Страница 25 из 64
– Прости, приятель, – я почесала Оскара за ушами, – Сьюзи пока не вернется, но мы о тебе позаботимся. Пойдем найдем тебе что-нибудь пожевать.
Я попыталась уговорить собаку зайти в дом – без шансов. Попыталась его затащить – он тут же выскочил обратно. Вытащила ему собачьи миски – он перекатился на спину и спрятал нос.
– Не голоден? – уточнила я и поднесла несколько кусочков корма к его морде. Оскар отвернулся.
Глупый цилиндр на ножках!
– Ладно, Оскар, мне надо идти, пока-пока, так что, если ты есть не собираешься...
Стоило мне сказать «пока-пока», как Оскар сорвался с места и помчался к Люсиль, а я поняла, что, торопясь выпустить воющего пса на свободу, не закрыла дверь своей машины.
– Нет, нет! Ох! Оскар, вылезай из грузовика немедленно!
Кто же знал, что таксы могут подпрыгнуть на высоту, в пять раз превышающую их рост? Оскар удобно устроился на сиденье рядом с водительским и гавкнул мне, словно желая сказать что-то вроде «Поздно! Уже занято!»
– Блин. – Я засмеялась и покачала головой. Сомневаюсь, что Герти сможет вернуться в дом Сьюзи после того, что увидела утром, так что, вероятно, кормить Оскара станет моей обязанностью, пока Сьюзи не выпишут... если ее выпишут. Так что, может, будет и проще действительно забрать Оскара с собой. Я закатила глаза и бросилась за сумкой с собачьим кормом и постелью. Когда я вернулась, Оскар нетерпеливо бил хвостом по сиденью.
– Никаких вечеринок. Курить нельзя. И пульт принадлежит мне. – Оскар гавкнул и свернулся в кресле, так что я решила считать это согласием.
– Я вообще-то кошатница, – проворчала я, заводя мотор.
Прогнозы Сьюзи были хорошими, но она все еще оставалась в реанимации. Серьезно пострадали ее трахея, челюсть; ребра оказались сломаны, имелись повреждения внутренних органов, и она потеряла два пальца на правой руке, стараясь загородиться от волка. Врачи не знали, сможет ли Сьюзи разговаривать. Мысль о том, что я могу никогда больше не услышать, как она гнусаво ругается, стала едва ли не самой грустной во всей этой тяжелой истории. Полиция приходила к Сьюзи, но все, что она сумела нацарапать на листочке, забываясь то от боли ранений, то от действия обезболивающих, «большой волк укусил меня». Еще несколько дней после нападения на Сьюзи Алан обследовал пространство вокруг ее дома в поисках зверя, но след терялся в лесу через пару миль.
– След исчезает, словно волк выпустил крылья и улетел, – объяснил мне Алан за ланчем.
– Слушай, но ведь на самом деле они так не могут, да?
– Ну, я таких случаев не знаю, – отозвался он и покачал головой. Кажется, сама мысль о подобном слегка развеяла его мрачное настроение. – Я звонил эксперту по поведению волков в университете Аризоны. Он сказал, что нет ничего необычного в том, что волк атакует одинокую, беззащитную женщину, оказавшуюся на улице ночью. Но также добавил, что такому нападению обычно предшествуют определенные знаки, показывающие, что волки кружат в окрестностях города: убийство скота, пропажа домашних животных.
– Я ничего подобного не слышала.
Алан пожал плечами.
– Он сказал, что пошлет мне подборку статей, которые могли бы помочь попытаться предсказать модель поведения волка, если, конечно, он не болен и не ранен, потому что тогда шансов просчитать его поведение просто нет. Я хочу найти зверя прежде, чем на его поиски отправятся другие люди – такие вещи приводят к панике и массовому помешательству.
– Что ты имеешь в виду? – удивилась я.
– Ты видела «Челюсти»? Как сумасшедшие рыбаки охотятся на двадцатифутовую акулу на маленькой лодке с сигнальным пистолетом? Вот точно такая же ситуация – люди жаждут защитить свою собственность, но в процессе, скорее, навредят себе или друг другу, чем поймают монстра.
Я вздрогнула, представив себе, как соседи собираются толпой, зажигают факелы и идут охотиться на Купера.
– Эй, – Алан рассмотрел загнанное выражение на моем лице и сжал мою руку. – Все нормально, не переживай. Я поймаю его прежде, чем пострадает кто-то еще.
