Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 128 из 138



В стратегиуме загудели мухи, когда Тифус оценил парадокс, и тот пришелся ему по вкусу. Хаос и судьба, единые и тождественные.

Возможно, Гургес думал так же. Он не сопротивлялся заражению новой чумой. Ей Тифус особенно гордился. Червь-паразит откладывал яйца в кровеносной системе и поражал мозг. Болезнь распространялась от сознания к сознанию через передачу идеи, а идею переносил звук, особый звук, представлявший собой заклинание, которое делало тоньше стены между реальностью и имматериумом и передавалось всем, обладавшим способностью слышать.

— Повелитель, нас приветствуют, — произнес помощник.

Тифус расхохотался от удовольствия, и нарывы на палубе затряслись, сопереживая ему.

— Поприветствуйте их, — приказал он.

Теперь у него был враг. Теперь можно было сражаться.

Корвус отринул отчаяние. Не думал о шансах. Был враг, и долг предписывал драться. Ничего более.

Корвус стоял на трибуне строевого плаца и, превратив с помощью динамиков свой голос в голос форта Горек, обращался к собравшимся тысячам людей. Он объяснил ситуацию, описал чуму и способы заражения. И установил правила. Одно из них было главным.

— Музыка, — прогремел он, — это болезнь. Она уничтожит нас, если найдет в нашей защите хоть малейшую щелку. Надлежит принять меры, чтобы у нас ее не было. Всякий, хотя бы насвистывающий, будет казнен на месте, — отдав этот приказ, он испытал огромное удовлетворение. Причины его не волновали.

С момента прибытия прошло меньше дня, и Тифус узрел апофеоз собственного искусства. Целая планета стала одним голосом. Гимн, чума, бывший чумой гимн стал итогом существования Лигеты. Ее население жило ради одной цели. Чистота возбуждала.

Возбуждала бы, не будь единственного изъяна. Этот форт. Тифус думал, что тот падет сам, но этого не произошло. Он все еще посылал отчаянные призывы о помощи всем тем имперцам, кто мог их услышать. И, хотя Тифус мог тешить себя мыслью, что один прыщик порядка подтверждает красоту порчи, он знал истину. В ближайшие несколько дней песня превратится в рваное диминуэндо[4] по мере того, как начнут умирать певцы. Если он не примет мер, то симфония окажется неполной, ее испортит единственная фальшивая нота.

Так что время было действовать.

Атака началась вечером второго дня. Корвус прохаживался по парапету, когда увидел, что небо темнеет. Раздался низкий непрекращающийся гром, и облака породили ужасающий дождь. Первыми были десантные капсулы, стремительно падавшие вниз непреклонной черной карой. Они приземлились на равнине в паре километров от базы. За ними в воздухе оставались полосы, черные вертикальные следы, которые не рассеивались. Вместо этого они стали шире, раздробились на части и начали вращаться. Корвус побежал на ближайшую сторожевую башню, выхватил у стрелка снайперскую винтовку и всмотрелся в телескопический прицел. Он смог отчетливее разглядеть движение в извивающихся облаках. Оно напоминало насекомых. Корвус услышал едва заметное жужжание — слабое, невозможное, то вплетавшееся, то выбивающееся из грохота десантных капсул и последовавших теперь за ними десантных кораблей.

С неба хлынула тьма. Это была чернота отсутствия и горя, гниения, отчаяния и неназываемого желания. Своим прикосновением она заразила воздух в зоне высадки, а затем поползла к базе. Это была другая болезнь, против которой у Корвуса не было никакой защиты. Хотя до форта не дотянулось ни одного черного щупальца, Корвус ощутил, что нечто пересекло стену. Вечерний свет изменился, став мрачным и неверным. Он почувствовал, как нечто жизненно важное становится слишком тонким, и начинает улыбаться что-то неправильное.

Вокруг него, призывая к оружию, раздался звук тревожных сирен форта Горек. Шум был колоссален, и Корвуса удивило и встревожило то обстоятельство, что он вообще слышит жужжание роев Хаоса. Он понял, насколько больным стал реальный мир и как тяжело придется за него сражаться.

