Страница 56 из 76
ПРИГЛАШЕНИЕ НА СВАДЬБУ
Наша одежда насквозь промокла. Донимал голод. Терзала мысль: как поступать дальше? Ведь бойцов осталось почти вдвое меньше…
— Будем бороться! — задорно призвал Киселев.
И сразу люди повеселели, будто только и ждали этого призыва.
— Ну, чего скисли? — бодрил отец. — Временно перейдём на правый берег Случи. Там, в селе Левачах, у меня есть друзья, надеюсь, помогут, поддержат…
Глубокой ночью нас нашёл связной Флор Ляшецкий. Он рассказал о переодетых шпиках, наводнивших район. Крестьяне запуганы, всего боятся…
В ту же ночь мы встретились и с командиром местной подпольной группы Зигмундом Гальчуком. Передали ему четыре винтовки, гранаты, боеприпасы.
— Ваше дело — глубокая разведка, — инструктировал я Зигмунда. — Будьте осторожны. Присматривайтесь ко всему вокруг. На связь люди придут с паролем «от младшего брата Славы». Никому другому не доверяйтесь…
Узнав о предстоящем переходе на другой берег, пришли попрощаться Никифор Янчук и Пётр Трофимчук.
Бледная луна висела над сонной берёзовой рощей.
Тревожно бились дружеские сердца.
Меня пугала неизвестность. Я сел на пень, обхватил руками голову, задумался. Кто я такой? Кем уполномочен на то, чтобы вести за собой людей? Никем! Самозванец! А что если, пока не поздно, забросить оружие ради спасения их жизни? Но из глубины сердца неслось: «Нет! Нет! Ты так не поступишь!» Да, такой поступок равносилен измене! И лучше смерть, чем подлое предательство! Пусть я погибну, но не стану на колени.
В памяти всплыли пламенные слова из книги Николая Островского «Как закалялась сталь»: «Самое дорогое у человека — это жизнь. Она даётся ему один раз, и прожить её надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жёг позор за подленькое и мелочное прошлое и чтобы, умирая, смог сказать: вся жизь и все силы были отданы самому прекрасному в мире — борьбе за освобождение человечества».
Как много они тогда значили для меня!…
— Что ж, товарищи, — оторвался я от гнетущих мыслей, — у нашего народа есть обычай — на прощанье выпить по рюмочке.
— Вот это идея! — одобрил Трофимчук.
— Был бы хорошим другом — прихватил бы бутылочку, — пошутил отец.
— А я и прихватил первачка, — признался Янчук.
— Отзывчивая душа!
— Ну-ка, ребята, выворачивайте сумки, что у кого есть! Все выкладывали свои скудные запасы: кто сухари, кто хлеб, кто кусочки сала. Закуску разложили на разостланную плащ-палатку. Трофимчук наполнил рюмку мутноватой жидкостью и поднёс её Янчуку.
— Тебе первая, за заботу
Янчук обвёл присутствовавших повеселевшими глазами…
— За ваш счастливый путь, дорогие друзья, и до скорой, встречи на освобождённой земле! — пригубил рюмку.
После своеобразного пикника я передал Янчуку две винтовки.
— Вы просили — получайте! Пригодятся на всякий случай…
— Спасибо! В долгу перед народом не останемся! Товарищи в оружии нуждаются.
— Да, чуть не забыл, — спохватился Трофимчук. — Тебе, Николай, письмо от атамана.
Я разорвал самодельный конверт, извлёк записку. Прочитал вслух. После формального обращения следовала прямая угроза:
…Предлагаю всей вашей группе с оружием перейти в моё распоряжение. В противном случае ликвидирую!
Атаман Тарас Бульба 12 сентября 1942 года.
— Вчера передали его секирники. Просили вручить тебе лично. Что сказать им?
— Пусть передадут атаману — нам с ним не по пути! А насчёт ливкидации, то ещё посмотрим, кто кого ликвидирует! Верно, товарищи?
— Верно!
Ультиматум атамана возбудил во мне ещё большее желание укрепить группу и дать бой бульбашам. Охваченный таким порывом, я объявил:
— Пора в дорогу!
Крепкие рукопожатия, напутствия — и группа тронулась в путь. Оглянувшись, я увидел скорбные лица боевых товарищей Петра Трофимчука и Никифора Янчука, оставшихся на своих постах партизанского подполья. Увидимся ли ещё? Где?…
…За Хмелевским лесом показался луг, пересечённый речкой Ставы.
— Задерживаться нельзя, — торопил я товарищей, — скоро начнёт светать. Погоня не исключена.
Жорж возвратился из разведки. Он сообщил, что недалеко есть брод.
— Что ж, пойдём бродом.
Группу повёл Жорж, шагал он быстро. Мы то спускались к речке, то подымались на крутой берег. У брода сняли обувь и одежду и, разгорячённые, вошли в студёную воду; она немилосердно обжигала тело. Но время торопило. В километре от переправы раскинулся Людвиполь, где были расквартированы каратели.
Переправились благополучно. На хуторе Глубочанка весь день сушили одежду, а с сумерками — опять в поход! Целые сутки блуждали по зарослям, натыкались на вооружённых лесников и браконьеров-охотников. Наконец вышли к Случи — в том месте, где лес прижался к реке. К счастью, Ростислав нашёл лодку. По двое переправились на другой берег; завернули в первый попавшийся хутор. Хозяева — пожилые крестьяне — встретили гостеприимно.
— Мы ничего от вас не хотим, — предупредил я их, — но смотрите: о нашем пребывании здесь — никому ни слова. Надеюсь, расстанемся друзьями?
— Что вы? В обиде не будете. Располагайтесь как дома. Картошки сготовим и по рюмочке найдётся, согреетесь… Небось, с дальней дороги, устали?
День прошёл спокойно. По большаку Людвиполь — Городница проносились автомашины с гитлеровцами, но на хутор никто не заезжал.
— Спасибо вам, люди добрые, — поблагодарил отец хуторян. — Вот вам за продукты, -подал он немецкие марки.
Покинув хутор, продолжали путь к селу Левачи, где отец перед войной работал помощником лесничего.
В воскресенье вечером остановились в лесничевке. Хозяйка приготовила ужин. Не успели уставшие люди подкрепиться, как послышался оклик часового. Оказалось, в соседнем хуторе — свадьба, молодожёны приглашают погулять у них.
— Значит, им кто-то сказал о нас?
— Разве от людей скроешь? — оправдывался посыльный. — Своих защитников мы за десять вёрст узнаем. Мы всегда рады хорошим людям, а плохих бьём!
— Если приглашают от чистого сердца, — сказал отец, — не стоит огорчать молодых.