Я нервно улыбнулась.
– Знаю. Я могу как-то помочь?
Он покачал головой.
– Просто не выходи на улицу ночью, даже мусор не выноси в темноте. И всегда носи с собой медвежий перцовый баллончик, который я тебе дал.
– Это не очень-то тебе поможет.
– Знать, что ты в безопасности, – это уже большая помощь, – объяснил Алан. – Я слышал, ты взяла к себе Оскара?
Я кивнула.
– Герти спросила, не против ли я оставить его, пока ситуация не изменится. Я согласилась – он лучший сосед по комнате из всех, что у меня когда-либо были: не ест мою тщательно рассортированную и помеченную ярлыками еду, не имеет задолженностей по счетам за телефон, с ним не нужно бороться за пульт телевизора или за доступ к компьютеру. Если не брать в расчет аренду, все отлично.
Алан расплылся в улыбке.
– Думаю, тебе было одиноко, а собака стала решением проблемы.
– Может, ты и прав.
Мне нравилось по вечерам возвращаться к Оскару. Я открывала дверь, а он сидел на крыльце, ждал меня, стучал хвостом по полу.
Ему нравилось смотреть, как я готовлю. Он благовоспитанно сидел в дверном проеме, но, стоило что-то уронить, и пес (помощник!) лопал это, прежде чем я даже успевала нагнуться. По ночам он спал у меня на ногах, грел их, когда я читала. У нас вошло в привычку немного гулять возле дома перед закатом – Оскар от этого уставал, а я хоть немного отвлекалась от постоянных мыслей про Купера.
Мой не-очень-дружелюбный-сосед-вервольф в последнее время часто бывал в «Леднике», мне казалось, он проверял, умею ли я держать слово или разболтаю всем о его небольшой меховой проблеме. Мы переговаривались друг с другом коротко и, может, кто-то назвал бы это мирно... в фильме Роберта Олтмена. Каждое слово несло скрытый смысл, каждая реплика заставляла задуматься, что же вообще заставляет Купера приходить сюда – день за днем, – если я ясно дала понять, что не собираюсь раскрывать его секреты. Какая-то часть меня просто радовалась, что из наших отношений пропала открытая враждебность по отношению друг к другу, слишком много энергии требовалось, чтобы придумывать все те остроумные оскорбления.
Еще более удивительными оказались попытки Купера поддерживать разговор с кем-то помимо База и Эви, что опять же, возможно, имело некоторое отношение к желанию выяснить, о чем с ними болтаю я, а не к жажде узнать соседей поближе. Хотя поначалу постоянные посетители чувствовали некоторый дискомфорт, вскоре они выяснили, что, когда Купер не рычит и не огрызается на окружающих, он рассказывает отличные истории, а в «Леднике» всегда ценили хороших рассказчиков.
Например, сегодня днем я случайно услышала, как Купер рассказывал Уолту, что взял группу торговых представителей фармацевтической компании из Алабамы охотиться на лосей и велел им извозиться в грязи и лосиной моче, чтобы скрыть человеческий запах. Сам он потягивал кофе и хохотал над одним из охотничков, интересовавшимся, пастеризована ли моча.
Я поставила перед ними заказ и, не успев себя остановить, выдала:
– Не понимаю, как кто-то, столь враждебно настроенный к посторонним, может зарабатывать на жизнь, вывозя их же на охоту.
В обычной ситуации Купер прекратил бы разговор или нахмурился, сейчас же он усмехнулся.
– Ну, это сложно назвать охотой. Я пытаюсь не дать туристам разрушить экосистему или пристрелить друг друга. Мы блуждаем с ними по лесу, пока не найдем кого-то достойного их времени, я создаю ситуацию, при которой они этого кого-то никак не могут убить. Потом я выдаю длинный монолог на тему «мы духовные братья с животным, хорошо, что промахнулись, будем ответственными, защитим зверей». У них есть, что рассказать дома, у меня деньги – и все довольны.
– А что происходит, если они умудряются действительно попасть? – уточнила я.
Купер пожал плечами.
– Пока такого не случалось. Слушай, ну я не совсем обманщик. Если они выходят со мной на охоту несколько раз и доказывают, что не совсем придурки, я беру их в места получше, предлагаю занять позицию поудачнее. Если они неплохие стрелки, у них и правда появляется шанс убить стоящее животное. До этого момента я считаю себя консерватором, защищающим местную дикую природу от идиотов с оружием.