Десантные капсулы открылись, ядовитые лепестки отодвигались, исторгая находившихся внутри чудовищ. Корвус никогда не ощущал себя уютно возле космических десантников, от их сверхчеловеческой мощи и совершенства его лигетский комплекс неполноценности увеличивался в геометрической прогрессии. Однако он бы отдал что угодно, чтобы рядом оказался один из них, когда увидел, как неподалеку собираются их кошмарные разновидности. Их броня давно перестала быть обычным керамитом. Это была тьма, что стала железом, и железо, что стало болезнью. Они строились в шеренги и замирали неподвижно, держа оружие наготове. Вот только неподвижность была неполной. Их очертания извивались.

Из десантных кораблей наружу валило все больше порченной пехоты. Наконец, небо выплюнуло левиафана, показавшимся Корвусу транспортом типа «Голиаф», но исковерканным настолько, что он напоминал ужасного кита. Корпус покрывали символы, резавшие Корвусу глаза своей непристойностью. Вокруг вилось нечто, напоминавшее усики или щупальца. Погрузочная рампа распахнулась, словно пасть, и изрыгнула на чернеющую землю Лигеты орды солдат и техники.

Перед Корвусом собирались чумные легионы, и он знал, что в схватке с ними нет никаких шансов.



Но он будет драться. До последнего человека. Пусть без шансов выжить, зато, как он понял с возбужденным весельем, с возможностью прославиться героическим последним боем.

Опустилась ночь, и силы «Терминус Эст» прибавили в мощи и численности. Размеры воинства уже намного превосходили необходимые для штурма форта Горек, независимо от наличия стен и господствующих высот. Но темные солдаты не нападали. Они стояли толпой под открытым небом, не предпринимая ничего с самого момента высадки. Тяжелая артиллерия с грохотом выкатилась из транспорта и остановилась, направив стволы в небо, угрожающая, но безмолвная. Гул от прибытия подкреплений прекратился. Землю накрыла вязкая тишина.

Корвус вернулся в командный центр. Из него он мог наблюдать с тем же успехом, а по эту сторону пластека было менее ощутимо жужжание под ухом.

— Чего они ждут? — пробормотал Иероним.

Безмолвие нарушил далекий рев двигателей. Корвус поднял электробинокль. На виду двигались три «Носорога». На них были установлены ряды прямоугольных конструкций. Металлические рога, отлитые в виде вопящих демонов. Динамики, понял Корвус.

«Погребальные вещатели».

Если «Носороги» начнут транслировать песню, форт Горек падет без единого выстрела.

Корвус ударил кулаком по тревожной кнопке. Над базой взвыли сирены.

— Не выключайте их, пока я не прикажу, — сказал он офицерам.

Все же недостаточно громко, подумал он и повернулся к главному воксу. Отшвырнув оператора в сторону, он щелкнул переключателями основной системы массового оповещения. Схватив микрофон, Корвус подбежал к висевшему над дверью командного центра динамику. Он вдавил в него микрофон. Резонанс вонзился в череп, ударил по ушам кувалдой, пытаясь стереть все мысли. Корвус задохнулся от боли и пошатнулся под тяжестью звука.

Люди вокруг него прикрывали уши и качались, словно пьяные. Корвус пересилил звуковой удар и встряхнул офицеров.

— Сейчас! — выкрикнул он. — Атакуем немедленно! Запускайте «Химеры» и выведите машины из строя!

Он бы продал душу за батарею орудий, чтобы уничтожить «Носороги» из-под прикрытия только что возведенного им шумового щита. Но сойдет и это. Он не думал, сколь малого добьется, уничтожив несколько динамиков. Он видел возможность сразиться с врагом.

Возможность прославиться.

Он возглавил следовавшие за «Химерами» отделения. Корвус видел на лицах людей боль от терзавшего их непрерывного резонанса и то, каких усилий им стоит сконцентрироваться на простейшей задаче приготовить оружие. Он надеялся, что они, как и сам он, понимают необходимость его действий, и видел героизм их борьбы за Императора. Гургес был глупцом, подумал Корвус. То, что он делал сейчас — вот что заслуживало песни.

4

Диминуэндо — музыкальный термин, обозначающий постепенное уменьшение силы звука.