Небо сингулярности

– Почему тогда войска не послали?! – загремел Политовский.

– Они говорят, что у них есть атомное оружие. Если мы дернемся… – Бек пожал плечами.

– Ага. – Губернатор скорбно покрутил моржовые усы. – Контр-адмирал Янечек! Доложите о положении на флоте.

Янечек встал. Высокий и беспокойный, он выглядел очень нервным по сравнению с обладающим железной выдержкой фон Беком.

– Две спасательные капсулы «Сахалина» вернулись. Обе найдены, уцелевшие допрошены. По их сведениям, «Сахалин» приблизился к одному из больших кораблей-нарушителей и потребовал немедленно уйти с низкой орбиты и приготовиться к таможенной инспекции. Нарушитель не реагировал, и «Сахалин» сделал предупредительный выстрел по его курсу. Далее восстановить картину событий затруднительно – среди уцелевших нет ни одного офицера с мостика, и рапорты их противоречивы, – но представляется, что произошло столкновение с какого-то вида инородным телом, которое поглотило эсминец.

– Поглотило?

– Так точно, ваше превосходительство! – Янечек нервно сглотнул слюну. – Запрещенные технологии.

Политовский побледнел.

– Борман?

– Я, ваше превосходительство! – тут же вытянулся адъютант.

– Данная ситуация явным образом выходит за рамки наших возможностей справиться своими силами. Сколько у Почты некаузального времени для телевизионной конференции со столицей?

– Э, гм, пятьдесят минут, ваше превосходительство. Следующий коносамент связанных квантовых битов должен прибыть на таранно-черпательном звездолете через… полтора года. Если будет позволено сказать, ваше превосходительство…

– Говорите.

– Мы не можем сохранить минуту полосы? Для чисто текстовых сообщений? Я понимаю, что дело срочное, но если истощить имеющийся канал, то до прилета того таранно-черпательного звездолета мы будем отрезаны от столицы. И, со всем уважением к контр-адмиралу Янечеку, я не уверен, что хоть одно судно флота сумеет проскользнуть мимо нашего врага.

– Сохраните. Но не больше минуты. А все прочее время – на телевизионную конференцию с Его Величеством, как только представится возможность. Организуйте и известите меня. Да, и вот еще что, пока вы будете этим заниматься. – Он наклонился и поставил неразборчивую подпись на листе бумаги. – Этим я объявляю чрезвычайное положение, и властью, данной мне Богом и Его Императорским Величеством, объявляю состояние войны с… А с каким это чертом мы там воюем?

Фон Бек прокашлялся.

– Кажется, противник называет себя Фестивалем, ваше превосходительство. К сожалению, никакой информации об этом Фестивале у нас нет, а запросы к архивам Куратора не дали результата.

– Отлично… – начал Политовский, но тут Борман подсунул ему записку, и губернатор встал. – Господа! Прошу встать перед лицом Его Императорского Величества!

Все как один поднялись и повернулись к экрану на дальней стене зала.

СОБИРАЕТСЯ ШТОРМ

– Могу я узнать, в чем меня обвиняют? – спросил Мартин.

Солнце косыми лучами пробивалось через стеклянную крышу, и Мартин смотрел, как плавают в лучах серебряные пылинки за круглой лысиной Гражданина. В тишине слышалось только царапанье пера по плотной официальной бумаге да мерное поскрипывание шестерен – это помощник заводил часовой механизм аналитической машины на письменном столе. Пахло смазкой и застарелым страхом.

– Меня вообще в чем-то обвиняют? – настаивал Мартин.

Гражданин будто не слышал, склонившись над своими бумагами. Молодой помощник, закончив свою обычную работу, начал выгружать из машины бумажную ленту.

Мартин встал.

– Если меня ни в чем не обвиняют, есть ли какая-нибудь причина, чтобы мне здесь быть?

На этот раз Гражданин поднял на него суровый взгляд.

– Сидеть! – рявкнул он.

Мартин сел.

За стеклянной крышей стоял ясный холодный апрельский день; часы на соборе Святого Михаила только что отбили четырнадцать часов, и площадь Пяти Углов, знаменитый симулякр герцогини, оживилась своей вечной пантомимой.

