэропорт и его окрестности кишели проститутками всевозможных рангов. Одни ошивались в отелях, в дискотеках, где никогда не крутили музыку, они комфортно располагались возле спален для тысяч транзитных пассажиров, которые никогда не выходили за пределы аэропорта. Второй эшелон работал в толпе в здании вокзала и в ресторанчиках под крышей. В добавок к этому – армия предпринимательниц, снимающих поденно комнаты в жилых кварталах вдоль шоссе.