Мартина одолевала скука. Ему оказалось трудно приспособиться к ходу событий в Новой Республике, и еще сильнее бесили столкновения с ее вечной бюрократией. Он четыре месяца торчал здесь, четыре мерзких месяца потратил на дело, которое можно было бы сделать за десять дней! Он уже начинал сомневаться, увидит он Землю снова или так и умрет здесь от старости.

На самом деле он уже так устал ждать, пока материализуется разрешение на работу, что сегодняшний утренний вызов в контору за фасадом с Василиском был облегчением, каким-то изменением однообразия. Он не испытал приступа безумной паники, который такая встреча вызвала бы у любого поданного Новой Республики: в конце концов, что может сделать ему ведомство Куратора – ему, инопланетнику, инженеру на контракте, на серьезном контракте с самим Адмиралтейством? Даже не вызов, а приглашение, не ночной арест, а конверт, принесенный на подносе курьером в мундире. Это само по себе подразумевало некоторую сдержанность и, следовательно, соответствующий подход, и Мартин решил как можно дольше разыгрывать карту доброжелательно-заинтересованного иностранца.

Прошла еще минута. Гражданин отложил перо и посмотрел на Мартина.

– Прошу вас назвать ваше имя.

Мартин скрестил руки на груди:

– Если вы его до сих пор не знаете, то зачем я здесь?

– Прошу вас назвать свое имя для протокола, – повторил Гражданин с самообладанием машины, совершенно не повышая голоса. Говорил он на местном торговом наречии – производном от почти универсальной английской речи, но с каким-то тяжелым акцентом, вроде немецкого.

– Мартин Спрингфилд.

Гражданин сделал пометку.

– Теперь прошу вас назвать свое гражданство.

– Мое – что?

Затруднение Мартина было настолько очевидным, что Гражданин приподнял седеющую бровь.

– Прошу вас назвать свое гражданство. Какому правительству вы лояльны?

– Правительству? – Мартин закатил глаза. – Я прибыл с Земли. В вопросах законодательства и страховки я обращаюсь к Пинкертонам, имея резервный полис о серьезных нарушениях моих прав от «Нью-Модел Эр Форс». В силу места своей работы я подпадаю под хартию как личная корпорация с двусторонними контрактными обязательствами перед разными учреждениями, в том числе вашим Адмиралтейством. Из ностальгических соображений я являюсь зарегистрированным гражданином Народной Республики Западного Йоркшира, хотя не был там уже двадцать лет. Но я не мог бы сказать, что отвечаю перед кем-либо из вышеназванных, за исключением моих партнеров по контракту; и точно так же эти организации не являются ответственными за меня.

– Но вы же с Земли? – переспросил Гражданин, устремляя перо на бумагу.

– Да.

– Ага. То есть вы – подданный Объединенных Наций. – Он сделал на бумаге отметку. – Почему вы этого не признали?

– Потому что это неверно, – ответил Мартин, слегка давая волю раздражению. (Но только слегка: он имел представление о власти Гражданина, и никак не хотел его провоцировать на ее применение.)

– Земля. Наивысшим политическим органом планеты является Организация Объединенных Наций. Таким образом, вы являетесь ее подданным. Это так?

– Совсем не так. – Мартин наклонился вперед. – По самым скромным подсчетам, на Земле есть более пятнадцати тысяч правительственных организаций. Из них только девятьсот имеют свое представительство в Женеве, и всего семьдесят – постоянное место в Совете Безопасности. ООН не обладает никакой властью по отношению к каким бы то ни было неправительственным организациям либо отдельным гражданам, это всего лишь арбитражный орган. Я – суверенный гражданин, не являющийся собственностью какого-либо правительства.

– Ага, – сказал Гражданин. Он очень осторожно положил перо на стол и посмотрел на Мартина в упор. – Я вижу, вы не понимаете. Так вот, я окажу вам огромную услугу и сделаю вид, что не слышал ваших последних слов. Василий!

– Да? – поднял глаза помощник.